– К новому другу, а? – Майло подталкивает меня локтем. Пробует подмигнуть, да только глаза у него разъезжаются.

Размашистым жестом он достает из кармана куртки маленькую бутылочку и, глотнув из нее, предлагает мне.

– Это что, жидкость для полоскания рта? – Я не удивлюсь, если это и впрямь она. Майло пьет все подряд.

Майло фыркает.

– Попробуй. Поможет отрастить волосы на груди.

Я закатываю глаза.

– У меня и так они есть.

– Тогда к чему вся эта грусть-тоска? Если есть волосы на груди, то у тебя, считай, целый мир в кармане.

Я не знаю, что привело его в такое благодушное настроение.

– Я не грущу.

Грущу. Не хочу признавать, почему, но грущу.

И никакого целого мира у меня в кармане определенно нет.

Глава 10

Кукольник

Кукольник появляется рано. В полночь. Я стою, перегнувшись за ограждение набережной, смотрю на «Лондонский глаз» (колесо обозрения на южном берегу Темзы – прим. пер.), на огни, отражающиеся в реке, и тут замечаю его, целенаправленно шагающего сквозь темноту.

Сегодня ночью улицы почти не блестят. Сегодня холодно, ветрено и пустынно. Одно хорошо – нет дождя.

Я следую за Кукольником мимо автобусной остановки, где впервые увидел Мики. Сегодня под козырьком никого нет. Глупо, но от мысли, что Мики где-то там, в темноте, меня начинает подташнивать. Хотя мне и так нехорошо. Я устал. Я слишком много думал о Дашиэле. Сегодня мне не хотелось выбираться из гнезда и идти на охоту. Я хотел остаться закутанным в кокон воспоминаний. Но пока я лежал в безопасности и тепле, то все думал и думал о рассекающих эти улицы хищниках. О Дитрихе и о всех тех, у кого нет возможности спрятаться и попытаться отгородиться от тьмы.

– Локи!

С упавшим сердцем я морщусь, но продолжаю идти. Смех эхом несется откуда-то сзади, из-под железнодорожных арок, смех и судорожный, похожий на волчий, вой.

– Локи-Локи-Локи-Локи-и!

Еще громче.

И Кукольник – пусть я и был осторожен, а сам он находится метрах в ста впереди – останавливается.

Черт.

Я вжимаюсь в тень какого-то винного магазина, мысленно заклиная Дитера заткнуть свой проклятый рот.

Сзади слышится цоканье каблуков. Я не оглядываюсь. Я знаю, это Дитер на своих шпильках. Его долговязая фигура отражается в витрине через дорогу. С ним кто-то еще. Но не Мики. В одиночку Дитер не ходит – с ним всегда кто-то есть. Пусть и не тот, кого бы ему хотелось.

– Локи, ты заблудился? Ах ты, бедный щеночек. Увязался за кем-то, да? – спрашивает он нараспев. Он подходит ко мне слишком близко. Говорит таким голосом, словно он пьян или обдолбан. Второй мальчик хихикает.

Кукольник снова движется, уходит все дальше и дальше, но я пока могу разглядеть вдали его высокую тень. Я отталкиваюсь от стены и тоже начинаю идти, думая о том, сколько еще Дитер будет мешать мне отслеживать этого типа.

– Скучаешь по своему мертвому другу, да, Локи? Ищешь, кем бы заменить его, да?

Новый взрыв дикого смеха.

Я заталкиваю руки в карманы и ускоряю шаг, желая убраться от них как можно дальше.

Слова Дитера не столько ранят, сколько вытягивают из меня всю энергию. Вызывают желание забиться куда-нибудь, свернуться в клубок и дышать. Просто дышать.

Я не понимаю, как он может называть Дашиэля «моим мертвым другом», словно не знал его. Словно Дашиэль ничего для него не значил. Порой, когда мысли у меня в голове приобретают ясность, мне начинает казаться, что я понимаю, почему Дитер испытывает ко мне такую сильную ненависть. Я стал для него напоминанием о том, как ему больно. Но обычно мои мысли расплывчаты. И быть напоминанием о боли – паршиво.

Перед парком, из страха упустить свою акулу, я срываюсь на бег. Я хочу узнать, где он живет. Отследить его до самого дома. Если я хочу привязать его к чему-то реальному, чтобы он больше не мог раствориться во тьме и исчезнуть, как исчезают все остальные акулы, мне надо стараться сильнее, лучше. Это важно.

И ничего важнее этого нет… или не должно быть важнее.

Из пяти акул, о которых рассказывал Дашиэль, я видел пока только две. И еще одну вычислил сам. Но на самом деле их больше. Гораздо больше.

Под старыми деревьями вблизи дороги, огибающей парк, но вне пятен света от фонарей, прячется стайка девчонок. Я знаю, что они там, просто потому, что знаю, куда смотреть. Сейчас холодно, а на тротуарах укрыться негде, вот они и становятся там, чтобы взять перерыв.

Я не пытаюсь найти среди них Донну – по правде говоря, прямо сейчас мне лучше не натыкаться на тех, кто меня знает, – но, пробегая мимо, краем глаза смотрю, там ли она.

К счастью ее там нет.

Кукольник то и дело оглядывается, будто проверяя, не идет ли кто следом. Это что-то новенькое. Может, сегодня на него нашла паранойя. А может, его насторожил своими воплями Дитер. Пока я его преследую, он ни разу не останавливался, чтобы заговорить с кем-нибудь, но с другой стороны, сегодня я никого из мальчиков на улице и не видел – кроме Дитера и его друга.

Я держусь тени, шагая по траве меж растущих по краям парка деревьев. Луна заливает парк серебристым светом, но я не позволяю ему коснуться меня.

Я следую за Кукольником всю дорогу до Эджвер-роуд. Почти целую милю. Пока он сворачивает с одной продуваемой ветром улочки, застроенной мьюзами (малоэтажные частные дома, стоящие вплотную друг к другу – прим. пер.), на другую, у меня в груди нарастает волнение – не совсем предвкушение, но и не страх. Я наконец-то ощущаю себя охотником.

Но стоит мне подумать об этом, и в голове, мешая нормально соображать, начинают всплывать десятки вопросов. Куда он идет? Домой? Если он убийца, то не туда ли заманивает своих жертв? Я притрагиваюсь к блокноту и, чувствуя, как его вес оттягивает карман, жалею, что нельзя записать свои мысли, чтобы придать им ясность. И тогда напоминаю себе, почему обязан сосредоточиться на том, ради чего я все это делаю. Почему я обязан быть сильным.

Мы доходим до переулка, который заканчивается тупиком. Теперь мне надо либо отстать, либо придумать, как сделаться невидимкой.

На несколько метров ускорив темп, Кукольник останавливается у небольшого, квадратного в плане здания, похожего на переделанный склад – настолько внезапно, что я, в попытке остаться необнаруженным, врезаюсь в горшок с невысоким деревцем около чьей-то двери. Схватившись за деревце, чтобы оно не упало, я смотрю, как Кукольник бесшумно поднимается по короткой металлической лестнице ко входной двери. Через пару секунд дверь проваливается внутрь.

И он исчезает.

А дверь с глухим бум закрывается.

Почти целую минуту я держусь за деревце и не двигаюсь с места. Не хочу все испортить. Не хочу давать Кукольнику шанс увидеть меня. Если у него паранойя, с него станется выглянуть в окошко и проверить, не шел ли кто следом. Я так и сделал бы, будь у меня что скрывать. А еще… еще мне нравится, как пахнет от деревца, нравится чувствовать кожей его толстые, гладкие листья. Если закрыть глаза, можно представить касающиеся меня прохладные руки.

Обнимающие меня. Словно во сне.

Я надеюсь, меня никто в этот момент не видит.

К тому времени, как я выхожу из-за деревца и маленькими шажками двигаюсь вдоль стены, чтобы получше разглядеть здание склада, прилив адреналина начинает ослабевать – мне теперь дико холодно, руки дрожат, а ноги подкашиваются, точно сделаны из желе.

Я бесшумно ползу через тень, пока не забиваюсь под лестницу. Поднимаю взгляд вверх. Между металлическими рейками видна россыпь звезд, но я смотрю не на них.

Свет в здании не горит, если только окна не замазаны черным, чтоб снаружи ничего не было видно. Что, как мне думается, маловероятно.

Я жду, но здание остается погруженным во тьму. Судя по ряду почтовых ящиков рядом с дверью, внутри оно разделено на несколько отдельных квартир.

Заметив на двери панель с кнопками вместо замка, я испытываю всплеск радостного волнения. Смогу ли я подобрать код? Возможно. Но если смогу, то что делать дальше? Проникнуть внутрь? Я понятия не имею, в какую из квартир он ушел. Вдруг он поймает меня? Стоит ли рисковать?