23-го мы покинули лагерь под выступом и совершили обратный траверс к Мачерме. Чарлз опять шел на большей высоте, чем мы, и ему посчастливилось увидеть, как мимо пронесся орел и ловко схватил снежную куропатку со скалы. Я обследовал ряд кулуаров, которые вели вверх между скалами, но ни один из них, по-видимому, не мог вывести к вершине. На пути нам попались две пещеры, одна над другой; взбираясь к верхней, я поскользнулся и пролетел вниз около шести метров, к счастью, ничего себе не повредив, но основательно испугав Джералда. Во второй половине дня опять начался сильный снегопад, и мы были рады снова очутиться в пастушьей хижине. Перед самым входом в деревню два волка перебежали дорогу перед нами и помчались вприпрыжку в северном направлении к таинственному озеру, известному под названием Дуд-Покхари.

На следующее утро снег прекратился. Продуктов осталось так мало, что на завтрак пришлось удовольствоваться рисовой кашей. Мы решили, не теряя времени, вернуться в базовый лагерь. Мы медленно спускались по глубокому снегу; Джералд шел с трудом и вскоре сильно отстал. Позже утром условия улучшились, я и Чарлз, совершив ряд головоломных акробатических номеров на последнем крутом и обледенелом спуске к реке Дуд-Коси, а затем взобравшись по длинному подъему противоположного берега, к полудню добрались до деревни Пхорче. Пемба привел нас в один из наиболее зажиточных на вид домов, и мы уселись вокруг очага в ожидании еды.

Прошло два часа, но никаких признаков Джералда не было видно; поэтому мы решили оставить в доме Пембу, а самим продолжать путь к базовому лагерю. Пемба должен был подождать Джералда и переночевать вместе с ним. Мы оставались до тех пор, пока вдали не появился Джералд, а затем с трудом спустились с «Отрога таров», перебрались через Имджа-Кхолу и, обогнув Тхьянгбочский отрог, к вечеру в полном порядке добрались до базового лагеря. Там выяснилось, что партия Тома, задержавшаяся из-за болезни Да Тенсинга — теперь он уже поправился, — не смогла выйти из базового лагеря.

Сам Том проделал один маршрут с целью испытать радиооборудование. Чанк занялся установкой радиомачты и приведением в порядок лагеря. Вооружившись двадцатидвухкалиберным охотничьим ружьем, он убил тара и мускусного оленя, чтобы снабдить мясом шерпов. Как мы с радостью убедились, выстрелы не вызвали никаких разговоров в округе. Главной новостью была записка, присланная Джоном, Стеном и Бисом, в которой сообщалось, что, пройдя три четверти пути по леднику Кхумбу, они обнаружили следы йети. Они рассчитывали вернуться в лагерь на следующий день.

Утром пришел Джералд и рассказал о главной причине задержки: на высшей точке очень крутого подъема на западный берег Дуд-Коси у Долле к нему подбежал крайне взволнованный пастух, всего пять дней назад обнаруживший свежие следы йети неподалеку от своей хижины. К нашему огорчению, разминувшись с йети на несколько часов, мы упустили возможность его встретить.

Во вторую половину дня прибыла партия Джона. Она покинула базовый лагерь утром 18 февраля и пробыла несколько часов в монастыре Пангбоче, осматривая «скальп» йети. По словам Биса, он мог убедиться в правильности мнения Стонора; скальп ни в коем случае не является подделкой. Обладавший большим музейным опытом Бис тоже никогда не видел прежде ничего похожего на этот «скальп».

Затем партия перевалила в долину Чола-Кхолы и провела ночь в деревне Пхариче, расположенной на летнем пастбище яков. На следующий день она прошла вверх по леднику Кхумбу, добравшись до лагеря Лобудже на высоте примерно 5000 метров. Английская Эверестская экспедиция использовала Лобудже в качестве лагеря отдыха.

До вечера еще было далеко, Джон и Стен решили совершить небольшую экскурсию вверх по леднику. В 16.30, когда они приближались к Озерному лагерю, служившему в 1952 г. базой швейцарцам, Дживс неожиданно наткнулся на следы. Как рассказывал Джексон, «мы шли по следам до береговой морены ледника Кхумбу, и там они исчезли. Два следа были отчетливее остальных с ясно различимыми пальцами. Пятка и наружный контур ступни отпечатались глубже. Следы определенно имели от 25 до 28 сантиметров в длину и от 12 до 15 сантиметров в ширину. Я не сомневался, что следы не принадлежат животным из семейства кошек, собак, оленей, но на основании опыта, приобретенного во время пребывания в горах Кашмира и Ладакха, готов допустить, что следы, возможно, принадлежали крупному медведю или какому-нибудь другому большому животному, передвигающемуся на двух ногах».

Стен Дживс, никогда прежде не имевший дела с гималайскими следами, сразу же отметил их сходство с теми следами, какие сфотографировал в 1951 г. Эрик Шиптон. В разговор вмешался Чарлз Стонор и указал, что следы вряд ли могли принадлежать черному медведю, а следы красного медведя были бы значительно крупнее. Во всяком случае медведя, по-видимому, приходилось исключить, Джон и Стен твердо стояли на том, что следы принадлежали двуногому. Следы шли на расстоянии семидесяти метров, причем животное целеустремленно двигалось по прямой линии, не обнаруживая никаких признаков «шатания», а в одном месте оно остановилось, придав ногам положение «носки внутрь». Если предположить, что это было четвероногое, ставившее задние ноги точно в следы передних, создавая таким образом впечатление двуногого, то проделать такой «фокус» оно, конечно, не могло бы. Хотя следы, по всей вероятности, имели двух- или трехдневную давность. Джон и Стен некоторое время осторожно двигались вверх по леднику в надежде на случайную встречу. Наступавшая темнота заставила отказаться от дальнейших поисков, наутро выпал свежий снег и от следов ничего не осталось. Это оказалось особенно некстати, так как Бис, все еще испытывавший некоторые затруднения с акклиматизацией, решил в тот день, когда Джон и Стен сделали свое открытие, не выходить за пределы лагеря Лобудже и, таким образом, лишился навсегда возможности высказать свое суждение о виденных ими следах.

Факты, сообщенные партией Джона, дали дополнительные доказательства в пользу мнения, которое прежде многими не разделялось, но теперь стало бесспорным: значительное количество видов животных может вынести зиму на высотах порядка 5500 метров. По словам Джона и его товарищей, в районе ледника Кхумбу они наткнулись на бесчисленные следы диких козлов, волков, лисиц, сурков, пищух и даже обыкновенных мышей-полевок.

Сидя в тот вечер вокруг разведенного Дану несуразно большого лагерного костра, мы испытывали небывалый подъем. По этому случаю было выпито две бутылки рому — довольно опрометчивое излишество, так как до тех пор мы ограничивались нормой в одну бутылку спирту в неделю на девять человек. Считая и открытие Стонора, мы уже обнаружили следы йети в двух различных пунктах того района, который собирались обследовать. Эти пункты отстояли один от другого на много километров и были разделены непроходимыми горными кряжами. Возможно, йети в здешних местах не так малочисленны, как мы предполагали. Вечер закончился концертом на балалайках с Джералдом в роли главного исполнителя. Был ли тому виной ром, или опасный рельеф базового лагеря — все утверждали, что ром, — но этой ночью я свалился со скалы, почти отвесный склон которой вел от лагеря к Дуд-Коси. К счастью, я приземлился в кусте десятью метрами ниже и был извлечен оттуда в целости и невредимости Бисом.

Следующий день выдался хлопотливый. Я засел за пять «боевых» очерков для «Дейли мейл» с описанием работы, проделанной партией Джона и нами самими под руководством Чарлза. Том, обладающий кое-какими художественными талантами, любезно нарисовал портрет йети; он делал его, руководствуясь указаниями множества строжайших критиков-шерпов, которые не хотели признать портрет похожим до тех пор, пока не были приняты во внимание внесенные ими изменения и добавления. Джон составил схематическую карту района с множеством поправок к тем картам, что мы привезли. Весь этот материал вместе с несколькими катушками кинопленки составил прекрасную почту. Днем, надев свои штормовые костюмы самых различных цветов, мы позировали для групповой съемки. Мы выбрали такие яркие костюмы не только потому, что они производили приятное впечатление на кинокадрах, они помогали нам узнавать друг друга на большом расстоянии. Впрочем, после первого же маршрута у нас появились сомнения в целесообразности яркой одежды, так как на обширных голых снежных склонах мы покажемся йети достаточно подозрительными, если даже не будем разгуливать в костюмах, подходящих скорей для арлекина. В дальнейшем мы большей частью работали в коричневой одежде или цвета хаки, если только необходимость не заставляла нас надевать для защиты от непогоды штормовые костюмы.