Вера Сергеевна много боролась с пьянством мужа, обозлилась вконец и отрешилась. Сидела в своей комнате и смотрела телевизор, нарочно запустив его на полную громкость, чтобы хоть как-то помешать этим идиотам, которые шумели в комнате Аристарха.
Гости шумели.
– Ты ль меня, я ль тебя любить буду!.. – пел один, вовсе лысый; и все одно: «ты ль меня, я ль тебя…»
– Ну, полетели?! Вы, полетели?! – приставал ко всем курносый человек в очках и смеялся, и махал руками, как птица, и все звал: – Ну, полетели?!
– Рано, рано, – говорил Аристарх. – Тут еще полно всяких мошек.
Похоже, этот курносый хотел затеять какую-то знакомую игру, в перелетных птиц, что ли, но еще не все наклюкались. А один – с большим брюхом – не знал что это такое – «полетели». И тоже приставал ко всем:
– А куда полетели-то? А? Куда это лететь-то?
– На Кудыкину гору!
– Куда, куда?
– Туда!..
– Да он же не знает, чего ты озверел-то? – остановил Аристарх одного чернявого, который обозлился на этого, с брюхом.
– Ну, полетели же! – стонал курносый.
– Ну, полетели, – сказал Аристарх.
Присели на дорожку, налили по чарочке…
– Прощай, родина, – грустно сказал Аристарх. – Березки милые…
Курносый всерьез заплакал и замотал головой.
– Полянки… Простор…
Чернявый дал кулаком по столу.
– Не распускать нюни!..
– Инстинкт, – сказал один пожилой с простым лицом.
– Выпили на дорожку! – пригласил Аристарх.
Все выпили… Аристарх первый поднялся из-за стола, пошел, открыл дверь комнаты, вернулся и стал наизготове посреди комнаты.
– Я – вожак, – сказал он.
За «вожаком» выстроились остальные пятеро…
И они «полетели»… Они замахали руками, закурлыкали и мелкими шажками потянулись за «вожаком». Сделали прощальный круг по комнате, «вылетели» в коридор, пролетели, курлыкая, через комнату Веры Сергеевны и очутились в третьей комнате, где был тоже стол и холодильник.
Они сели, печальные, за стол… А Аристарх доставал из холодильника коньяк.
– Далеко теперь наши березки, – сказал курносый; он уже опять готов был плакать.
– А я люблю избу! – громко и враждебно сказал человек с простым лицом. – Я вырос на полатях, и они у меня до сих пор – вот где! – он стукнул себя в грудь. – Обыкновенную русскую избу! И вы мне с вашими лифтами, с вашими холодильниками…
– А коньячок-то любишь – похолодней, – вставил чернявый.
– Он и в погребе будет холодный.
– В погребе он будет плесенью отдавать, – сказал брюхатый. – Ты попробуй поставь на недельку в погреб – потом выпей: плесенью будет отдавать.
– Сам ты плесень! – свирепел человек с простым лицом. – Свесил на коленки… По какому месяцу?
– Только… знаешь… не надо, – обиделся брюхатый.
– Не надо? Не надо и вякать, про чего не знаешь!
– Хватит вам, – хотел утихомирить Аристарх. – Это вечная тема…
– Вот в деревне-то у тебя не было бы такого брюха! Ты бы там не жрал на ночь бифштексы кровавые, боров, а утром не валялся бы до двенадцати…
– Ты!.. Жлоб! – прикрикнул брюхатый. – Ты грузишь тару – грузи дальше, а язык не распускай, а то на него наступить можно!
– Да хватит вам! – встрял опять Аристарх.
– Деревню он любит!.. – тоже очень обозлился брюхатый. – Чего ж ты не едешь в свою деревню? В свою избу?..
– У меня ее нету.
– А-а… трепачи. Писатель есть один – все в деревню зовет! А сам в четырехкомнатной квартире живет, паршивец! Я… – брюхатый ударил себя в пухлую грудь. – Я в коммунальной тогда жил, а он – в такой же – один…
– Как один? – не понял чернявый.
– Ну, с семьей!.. Но я – в коммунальной и никуда не призывал…
– Ему за это деньги хорошие платят, что призывает, – вставил курносый.
– Я его один раз в лифте прижал: чего ж ты, говорю, в деревню-то не едешь? А? Давай – покажи пример! А то – понаехало тут… не пройдешь. В автобусе не проедешь…
– Брюхо надо нормальное иметь, тогда и проедешь, – сказал человек с простым лицом. – А то отрастили тут… на самом деле, не проедешь. По какому месяцу, я тебя спрашиваю?
– Грузите бочки апельсинами! – огрызнулся брюхатый. – Избу он любит… Полати он любит… А дулю с маком любишь? Ну, и катись отсюда!
– Вот: я занимаюсь погрузкой, – показал свой кулак человек с простым лицом, – поэтому он у меня тренированный: разок двину, так у тя сразу выкидыш будет.
– Ну!.. – громко огорчился Аристарх, – прилетели в жаркие страны и давай тут… Мы же в жарких странах!
Все засмеялись.
– С прие… это – с прилетом! – воскликнул чернявый.
(Мы уж теперь так и будем называть их: чернявый – это Чернявый, брюхатый – Брюхатый, курносый – Курносый, лысый, который все песенки поет, – это Лысый, а человек с простым лицом будет, для краткости, – Простой человек).
– С приехалом! – поддержали Чернявого.
– С прилетелом! – сострил Аристарх.
– А мне здесь не нравится, – заявил Лысый. – Вообще мне вся эта история с журавлями… не того… не очень. Давайте споем?
– Выпить же надо, – сказал Простой человек.
– Да, елочки!..
– Коньяк стоит, а мы…
– С прилетелом! – еще раз громко сострил Аристарх.
Выпили.
– Споем? – предложил опять Лысый. И запел:
Из-за острова на стрежень,
На просто-ор речной волны-ы:
Его поддержали Чернявый и Курносый.
Эх, выплыва-ают расписны-ые
Стеньки Ра-азина-а челны…
Но песня не сладилась – не вышла. – Поехали обратно! – предложил Брюхатый. – Мне здесь тоже не нравится.
– Полетели?! – выкрикнул радостно Курносый. – К березкам!
– Я больше не полечу, – наотрез отказался Брюхатый. – Я поеду поездом.
– Идея! – закричал Лысый. – Едем поездом. Прихватим с собой на дорожку, будем на станциях выходить…
– Можно всю дорогу в вагон-ресторане просидеть, – предложил Простой человек. – Я раз из Воронежа ехал…
– Нет, нет!.. – кричал Лысый. – Нет, мы нормально сядем, в поезд, выпьем на дорожку…
– Можно с собой взять…
– Не надо! – Лысый воодушевился и сильно кричал. – Не надо! Зачем? Мы нормально сядем в поезд, выпьем на дорожку…
– Можно сразу… Слушай суда! – закричал тоже Простой человек. – Мы – сели, поклали чемоданы – и в вагон-ресторан…
– Да иди ты со своим вагон-рестораном! – оборвал его Брюхатый. – Дай сказать человеку. Когда это ты в вагон-ресторане сидел?
– Я не сидел! – гордо сказал Простой человек. – Я там ночевал!
– Мы нормально сядем в поезд, – продолжал Лысый, – выпьем на дорожку…
– Ты только один в вагон-ресторанах сидишь, да? – Простого человека задело за живое, что Брюхатый ему не верит.
– Так, дальше? – слушал Брюхатый Лысого. – Выпили на дорожку?..
– Выпили на дорожку, малость проехали – у нас пересадка!
– Где пересадка?
– А вон в этой комнате, – показал Лысый на комнату, где сидела Вера Сергеевна. – Мы ее счас развеселим!
– По вагона-ам! – скомандовал Брюхатый. – Берите с собой на дорожку, а то пять минут осталось!
– А на посошок-то? Э-э!.. – напомнил Чернявый.
– Давайте быстрее! Быстрее, быстрее. – Брюхатый посмотрел на часы. – Четыре минуты осталось.
Тут все оживились, засмеялись, задвигались… Стали скоренько разливать коньяк по рюмкам.
– Скорей, скорей, – суетился Брюхатый. – А то опоздаем.
– Успеем. Он не точно отходит…
– На ходу запрыгнем.
– Ты-то запрыгнешь, а некоторые… могут родить на рельсах, – это Простой человек все кусал Брюхатого. Тот снисходительно посмотрел на него.
– Я предлагаю вот этого… жлоба не брать с собой, – сказал он. – Он напьется, и нас из-за него в милицию заберут.
– Ничего! – кричал Лысый. – Дернули!
Выпили.
И «побежали на поезд». На этот раз в голове строя стал Брюхатый и запыхтел, и даже ногой подстукивал.
