Если б он знал, сколько раз я мечтал стать как все, то вряд ли стал бы говорить подобные вещи или намекать, будто в том, чтобы быть мной, есть что-то хорошее.

– Я правда волновался, когда ты мне позвонил, – говорит он.

Я встречаюсь с ним взглядом, потом отворачиваюсь. Возникает ощущение, что его глаза спрашивают меня, хочется ли мне поговорить об этом. Хочется. Как ни странно. Я хочу рассказать ему все. Абсолютно. И полностью. Все. Но… я не представляю, откуда начать, так что молчу.

– Знаю, я много болтаю, но довольно неплохо умею и слушать. – Он опускает голову. Жест такой робкий, что мое сердце делает кувырок.

– Я не знаю, как рассказать тебе, – признаюсь я в конце концов.

Мне не верится, что передо мной действительно стоит этот прекрасный мальчик – стоит и смотрит на меня так, словно больше всего на свете хочет узнать, что творится у меня в голове. И все же я знаю, что он настоящий. То, как сильно и тяжело бьется в его присутствии мое сердце, доказывает, что все это реальность.

– Ты можешь мне доверять, – шепчет он, вновь опуская голову. – После вчерашней ночи мне надо, чтобы ты это знал. То, что ты сделал ради…

– Я хочу доверять тебе, – прерываю я Мики, пока он не успел поблагодарить меня или смутить чем-то еще. Большим пальцем веду по зазору между плитками на стене. – Только… – я встречаюсь с ним взглядом, – не надо быть… благодарным, просто… – я делаю вдох, – будь моим другом и все? – Я неловко пожимаю плечами. – Я не хочу, чтоб ты думал, будто обязан чем-то мне отплатить или…

Черт, я объясняюсь просто кошмарно, а Мики наблюдает за мной с самым терпеливым выражением на лице, какое я только видел.

– Это называется «то, что ты делаешь, когда тебе кто-то небезразличен». – Я не поднимаю глаза.

– Ты мне тоже небезразличен.

Я захлопываю ладонью свой рот, чтобы остановить рвущийся изнутри смех. Я сам не понимаю, почему я смеюсь. Может, от шока из-за того, с какой легкостью он произносит подобные вещи. Подспудно я боюсь, что он говорит их всем, не только мне одному, но прямо сейчас яркому теплу у меня в груди все равно.

Когда я поднимаю лицо, в глазах Мики сверкает веселое изумление – точно солнечные зайчики на воде.

– Ты не представляешь, как я рад, что сломал тогда свой телефон, – шепчет он, еще улыбаясь.

Все мои хорошие чувства разом пикируют вниз и уступают место ужасным. Ведь Мики свой телефон не ломал. Это был я.

Я обязан открыться ему. Признаться во лжи.

– Это я сломал его, – говорю я тихо. Прижимаю пальцы к полу так сильно, что в меня вгрызается боль из травмированной руки.

– Что? – Его брови сходятся вместе, придавая ему очаровательно озадаченный вид.

– Я починил экран, но потом сломал его. Не нарочно, – прибавляю, что, вероятно, немного бессмысленно. Но мне вроде как хочется верить, что Мики бы не пришел, если б считал меня человеком, способным сделать что-то такое специально. – Я хотел себе твою фотографию, – бормочу.

Я вспоминаю свой список его возможных реакций. Мягкого пожатия плечами среди них точно не было.

– Ну и что, – произносит он. – Ты же нечаянно, да?

– Я солгал тебе.

Это самое худшее. Я наговорил столько вранья.

– Потому что решил, что я разозлюсь?

– Я боялся, что ты станешь считать меня ненормальным.

Мики качает головой.

– Никогда. Ты отдал мне свой телефон. И как я уже говорил, я рад, что старый сломался. Иначе нас бы тут не было. Я бы не сидел здесь и не чувствовал то, что чувствую рядом с тобой. Мы не нашли бы друг друга.

Странно, но именно так я и чувствую себя рядом с ним: словно меня наконец-то нашли. Правда, Мики заслуживает большего.

Наклонившись, я тянусь через Мики к гнезду и достаю свой блокнот. Потом осторожно разворачиваю защищающий его целлофан.

Я держу его, смотрю на покореженную, разорванную обложку, на неумело нарисованных акул. Наверное, он чем-то похож на меня – тоже многое перенес. Я ловлю себя на том, что опять улыбаюсь – улыбка подкрадывается сама по себе. Мики наверняка уже думает, что у меня в голове не хватает винтиков, и, возможно, он прав. Я протягиваю блокнот ему и, когда он с каким-то благоговением принимает его, понимаю, что начинаю краснеть.

Его тонкие пальцы скользят по поблекшим рисункам на обложке.

– Я его помню. Охота на акул, да?

Я киваю.

– Локи и его супергеройские штуки?

Я отмечаю, что он не сказал «суперзлодейские», пусть тема с суперзлодеем и была просто шуткой. Но мы ведь сейчас не притворяемся? Боже, надеюсь, что нет.

– Вроде того. – Меня тянет сказать, что этот блокнот содержит все мои мысли и всю путаницу, побывавшую за прошедшие недели у меня в голове. Возможно, в этом нет никакого смысла, но возможно, это начало.

Почему-то я убежден, что сейчас рискую сильнее, чем когда бы то ни было. Намного сильнее, чем во время поисков акул и слежки за Кукольником. Сильнее, чем во время признания, что я обманул его. Мики – первый после Дашиэля человек, которого я впускаю к себе в голову. Возможно, даже ближе, чем я подпускал к себе Дашиэля. Но после того, что случилось вчера ночью в снегу, все стало иначе. Все изменилось. Между нами была стена, а теперь ее нет. Я надеюсь, что нет.

Я встаю и отхожу к окну. У меня дрожат руки. Я не могу смотреть, как Мики читает. Иначе моему и без того практически взорвавшемуся сердцу будет нанесен совсем серьезный ущерб. Я потрясен до глубины души тем, с какой готовностью он до сих пор принимал все, что я ему доверял.

Сквозь беззвездную тьму густо валится снег. Я смотрю за окно и вспоминаю о лисах, которых видел на днях. Где-то они теперь…

– Это обо мне? – слышу я, как Мики шепчет чуть позже.

– Да, – отвечаю, не оборачиваясь. Горячие облачка моего дыхания оседают на сетке армированного стекла на окне.

Невозможно не понять, что все эти бесконечные страницы – о нем.

Думаю, теперь он знает все.

Глава 34

Что бы я там ни думал, это было не «ничего»

Текут минуты. Больше похожие на часы. Мне слышно только, как с тихим шелестом переворачиваются страницы и время от времени – как Мики прихлебывает свой чай.

Не говоря ни слова, он поднимается на ноги и становится позади меня. Я задерживаю дыхание. Игнорируя дурное предчувствие, пытаюсь понять, насколько он близко. Я не представляю, что он теперь думает обо мне – прочитав все, что я написал.

– Спасибо тебе, – шепчет Мики.

Как только он произносит это, моя грудь окончательно запирается. Я ощущаю на шее тепло Микиного дыхания – значит, он стоит прямо у меня за спиной.

За что ты благодаришь меня? – хочется мне спросить у него. Но я молчу. Стою и слушаю доносящийся из-за двери хруст шагов и невнятные чертыхания – это Майло, пытается найти, которая из панелей ведет внутрь бассейна. Пьяный, он всегда забывает, какая их них открывается.

– Майло вернулся. – Я поворачиваю голову и обнаруживаю Мики шокируеще близко к себе.

Мики кивает.

– Кажется, он немножко набрался.

– Скорее множко, я бы сказал. – Я поворачиваюсь и прижимаюсь спиной к кафелю стенки, остро чувствуя, насколько он близко, насколько наши тела близки к тому, чтобы соприкоснуться. – Хочешь познакомиться с ним?

– Давай. – У Мики такое лицо, словно во рту у него есть слова, которые никак не могут выйти наружу. Мы оба делаем одновременно по глубокому вдоху. И улыбаемся, потому что это забавно. Наконец Мики заговаривает: – Я посмотрел все фотографии на твоем телефоне. И перечитал по сто раз все сообщения. – Я в замешательстве. Я ведь знаю об этом. Он говорил мне, когда мы были в Пагоде. – То, что ты чувствовал к своим друзьям – это прекрасно. Я просмотрел твой телефон еще до того, как спросил, не против ли ты… так что я тоже говорил тебе не всю правду.

Уставившись в пол, я думаю обо всех тех вещах, которые написал про него в блокноте, который он только что прочитал. Он должен знать, что я испытываю к нему.