А это ее имя? Она упрямо отказывалась называть себя 'Натальей' и придумала себе новое имя - 'Натали'. По ее мнению, оно звучало гораздо лучше. Мало-помалу она всех приучила так себя называть. Но я отказывался играть в ее игры и по-прежнему называл ее Натальей. Мне это дозволялось. Для меня она вообще делала исключения из многих своих правил, можно сказать, что я находился у нее на особом счету. Еще она ужасно любила всякие гадания, и пару раз я заставал ее в комнате всматривающейся в глубину зеркал при свете длинных белых свечей. Я не знаю, что она ожидала там увидеть, но она страшно не любила, когда ей мешали. Она всегда требовала, чтобы у нее в комнате были свежесрезанные розы. Один раз я увидел ее на скамейке в саду, в черном платье, лицо закрыто вуалью, рядом с ней лежат красные розы, и шипами одной из них она что-то вырезает у себя на руке. Я еле ее остановил. Я сказал ей, чтобы она прекратила так делать, что это опасно. Она странно несмело улыбалась. 'Значит ты беспокоишься за меня?' 'Пусть и так'. 'Хорошо, я больше не стану'. Помолчала и продолжила: 'Больше никаких роз. Все это бред. Я сделаю так, как ты скажешь'. Смахнула букет со скамьи и открыла лицо, будто бы показывая, что между нами больше нет тайн. Но самым странным были ее исчезновения. Пару раз в месяц она требовала куда-нибудь себя отвезти, но никому не говорить, куда. Даже ее отцу. Она отсутствовала дня два-три. Ее отец сходил с ума, но я хранил ее тайну. Должно быть, это было для нее важно. А может быть, это просто была некая игра? Вроде попробуй найди меня. Затем она звонила мне и называла адрес, откуда нужно ее забрать. После третьей такой вылазки она пригласила меня с собой, и мы оказались в одном из фешенебельных отелей города. 'Я доверяю тебе. Научи меня быть такой, как ты'.

Между нами возникла связь. Для меня это почти ничего не значило. Я не знал, зачем я во все это ввязался. Возможно мне льстило, что я тайно встречаюсь с дочкой Ханса Вестерблума. Но для нее это было чем-то большим. Она страшно привязалась ко мне. Все чаще мы с ней куда-то ездили, и теперь не по магазинам, как раньше, а уезжали куда-нибудь за город, либо гуляли в Сан Берри. Наша интрижка длилась месяца три. Однажды мы с ней снова были в одном из отелей, и тогда-то она сказала мне, что любит меня и хочет, чтобы я стал ее мужем. Должно быть, она ждала, что я сделаю ей предложение. Но я молчал. Я сказал ей, что она должна стать нормальной, обычной женщиной, что я не смогу жить с женщиной, которая разговаривает с призраками, может среди ночи уйти гулять в одиночестве, порезать себе руки шипами или вообще внезапно исчезнуть. Она устроила истерику. Она разбила зеркала, вытащила ящики комодов, искромсала постельное белье в дорогущем номере отеля. Она убеждала меня в том, что она нормальная, а псих здесь я - нищий шоферюга, не желающий жениться на богатой принцессе. Я пытался успокоить ее, но ничего не помогало. Тогда я ушел и оставил ее там одну. Ей все сошло с рук. Папаша оплатил нанесенный отелю ущерб. Она никак не объяснила ему своего поведения. Просто не считала нужным. По-моему, она в принципе не считала нужным что-либо объяснять или искать оправдания своим выходкам. Для нее все это было в порядке вещей.

Но с того дня, похоже, я стал ее навязчивой идеей. Она была убеждена в том, что именно я подходящий для нее человек и должен стать ее мужем. 'Я люблю тебя', - как заведенная повторяла она. 'Признайся, ты это делаешь, чтобы насолить отцу? Ты же ненавидишь его за то, что он якобы убил твою мать? Хочешь отомстить ему и найти себе неподходящую партию? Ты просто психованная дурочка, Наталья'. Она убеждала меня, что это не так, но я не слишком-то ей верил.

Хорошо, я решил дать ей шанс. Я решил отнестись к ней беспристрастно. Возможно ей и вправду следовало помочь. Я сказал ей, что готов попробовать. Я пока не могу на ней жениться, нам нужно получше узнать друг друга, я предложил ей общаться как друзья, и она вроде бы согласилась. Мне казалось, что дела пошли на лад. Она пыталась вести себя как действительно любящая девушка, а не как капризная и избалованная истеричка. Я уже даже готов был поверить тому, что у этих отношений есть будущее. Пока однажды я не зашел к ней в комнату и не увидел, как она сжигает свечей мою фотографию. Шторы были занавешены, в комнате пахло чем-то паленым. Она сидела вся в дыму, и судя по горстке пепла перед ней, я понял, что это не первая моя фотография, которую она сжигает. 'Что ты такое творишь?' - заорал я, задувая свечи и включая свет. 'Делаю приворот' - она усмехнулась, а потом странно расхохоталась. 'Я хочу, чтобы ты был только моим. Ты готов поклясться мне в верности?' - она вытащила откуда-то из ящика нож и провела по своей ладони. 'Я клянусь тебе на своей крови, что я буду только твоей. Готов ли и ты поклясться мне?' - она протянула мне нож. В ответ я швырнул нож на пол. 'Ты просто ненормальная!' - заорал я, - 'Я надеялся, что ты прекратила заниматься всем этим бредом, но нет. Я не смогу быть с тобой, Наталья, я обычный человек. Меня не привлекают все эти мистические ритуалы и клятвы на крови'. И я ушел.

Я надеялся, что на этом все закончится. Но она вбила себе в голову, что я ее судьба. Она не отходила от меня ни на шаг. Я стал ее какой-то болезненной страстью. Как-то она даже узнала, где я живу, и пришла ко мне домой. Когда я снова сказал ей, что не смогу быть с ней, она принялась бить посуду, чем жутко напугала мою сестру. Я пытался успокоить ее, а она в истерике билась в моих объятиях. 'Мне нагадали тебя. Мне обещали тебя. Ты мой, ты только мой. И я не отступлюсь'.

Я на минуту прервался и закурил. Все эти воспоминания словно оживали передо мной сейчас. Немного помолчав, я продолжил:

- Поверь мне, я просто не знал, что мне делать. Я не мог связать свою жизнь с такой девушкой. Она была слишком странной и непостижимой для меня. Все эти ее гадания, загробные миры, печати смерти, болезненность и истеричность, я просто не мог всего этого выдержать. Возможно, я и должен был ей как-то помочь, но если честно, я не очень представлял как. Я даже немного боялся ее, по-крайней мере, после той истории с приворотом. Я решил, что не буду больше работать у Вестерблума и таким образом не буду больше видеться с ней. Я уволился и устроился водителем такси. Я сказал ей, что между нами все кончено. Вначале она не желала с этим мириться, но потом быстренько вышла замуж за тебя. Я даже порадовался за нее, что наконец-то она нашла человека, который ее действительно любит. Но мое спокойствие оказалось недолгим. Не прошло и месяца после свадьбы, как она позвонила мне и сказала, что хочет встретиться и что-то обсудить. Я приехал в отель, один из тех отелей, где она порой скрывалась от отца в периоды своих исчезновений. Я не знал, зачем она меня позвала. Поговорить о прошлом? Но какое это теперь имело значение, когда она уже замужем. Оказалось, что она так и не успокоилась. Она снова твердила мне о своей неземной любви, и что по ее картам выходило, что я был обещан ей. Одно мое слово, и она уйдет и от мужа, и от отца. Ей никто не нужен, кроме меня. Так она говорила. Я сказал ей, чтобы она выкинула все эти глупости из головы, я ей не пара и никогда не смогу быть с ней. На этом мы расстались. Пока однажды случайно не встретились, когда вы вызвали такси, и я оказался за рулем той злосчастной машины. Пожалуй, с этого все и завертелось по-прежнему кругу. Узнав меня, она попросила тебя выйти. И едва ты захлопнул дверцу машины, как она как безумная схватила меня за руки и зашептала, что эта встреча неслучайна, что ничего случайного не бывает, это определенно знак, что мы снова должны быть вместе. Она умоляла меня дать ей еще один шанс и снова встретиться. Я не знал, что делать. Я пытался образумить ее, что там у машины стоит и ждет ее муж. Но, по-моему, ей было все равно. Ей было абсолютно плевать наверно на всех людей, кроме меня. Она никогда даже не брала в расчет их чувства. Для нее имела значение только она сама и ее желания. Она перегнулась через кресло и поцеловала меня. 'Мы встретимся вновь'. Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Я пожал плечами. 'Я тебе позвоню'.