«Дождя хоть отбавляй; мы собираемся поторопиться и сэкономить день, так что будем в Банепе в 12 часов в субботу, а не в воскресенье, как я писал. Если можно, перенесите, пожалуйста, приготовления к встрече на день раньше. Все в порядке. Том.»
Аэродром в Катманду все еще не принимал самолетов. Деньги не прибыли, а было необходимо подыскать помещение для 150–200 шерпов-кули и загон для животных и птиц. Том Мендайс со свойственным ему гостеприимством — в дальнейшем он вполне мог счесть его довольно обременительным — предложил, чтобы шерпы остановились во дворе отеля.
В субботу к полудню я приехал в Банепу, встретил партию Тома и доставил ее в гостиницу. За нами следовали два ветхих грузовика, доверху нагруженные нашим оборудованием и всей поклажей шерпов. Отель «Снежный пейзаж» — двухэтажное здание, построенное «покоем», ограничивающее двор с трех сторон. Шерпы-кули, большинство которых принадлежало к беднейшим семьям и число вторых вместе с иждивенцами достигало по меньшей мере двухсот, пришли в восторг от своего нового бивака и весело расположились в грязи на дворе, вполне готовые пробыть там неопределенное время. Двор оказался забит до отказа. Повсюду зажглись костры. Стоял несмолкаемый шум, а запах от этой веселой толпы немытых людей был нестерпим. Такое положение, с каждым днем становившееся все более невыносимым, длилось неделю, и к концу этого срока Том Мендайс находился, несомненно, на грани нервного расстройства. Оставшиеся в гостинице постояльцы, доведенные чуть не до безумия, давно перестали жаловаться, так как перебраться им было некуда. Каждый вечер начинались пьянство и вавилонское столпотворение, ибо шерпы, хотя и не получили еще расчета, имели, казалось, достаточно денег на покупку ракши. Как-то ночью разыгралась всеобщая потасовка между нашими кули и кули другой экспедиции, прибывшей на обратном пути в Катманду. Кули оставались с нами в самых дружеских отношениях и группами по пять-шесть человек заполняли наши спальни в любое время дня и ночи. Там они сидели, широко улыбаясь и чувствуя себя как дома, а Том и его помощники носились вверх и вниз по зданию, рассеивая при помощи пульверизаторов густые облака порошка ДДТ. Сплошь и рядом в пять часов утра вас будил сияющий шерп, заботливо подносивший к губам полулитровую кружку ракши. Все же мы испытали безграничное облегчение, когда узнали, наконец, о возобновлении воздушного сообщения и прибытии денег. Получив расчет, шерпы отправились по домам с сознанием, что неплохо провели время. Прошло еще три-четыре дня, прежде чем удалось организовать отправку самолетами участников экспедиции.
Для перевозки в Калькутту всего нашего снаряжения и нас самих необходимо было зафрахтовать два самолета. Мы договорились, что с первым полетит Джералд Рассел с «лендровером» и всем нашим огнестрельным оружием, а на следующем — остальные со снаряжением, животными и птицами.
Второй самолет покинул Катманду в пятницу 16 июня. До этого мы распрощались с Ахкеем, Ангом Тсерингом и другими верными дарджилингскими шерпами, которые пошли через горы к конечной железнодорожной станции в Амлекхгандж. Расформирование экспедиции всегда является печальным делом, а особенно в том случае, если партия подобралась дружная и все ее участники, как это и было у нас, сообща трудились в полном согласии, деля неудобства и опасности, радости и печали, волнения и разочарования. Дополнительное осложнение при расставании возникает из-за невозможности объясниться вследствие незнания языка: все свои чувства приходится вкладывать в рукопожатие и взгляды. В тетрадку отзывов Норбу я записал исключительно хорошую рекомендацию; мне особенно захотелось сделать это после того, как я прочел предыдущую запись «Ходит медленно», сделанную какой-то дамой, которая пользовалась услугами Норбу во время путешествия, являвшегося «воскресной послеобеденной прогулкой» по сравнению с тяжелыми испытаниями, перенесенными им со мной. Я не мог отказать себе в удовольствии и написал: «Со мной ом никогда не ходил медленно»; надеюсь, следующий его наниматель поймет в чем дело. Конечно, если бы мне посчастливилось участвовать еще в одной гималайской экспедиции, при выборе проводника я в первую очередь остановился бы на Норбу.
Чтобы разместить все грузы, пришлось убрать из самолета сиденья, и наше путешествие не отличалось комфортом; во время полета в Калькутту нас болтало над непальскими предгорьями. Видимо, даже по сравнению с Катманду жара нам, всего три-четыре недели назад дрожавшим от холода в обледенелых палатках, казалась совершенно невыносимой. Состояние животных значительно ухудшилось, стало ясно, что многие из них погибнут, если не удастся найти для них прохладное помещение. Мы прилетели вечером и добрый час провели на аэродроме Дум-Дум, сдавая в таможню снаряжение. Было слишком поздно, чтобы связаться с поставщиками зверей или с администрацией Калькуттского зоосада, и нам, таким образом, оставалось уповать лишь на милость управляющего отеля Спенса. Управляющий, оказавшийся более чем услужливым человеком, выслушал нашу просьбу не моргнув глазом. Пожалуй, было к лучшему, что остальные постояльцы не знали о том, что в занимаемом Томом Стобартом номере с кондиционированным воздухом одно время проживали:
три волка в ванной комнате, мангуста и летучая белка в спальне, змея (безвредная) в ящике из-под галет, горная индейка и множество прекрасных фазанов в бельевой корзине,
панда в клетке.
На следующее утро бледный Билл Эдгар, ночевавший в одном номере с Томом, перед отъездом в Новый Дели бормотал: «Никогда больше не соглашусь».
Утро выдалось довольно веселое, так как мангуста и летучая белка удрали из комнаты и несколько часов бродили на свободе по гостинице, пока их не удалось, наконец, изловить в шахте лифта.
Для меня день оказался тоже очень хлопотливым. Надо было взять билеты, проследить за другими делами, связанными с экспедицией, и в то же время принимать непрерывный поток посетителей — друзей, доброжелателей, просто любопытных, газетных корреспондентов и фоторепортеров. К величайшей радости администрации гостиницы, удалось договориться, что животные в полночь будут отправлены на самолете в Лондон. К этому времени номер Тома стал почти непригоден для житья. Джон Джексон, находившийся уже также в Калькутте, Стен и Чанк должны были лететь тем же самолетом в качестве «сторожей». Поздно вечером они выехали на аэродром, но в два часа утра вернулись вместе со зверинцем и сообщили, что вылет самолета на Лондон отложен по крайней мере на сутки. Пожалуй, это оказалось к лучшему, так как, торопясь поскорей убраться из гостиницы, они случайно оставили ящик из-под галет со змеей в баре на скамье, откуда, впрочем, один из нас ее унес раньше, чем в ящик успел заглянуть какой-нибудь любопытный посторонний человек. Самолет с животными смог вылететь только через два дня; Том и я другим самолетом вылетели на Кипр раньше. Из английских участников экспедиции только Чарлз Стонор ненадолго задержался в Калькутте. Бис находился еще в пути из Непала. Как я уже упоминал, он сам предложил, что отправится в Дарджилинг один по маршруту по более низким местам. В обычных условиях такое путешествие не представляет особого труда, так как эта дорога является частью главного торгового пути с востока на запад. Бис не сомневался, что сможет пополнить ценными экземплярами свою коллекцию птиц. Не исключена была также возможность, что ему удастся собрать еще кое-какие сведения о йети. Лишь несколько недель спустя я узнал, что, покинув 25 мая последним базовый лагерь, Бис после долгого и утомительного путешествия 6 июля благополучно прибыл в Дарджилинг.
Впоследствии Джон рассказал мне, что пилот, охотно согласившийся взять всех животных к себе на борт, вскоре горько раскаялся. Вонь стояла совершенно невыносимая, и на каждой остановке после Карачи он умолял убрать животных из самолета, так как иначе ему самому придется его покинуть. Все же благодаря выносливости пилота мы смогли доставить в Лондонский зоосад целым и невредимым весь наш груз, за исключением змеи, которая, когда открыли ее ящик, оказалась мертвой.
