– Надо пробить салон, где ее покупали, и выяснить, не устанавливали ли на «субарик» иммобилайзер, реагирующий на отпечатки пальцев.

– Да ну… – помолчав, произнес Артемьев. – Хочешь сказать, весь замут из-за тачки? Убили, отрезали палец, чтобы забрать машину? И каким боком тут твоя подруга? Случайная жертва? Так машины не угоняют.

– Ладно, спасибо. Иди, поздравляй тещу.

Марк спрятал мобильник в карман и несколько секунд вспоминал, где он оставил «бэху».

Холодно. Теплый поцелуй бы решил проблему, но были только сигареты. И еще один номер в памяти телефона.

Его одежда – темные пятна в светло-серого и оранжевого цветов интерьере Настиной квартиры–студии. По крайней мере, не промахнешься. Жека лежал, слушая, как льется разбудившая его вода в душе. Минут через пять Настя вышла из ванной – с мокрой головой и замотанная в большое полотенце. Увидев, что Жека проснулся, улыбнулась ему:

– Доброе утро.

– Доброе, – кивнул Жека и показал на настенные часы. – Только уже не утро, половина первого.

– Иногда утро начинается и в шесть часов вечера, – засмеялась Настя.

Похоже, что у нее хорошее настроение. Странно, если бы было иначе – после вчерашней-то постельной акробатики. Жеке хотелось в туалет, но он терпел, ждал, погонит ли Настя его под душ или скинет полотенце и будет одеваться при нем – потому что шкафа, за дверцей которого она могла бы спрятаться, в ее квартире не было. Только гардероб-купе с зеркальной дверью, напротив которой они оказались вчера в один из моментов. Жека вспомнил стоны девушки и ее упругие груди с зажатыми между его пальцами твердыми сосками. Откровенный взгляд глаз Настиного отражения, мурашки, бегущие по ее бедру, когда коннектились их разъемы «папа»-«мама».

Девушка подошла к электроплите, включила ее и поставила на варочную поверхность сковороду. Глядя на Настю сзади, Жека пытался понять, ощущает ли она смущение, какое бывает между партнерами после алкогольной или просто внезапной страсти. Кажется, ничего похожего. Она села рядом с ним на кровать, прикоснулась рукой, поморщилась, когда он приподнялся и потянулся к ней губами, чтобы поцеловать:

– Фу, ну у тебя и пахнет изо рта. Иди в душ, я пока приготовлю завтрак. Можешь взять мою зубную щетку.

– Конечно, чего уж теперь.

Общей зубной щетке не сравниться с безумием ночных бесконтрацептивных проникновений, когда каждый оргазм партнерши – как новый вызов.

– Как самочувствие? – спросила Настя.

«Как будто этой ночью трахнул принцессу», – подумал Жека, но сказал другое:

– Как после клуба и беспокойной ночи. Все как обычно.

Потом они завтракали, сидя на застекленной лоджии, держали прямоугольные тарелки на коленях, ели оранжевую, одного цвета с фасадом кухонного гарнитура, яичницу с помидорами и беконом, пили кофе с молоком и смотрели на солнце, понемногу начинающее сваливаться за деревья.

– Хорошая у тебя квартира, – заметил Жека. – Рядом метро, зелень, залив.

– Это не моя, – ответила Настя. – Отца. Он живет за городом, а я пока здесь.

В ее студии Жеку смущали лишь две детали.

Первая – стоящая в вазе на подоконнике охапка уже засохших роз с ломкими как пленки диафильмов побуревшими листьями. От кого, интересно? Ладно, в конце концов, цветы могли подарить и коллеги на работе.

Примириться со второй деталью было сложнее. Жека не сказал бы, что она ему не нравилась, но все же… Во всяком случае, взгляд притягивала. Висящая над кроватью большая – примерно метр на метр – черно-белая фотография, отпечатанная на холсте, натянутом на подрамник. На заднем плане фотокартины – полностью раздетая, но снятая только по пояс Настя. Лицо немного размыто, но это не мешает разглядеть «ху из ху». Подтянутые груди, взъерошенная прическа – вроде той, с которой он впервые увидел ее на Дне рождения Марго, закушенная нижняя губа, взгляд куда-то за камеру. На переднем плане, с обеих сторон фотографии – по вздыбленному средних размеров члену (один – смуглый, арабского или кавказского происхождения), обладатели которых не попали в кадр. Прямо – дуэль за честь прекрасной дамы, «Шпаги наголо, дворяне!»

– Ты такая красивая тут, – с кружкой кофе в руках разглядывая фотокартину, не удержался от комментария в стиле Вконтакте Жека.

– Если хочешь спросить, то это, – Настя взглядом показала на эрегированные пенисы, – просто модели – и ничего больше.

– А-а, – протянул Жека. – А кто им надрачивал перед съемкой? Или сами себе?

– Нет, ты что? Есть такой специальный аппарат, – с серьезным лицом ответила девушка. – Переносная высокочастотная надрачивалка с комплектом сменных хомутов.

От «сменных хомутов» Жека засмеялся так, что чуть не подавился кофе, и Настя заколотила ему ладонью по спине.

– А отец твой как относится к такому искусству?

– Он здесь не бывает.

Из-за деревьев доносились детские визги и голоса – там работали аттракционы «Диво Острова». Настя налила себе и Жеке еще по одной чашке кофе (молока на дне коробки хватило только Жеке) и погромче, чтобы было слышно в лоджии, включила музыку. «The Kooks». Похожие на группу «Браво» английские инди-рокеры, веселые и энергичные.

Пританцовывая в такт музыке, Настя отпивала кофе и смотрела в окно. Жека – как двигаются ее бедра и как под джинсами перекатываются две половинки ее попы.

Он встал, приблизился к девушке и, глядя в ее смеющиеся глаза, поцеловал в первый раз за все утро. Настя ответила на поцелуй и сказала:

– А я все жду, когда мы продолжим…

Тот кофе, что не расплескался, снова остался остывать. Они долго целовались стоя, постепенно приближаясь к неубранной постели. Жека бросил Настю на смятые простыни. Их торопливые пальцы расстегивали джинсы друг на друге. Сумасшедшая погоня за краткими мгновениями счастья окончилась раскиданными по постели потными телами. Вязкая жидкость его семени, стекающая по Настиному животу, и ее взгляд, в котором пряталась улыбка.

На ее правой ладони был старый шрам. Пятисантиметровый рубец, почти перпендикулярно пересекающий линию жизни. Жека заметил его еще ночью, но тогда, честно, было не до него.

– Откуда это у тебя? – спросил Жека, осторожно, словно он мог еще болеть, трогая шрам.

– Стигмата, – усмехнулась Настя и забрала у него руку.

Затем они валялись на постели. Жека – в джинсах на голое тело, а Настя – в одних трусиках камуфляжной расцветки, которые он назвал «солдатджейновскими». Слушали «Light Out Asia». Грызли найденные Настей в холодильнике яблоки «голден». Обсуждали, чем можно заняться незаметно подкравшимся вечером. Обоих, кажется, устраивало то, что они не собираются расставаться. «Романтика», – подумал Жека.

– Это долго – разделывать мясо, потом мариновать его. Да и нечем. Я такая хозяйка, у которой ничего нет.

– Купим лук, гранатовый сок и специи. Я все сделаю. Пока едем, оно замаринуется. Тем более, не сразу туда – надо заскочить по одному делу.

– Если тебе охота заморачиваться, то – пожалуйста. «Дикси» в квартале отсюда, «Великолукский» – у метро. Я не отказываюсь ехать смотреть это твое место, которое, как ты говоришь, все видят, но где никто не бывает – не можешь, кстати, намекнуть, что это? Просто можно это сделать и без шашлыков.

Жека засмеялся:

– Тут дело не в том, что ты не отказываешься, а дело в твоей готовности, в радости, в удовольствии, с которым ты поедешь, – и увернулся от летящей в лицо подушки.

Имя «Аббас» на даргинском, аварском, осетинском или каком-то там еще языке (для Жеки, постоянно работавшего с кавказцами и среднеазиатами и не вдававшегося в этнографические подробности, все они были, в лучшем случае, «черными» или «чурами») означало что-то вроде «лев, от которого убегают другие львы». Где они там в своих горах нашли львов, Жека не знал. В зоопарках – не иначе.