В моих объятьях ты в безопасности

– Ты сможешь заснуть, как сегодня утром? – спрашивает Мики застенчиво, когда я начинаю расправлять покрывала.

Должен ли я солгать?

– Я… я могу опять держать тебя, пока ты не заснешь… – говорю, надеясь, что понял его вопрос правильно.

– Но ты привык спать один, – договаривает за меня Мики.

Я бросаю на него благодарный взгляд. Я никогда не проводил с кем-то всю ночь, кроме того раза, когда мы с ним спали в полубессознательном, обмороженном состоянии в чьей-то прачечной, поэтому, если честно, не знаю, смогу ли я или нет заснуть рядом с ним. Скорее всего, я от волнения прободрствую до утра, лежа с эрекцией и фантазируя о вещах, которые, чего я боюсь до сих пор, могут вызвать у него отвращение.

Мики садится на край моего гнезда и расшнуровывает ботинки. Когда он вместе с футболкой стягивает через голову свитер, я всего и могу, что беспомощно глазеть на его худую бледную грудь, на темные соски, на веснушки. Он весь покрыт «гусиной кожей». Пока я гадаю, не собирается ли он обратно одеться, он падает на спину и накидывает на себя покрывала.

– Мне никогда не нравилось спать вместе с Джеком. Из-за него мне становилось тревожно. А с тобой я ощущаю такое спокойствие, что, кажется, могу проспать целую вечность. – Он усмехается.

Я не уверен, как относиться к сравнению с Джеком. И я не хочу думать о том, что Мики с ним спал. А еще это совсем не мое дело, напоминаю себе.

Мне хочется принять душ, но, поскольку очевидно, что в присутствии Мики это сделать нельзя, просто снимаю кроссовки и нерешительно ложусь рядом с ним.

Мики приподнимает покрывало и, улыбаясь, перекатывается на бок, потом берет мою здоровую руку и опускает себе под грудь. Я расправляю ладонь и пытаюсь удержать дыхание ровным.

Забавно, но пока я чувствую, как его быстрое, как у зайца, сердцебиение замедляется, мое собственное сердце продолжает стучать как трещотка, и чем больше я размышляю об этом, осознавая, что и Мики наверняка его чувствует, тем сильней оно разгоняется.

– Расслабься, – шепчет он. – Правда ведь, так очень приятно?

– Угу, – бормочу я.

Но я не могу расслабиться. Как мне расслабиться? Это попросту невозможно. Если то, что со мной происходит, и значит влюбляться, то это невероятно прекрасно, и когда тот, в кого ты влюбляешься, такой милый и добрый, у тебя болит сердце в самом лучшем смысле этого слова, но ты, зная, что он на твои чувства никогда не ответит, пытаешься скрыть, насколько они интенсивны. Я не хочу, чтобы Мики пришлось вежливо меня отшивать, и не хочу, чтобы он думал, что обижает меня, потому что тогда ему будет плохо.

Но чем бы оно ни было и кем бы ни были мы, это больше, чем я когда-либо надеялся обрести с другим человеком. И совсем не похоже на то, что было у меня с Дашиэлем.

Я зарываюсь лицом в Микины шелковистые волосы и подавляю дрожь, когда он начинает поглаживать под рукавом мою руку. Наконец он заговаривает – очень медленно, и мне становится ясно, что он тщательно подбирает слова.

– Ты не думаешь, что Дашиэль мог знать Кукольника немного лучше, чем говорил тебе? По статистике в половине случаев убийство совершают знакомые жертвы.

– Откуда ты знаешь?

– Я когда-то был знаком с одним адвокатом, – отвечает он тихо, ерзая в колыбели моих объятий. – Обними меня крепче.

И я обнимаю. Если ты попросишь, я буду обнимать тебя вечно, думаю я.

– Дашиэль не знался с акулами. Он просто предупреждал меня насчет них, – говорю я.

Мы все акулы, Данни – эхом витают у меня в голове слова Кукольника.

– Значит, ты думаешь, он не знал, что ему угрожает опасность?

Дашиэль считал, что на улицах опасности в той или иной степени подвергаются все. И он был прав.

Но Дашиэль был счастлив, когда я в последний раз его видел. Он снял новую комнату в хорошем доме. Он попросил меня помочь ему выбрать цвет краски для стен. Он не предполагал, что несколькими часами позже умрет. Он говорил об акулах с самого первого дня, как мы познакомились, – и так, словно наблюдение за ними было каким-то извращенным способом убивать время.

– Он просто любил поговорить. – Я делаю долгий вдох, зная, что в боли внутри виновато не только плечо.

– Наверное, тебя тянет к людям, которые любят поговорить, – шепчет Мики.

Да. Или меня просто тянет к тебе.

– Мне кажется, Дашиэль рассказывал тебе про акул, потому что беспокоился за тебя, – тихо произносит Мики, а после зевает. Я сжимаю его еще чуть покрепче. – Мне кажется, он рассказывал обо всем этом, потому что любил тебя.

Я позволяю слезам капать на покрывало у себя под щекой. Но не даю плечам сотрясаться.

Через несколько минут Мики уносит сон, а я провожу следующую пару часов, обнимая его и думая о том, как на земле все выходит так, как выходит.

Глава 37

Друзья

Еще не открывая глаз, я понимаю, что моя нора залита сиянием солнца. Уже, наверное, середина утра – я никогда не просыпаюсь так поздно, если только не уходил на всю ночь. Щурясь, я пытаюсь закрыться ладонью, но неожиданно обнаруживаю в руках теплую тяжесть, которую мне не хочется отпускать – теплую тяжесть с размеренным сердцебиением.

Я открываю глаза.

Мики наблюдает за мной. Лежа ко мне лицом. И от улыбки, которую он дарит мне, его глаза начинают сиять, как безоблачное синее небо. На мгновение весь мой мир целиком превращается в сплошную прекрасную, ясную синеву. Потом всего становится слишком много, слишком пронзительно, и я немного отодвигаюсь.

Обе мои руки обнимают его – плечо болит, но совсем чуть-чуть. Я пытаюсь вспомнить, как так получилось – почему я лежу у себя в гнезде, а не сплю на полу, но не могу вспомнить даже того, как заснул.

Страшно сказать, но такого хорошего ночного сна у меня не было очень, очень давно.

– Можно мне принять душ? – спрашивает Мики, ни на миг не прерывая зрительного контакта.

– Вода холодная. – Дыши. Не забывай дышать. – Обычно я кипячу ее в чайнике, а потом смешиваю в кастрюле с холодной и обливаюсь. Сможешь так сделать? – Я говорю слишком быстро.

– Спасибо. – Он улыбается. Я смотрю на его резцы и представляю их, его рот, его губы на своей коже.

Черт. Я глотаю один судорожный вдох за другим. По-настоящему возбужденный, я остро осознаю, что он рядом. Его запах, его тепло – единственное, о чем я могу сейчас думать. Мне правда необходимо встать. Эта эрекция держится у меня, наверное, со вчерашнего вечера, и между нашими телами совсем нет пространства.

Мое сердце несется галопом. Мне надо подумать о чем-то другом – сделать что-то другое.

Я привстаю, пробую повращать плечом. Оно затекло. Боль еще есть, но не такая сильная, как вчера.

– Общая ванная там, где я живу, отвратительна. – Мики тоже садится. Смотрит то на мое плечо, то на лицо, словно пытаясь понять, насколько мне больно. – После нее чувствуешь себя грязнее, чем до.

Я встаю и уношу чайник к раковине.

Ко времени, когда вода закипает, я уже налил в большую кастрюлю холодной воды и нашел для Мики чистое полотенце и мыло.

Я показываю ему свои банки с цветочными лепестками, и он открывает и нюхает все до единой со счастливым и каким-то мечтательным выражением на лице, но добавлять их в воду отказывается.

– С ними лучше принимать горячую ванну, – произносит он. – С паром, чтобы было как в травяной сауне.

Я киваю. Ванны мне нравятся. Правда, в сауне я никогда не бывал. Даже плохо представляю себе, что это такое.

– Пойду посмотрю, не надо ли что-нибудь Майло, – говорю я, отходя к двери. Что переводится как «я погуляю снаружи, пока ты не закончишь».

– Все нормально. Тебе необязательно уходить. – Мики наклоняется и одним плавным движением стягивает свои джинсы до щиколоток, отчего шелковистые волосы резко падают ему на лицо. Все его ребра и позвонки отчетливо проступают под кожей. И пусть я осознаю, что он слишком худой, у меня замирает сердце от того, как он прекрасен.