В июле решением Путина был снят со своей должности начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин, являвшийся фактическим лидером военной элиты. Выпускник гражданского вуза, он на первых порах считался в армейских кругах чужаком, но благодаря таланту скорее политика, чем военачальника сумел завоевать в этой среде реальное влияние. Вслед за отставкой Квашнина должна была последовать реорганизация в армейских спецслужбах. Главное разведуправление (ГРУ) Генерального штаба ожидали кадровые перестановки.

За годы, последовавшие после распада СССР, разведывательное сообщество превратилось из сложной, но четко работающей системы, по выражению Антона Сурикова, в плохо координируемую и дурно управляемую конфедерацию банд и фирм. У каждой из группировок были собственные коммерческие интересы, которые она тщательно оберегала. Наблюдавшийся при Путине рост влияния людей из ФСБ вызывал в армейских спецслужбах нарастающее беспокойство.

На угрозу реорганизации армейские спецслужбы ответили чем-то вроде забастовки (если только не прямым саботажем). Поскольку именно они в наибольшей степени могли контролировать ситуацию в Чечне, результаты не замедлили сказаться. В августе были взорваны в воздухе два пассажирских самолета, один из которых упал в подозрительной близости от резиденции Путина в местечке Бочаров Ручей. Но это было еще не самое худшее. 1 сентября, в первый день школьных занятий, боевиками была захвачена школа в североосетинском городе Беслан. Несколько сот детей и учителей оказались в заложниках.

В первый момент могло показаться, что события развиваются по тому же сценарию, что и в Буденновске. Власти должны были вступить в переговоры с захватчиками, а прибывшие на место оперативники ГРУ готовили почву для появления на месте событий Аслана Масхадова, который должен был вывести из школы заложников. Даже если бы Масхадов сделал это безо всяких предварительных условий (как он обещал через своего лондонского представителя Ахмеда Закаева), ситуация в Чечне изменилась бы кардинально, а сам Масхадов, обретя легальный статус, мог бы добиваться политического диалога с Москвой.

Однако российская элита была уже совершенно не такой как в середине 1990-х гг. Ни одно из высокопоставленных должностных лиц в захваченную школу не явилось. Прибыл лишь отстраненный Путиным от власти бывший лидер Ингушетии Руслан Аушев. Остальные, сославшись на необходимость оберегать собственные жизни, отказались появляться в захваченной школе и даже в городе Беслане.

Масхадов так и не появился в Беслане. Вокруг школы завязалась перестрелка, спровоцированная неизвестными снайперами, переросшая в стихийный штурм. Как выяснилось впоследствии, во время суда над единственным уцелевшим террористом по зданию школы стреляли из танков и огнеметов. Бой продолжался несколько часов. Итогом была гибель сотен заложников.

Военные категорически отрицали свою причастность к началу стрельбы. Зато на третьем канале государственного телевидения прошло радостное сообщение об очередном успехе спецслужб:

«Сначала оперативники в форме МЧС, пришедшие за телами погибших, приблизились к зданию школы на расстояние пистолетного выстрела. Они в последующей перестрелке возьмут всю тяжесть огня боевиков на себя. Затем направленным взрывом спецназовцы разнесли стену школы, и заложники побежали из здания. Снайперы быстро отстреляли боевиков, высыпавших из школы и пытавшихся сначала вернуть, а затем просто расстрелять маленьких беглецов. А уже следом спецназ ворвался в школу со всех четырех сторон. Пока неясно, была ли и пятая сторона — снизу, из канализационного коллектора. Разрезанные моментально на несколько групп, террористы попытались покинуть пристрелянное снайперами здание и уйти в разные стороны поодиночке. Кто-то остался отстреливаться на лестничных пролетах школы, но был уничтожен. Вся операция длилась 12 минут, в два раза больше, чем предусмотрено учебными пособиями по борьбе с терроризмом, но впервые освобождались не обычные заложники, а маленькие дети».[357]

Спустя несколько дней этот текст странным образом исчез с сайта телеканала, а сами представители ФСБ начали отмежевываться от обвинений в провокации. Но успокоить общественное мнение было уже трудно. По ходу дела выяснялись все более странные подробности. Оказалось, что почти все погибшие террористы, которых удалось опознать, на определенном этапе своей карьеры оказывались в руках российских спецслужб. Возникал закономерный вопрос: где и кем была сформирована террористическая группа, откуда она прибыла — из Чечни или из России?

«Страшная, сенсационная арифметика Беслана, — писал “Московский комсомолец”. — Как выясняется теперь, пятерых из восемнадцати опознанных террористов спецслужбы уже задерживали прежде. Всех их брали с поличным, но почему-то при таинственных и преступных обстоятельствах они неизменно обретали свободу»[358]. Газетчики, разумеется, приписывали такое странное стечение обстоятельств тотальной коррупции в спецслужбах. Однако никакая коррупция не могла объяснить того факта, что террористические акты постоянно совершали именно засвеченные и известные спецслужбам боевики. С точки зрения элементарной логики террористам удобнее было бы использовать новых людей, благо недостатка кадров в разрушенной войной Чечне и дестабилизированном федеральной политикой Северном Кавказе не было. Напротив, спецслужбам приходилось иметь дело с теми людьми, которых они знали, на которых у них имелось досье, и с которыми, в той или иной форме уже существовали договоренности.

Власть, естественно, использовала бесланскую трагедию в собственных интересах. Как писала одна из сибирских газет, «кровь и слезы бесланских матерей освятили руки президента и правительства в их благом деле по дальнейшему переустройству России в образцовую страну нефтедобычи с сильными спецслужбами и без лишнего груза социалки»[359]. Путин объявил новые инициативы по укреплению единства страны — отменялась выборность губернаторов. Хотя это не имело никакого отношения к войне на Северном Кавказе, расширение власти Кремля было представлено как ответ на преступления террористов. Ужесточилась и политика федерального центра в Чечне. В марте 2005 г. Аслан Масхадов, который жил в республике почти не скрываясь, был схвачен и убит. Любопытно, что расправу с чеченским лидером Кремль даже не пытался выдать за важную победу, которая приблизит окончание войны. Напротив, государственные средства массовой информации призывали людей готовиться к актам возмездия, которые теперь непременно совершат боевики.

Народу, со страхом ожидавшего обещанных на следующий год реформ, в очередной раз предложили сплотиться вокруг власти. Однако подобные призывы оказывались все менее действенными.

«Что будет, если сентябрьские тезисы Путина воплотятся в законы, в чем собственно мало кто сомневается? — спрашивала одна из сибирских газет. — Россия перестанет быть федеративным государством, превратившись в классическую империю с богатым центром, блестящим фасадом и нищими задворками, единственная задача которых будет поддерживать великолепие столицы. Если президент будет назначать губернаторов, то население регионов утратит даже номинальную возможность влиять на власть, уподобившись населению колоний»[360].

Зададимся вопросом, недоумевал политолог Владимир Филин, «как можно консолидировать людей, ограбленных в ходе реформ, с теми, кто их ограбил? И почему ограбленные должны относиться к тем, кто их ограбил, лучше, чем к Масхадову или Басаеву, которые, вообще-то при всех их отрицательных качествах, “Челси” на украденные у народа деньги не покупали?»[361]

Реакция общества на события в Беслане радикально отличалась от того, что можно было наблюдать в 1999 г. после московских и Волгодонских взрывов или даже в 2002 г. после «Норд-Оста». В то время как официальная оппозиция отмалчивалась или стыдливо солидаризировалась с властью, настроения молодых радикалов выразил Дмитрий Черный, один из идеологов Молодежного левого фронта, призвав не поддаваться «на провокацию “своих”, длящуюся с 1994 г.» Вместо того чтобы сплачиваться вокруг власти для борьбы с чеченцами, надо бороться «против всех этих заказчиков и дилеров кровавого спектакля, вместе взятых»[362].