После минутной паузы, за которую Каталина как будто разучилась дышать, каждую секунду страшась, что ее случайное пристанище раскроют, Дикий Магнус заговорил, тщательно подбирая слова, но так тихо, что его едва было слышно.

— Кармен, незачем тебе этот ребенок. Он только сильнее разбередит твою душу, а месть не принесет тебе счастья. Забудь о нем, вроде его и не было вовсе.

— Ну, уж нет, — Кармен де Лангара уперла руки в боки, снова повышая тон. — А тебе он на что? Неужели собираешься оставить при себе и растить как сына или дочь, с малых лет обучая искусству воровства? — ехидно вопрошала она.

— Не твое дело, — зло отрезал разбойник, взглянув на нее исподлобья, — может, и буду, а, может быть, и нет. Я еще не решил, но в любом случае у меня нет намеренья уничтожить его, как хочешь сделать это ты!

Каталине потребовалась огромная сила воля, чтобы не закричать в тот самый момент, когда эти двое хладнокровно обсуждали судьбы тех, к кому не имели никакого отношения. От всего услышанного у нее закружилась голова, и она чуть было не потеряла сознание, но представив, что могло тогда случиться, стойко решила стерпеть всю желчь, льющуюся изо рта бессердечной интриганки.

Теперь все стало ясно, как день. Именно Кармен де Лангара оказалась замешана в ее похищения. Любовница, метившая занять ее место! Как обыденно, и все же, как цинично и жестоко. Каталина прикрыла глаза, по побледневшим щекам потекли молчаливые слезы. Но что же Себастиан? Знал ли он о мстительной натуре своей любовницы? Любил ли он Кармен? Но, если любил, тогда почему не женился на ней, когда та овдовела, тем более что знал про Тео? Да и мальчик родился далеко не мавром. Тогда в чем же дело? Или Кармен лжет, чтобы усмирить гнев Дикого Магнуса? Эта злая, опасная женщина наняла разбойника, разорившегося идальго, для своих грязных дел, а сейчас волнуется, что он перехватит у нее инициативу? С другой стороны она предоставила шайке отъявленных головорезов надежный кров и вправе требовать с них полного подчинения.

Между тем ядовитый язычок дочери барона Рохо продолжал петь лестные дифирамбы разбойнику, услаждая его слух сладкими речами:

— Зачем тебе младенец? Что ты с ним будешь делать? О нем ведь нужно заботиться, прежде чем он научиться говорить и держать в руках оружие или хотя бы рогатку. У тебя и без того уйма хлопот. А как же твое предприятие в Новый Свет? Или ты забыл, что только я смогу тебе в этом помочь? Себастиан слушает меня и готов дать взаймы золота, чистого золота! Только представь, Мигель, ты построишь корабль, как когда-то мечтал! Ты купишь себе новое имя и займешь положение в обществе. Все быстро забудут о твоих темных делишках, ты станешь уважаемым человеком! Для тебя откроются новые горизонты. Подумай, ты найдешь себе хорошенькую девицу из приличной семьи…

— Довольно, — негодующе воскликнул Дикий Магнус, — я не глупец! Меня давно не прельщают твои щедрые посулы! Еще два года назад ты говорила о корабле и торговле с Новым Светом. Но время идет и ничего не меняется. Твой маркиз не дал ни сентимо. Я сам решу вопрос с кораблем.

— Что?! Ты пойдешь к Себастиану и выдашь нас? — Кармен пытливо взглянула на разбойника. — Он в порошок тебя сотрет, если узнает, что ты держишь в плену его женушку. С тех самых пор, как он вернулся из Парижа три недели тому назад и не обнаружил в Кастель Кабрерас свою маркизу, он сам не свой от тревоги. Он рвет и мечет, пытаясь отыскать ее след. Сейчас в замке все вверх дном. Он ищет тех, кто мог помочь ей бежать, а еще он стал очень подозрительным. Я едва смогла улизнуть…

— Не глупи, Кармен. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что меня ждет, узнай мориск обо всем. Я бы сам перевернул небо и землю в поисках нее, будь она моей…

Но Кармен зашипела, словно змея, не дав ему закончить:

— Так вот оказывается в чем дело! Вот откуда досадные задержки с отправлением этой дрянной девки в Алжир! Ты же знаешь, беременные женщины с белым цветом кожи стоят дороже обычных рабынь, но ты не торопишься расставаться с ней, с каждым днем увеличивая шансы попасть из-за нее в петлю. Да ты по уши влюблен в эту драную кошку, если готов рисковать своей шкурой ради нее!

— Попридержи свой язвительный язычок, — тихо, но грозно прошептал разбойник. — Я свою часть сделки выполню, как обещал. Ты больше никогда не увидишь маркизу Сент-Ферре, не услышишь о ней ни слова. Но ты должна уяснить. Мы более не вернемся к вопросу о ее ребенке, его ты не получишь, так и знай. Забудь о своей одержимости Каталиной. Она ни в чем перед тобой не виновата!

По-видимому, Кармен де Лангара осталась недовольна итогами встречи с Диким Магнусом, потому что в сердцах воскликнула:

— И что вы только в ней находите? А? Она же бледнее снега и холоднее льда.

— Вот тут ты сильно ошибаешься, дорогуша. Я бы сравнил ее кожу с густыми сливками, а насчет холодности сказал бы, что она горяча, как пламя, и чувственна, как южная ночь.

— О-о, да ты стал поэтом, братец. Смотри, не обожгись об искры от костра!

Дикий Магнус брат Кармен де Лангара?! Но как? Почему в Кабрера никто не упоминал о том, что у этой женщины, любовницы ее мужа, которую Себастиан долгие годы держал подле себя в своем родовом замке, и которая родила ему сына, был еще и брат? И почему единственный сын барона не унаследовал замок Рохо и титул своего отца? Это было странно и вызывало множественные толки. Возможно, у брата и сестры была одна мать, но разные отцы, либо Кармен и Мигель являлись кузенами либо же, и что отнюдь не исключалось, отпрыск барона Рохо нес на себе клеймо незаконнорожденности…

Весна в окрестности Вильярробледо пришла внезапно, хотя местные жители дожидались ее наступления довольно давно. Вроде бы еще вчера на склонах холмов и в оврагах лежал рыхлый снег, плотно окутавший облачным покрывалом ближайшую округу, но спустя всего пару дней солнечные лучи растопили толстые снежные шапки и последние кусочки льда, открывая неровные проталины и первые зеленые ростки. К середине марта долина зацвела сочными весенними красками. Природа, пробужденная от необычайно долгой спячки, стремительно наверстывала упущенное время.

И Каталина менялась вместе с окружающей природой, расцветая подобно цветам под лучами ласкового солнца, светясь изнутри необыкновенным волшебным светом и неся в себе, казалось всю энергию жизни. Ее талия заметно располнела, груди налились, ноги к вечеру отекали, спина нещадно ныла, но от прекрасного лица веяло нежностью и умиротворением. Тело постепенно готовилось к радостям материнства и неуклонно приближалось то время, когда нежные руки обнимут кроху, прижмут к своему сердцу, а маленький ротик сомкнется у материнского соска.

И молодая женщина будто забыла все свои страхи и тревоги, всецело поглощенная иными заботами, доставляющими ей необычайную радость. Она чувствовала, как легонько шевелится внутри нее ребенок, как тихонько толкается, неустанно напоминая о себе. Тягостные мысли уступили место спокойствию и удивительной безмятежности. Она больше не хотела думать о грядущем, отныне ее заботило только настоящее. Однако время от времени ее мысли уносились вдаль, и иногда она позволяла себе помечтать. В своих туманных грезах она видела, как поверх узкой ладони, которую она часто держала на округлившемся животе, ее бережно накрывает крепкая мужская рука, переплетая свои смуглые пальцы с ее пальцами. Она чувствует его теплое дыхание на своей щеке и ловит взгляд, полный любви и нежности… Обычно после таких волнительных моментов ребенок начинал сильнее шевелиться в чреве, ощущая материнскую взволнованность, и Каталина, роняя беззвучные слезы, мягко успокаивала дитя.

Все обитатели замка подмечали перемены, происходившие с их золотовласой пленницей. Даже самые отъявленные негодяи, имевшие за душой не один смертный грех, на краткий миг, позабыв о своей подлой сущности, стремились разнообразить ее затянувшееся пребывание в плену. Дабы немного развлечь маркизу и скрасить ее серые дни, устраивались гоночные состязания между собаками. Кровавые же собачьи бои были строго запрещены ровно, как и жестокие расправы над случайными путешественниками. Все до одного лихие головорезы согласились со своим предводителем, что подобные зрелища не могут положительно влиять на женщину, вынашивающую под сердцем ребенка. А чуть погодя появились и совсем тихие шепотки, что неплохо, мол, вернуть «прекрасную и такую печальную маркизу» ее мужу, но, конечно, за хороший выкуп.