– Согласна с вами. – Она наклонила голову, и я невольно заметила, что волосы ее темнее у корней. Стало быть, эта ледяная рыба – вовсе не натуральная блондинка. Она красит волосы, как Мэрилин Монро. Ни миг мне полегчало, как будто я уличила следователя Кудеярову в чем-то неприличном. Но в следующую секунду меня опять опрокинуло в шок, потому что поддельная блондинка отбросила свой любезный тон и заговорила обычным скрипучим голосом:
– Были ли вы в загородном доме гражданина Селезнева после того, как расстались с ним несколько месяцев назад?
– Нет, конечно! – уверенно ответила я. – Что мне там делать? Кстати, это вовсе не его дом, я имею на него столько же прав…
– Мы сейчас говорим не о ваших правах на дом! – Она поморщилась, затем выдвинула ящик своего стола и что-то достала из него. – Вам знаком вот этот предмет?
Я перегнулась через стол и уставилась на маленькую вещицу, которую Кудеярова положила перед собой.
Это был небольшой металлический брелок с выгравированной на нем собачьей головой и именем «Бонни».
Предмет был мне очень хорошо знаком – брелок от поводка, на котором я ежедневно выгуливаю Бонни. Несколько дней назад на прогулке этот брелок оторвался, я подобрала его, сунула в сумку, чтобы позднее приделать на место, да так и забыла.
– Откуда он у вас? – удивленно спросила я.
– Вопросы здесь задаю я! – отрезала Елизавета Петровна, и в глазах у нее загорелось торжество. – Значит, гражданка Селезнева, вам знаком этот предмет?
– Зна… знаком! – ответила я, заикаясь. – Это брелок от поводка… он оторвался, лежал в моей сумке… А где…
– Вы хотите узнать, где мы его нашли? – спросила она вкрадчиво и тут же ответила, не скрывая торжества: – Мы нашли его на месте преступления! В загородном доме вашего мужа, рядом с телом потерпевшей гражданки Кочетовой!
Тут у меня в глазах потемнело, как будто внезапно наступили глухие осенние сумерки.
Если скандал в ресторане, голословные обвинения мужа и даже отпечатки моих пальцев на злополучной тяпке ничего не доказывают – то брелок… Но как, черт возьми, он мог там оказаться?
– Вы только что сказали, что не были в загородном доме после того, как расстались с мужем, – продолжала Кудеярова, словно заколачивая гвозди в мой гроб. – Тогда как вы объясните появление там этого предмета? Ведь до ссоры с мужем у вас не было собаки! Кажется, вы говорили, что вашу собаку зовут Бонни? Это, если я не ошибаюсь, бордоский дог? – И она уставилась на меня ледяными глазами, и мне показалось, что температура в комнате понизилась градусов на десять. – Может быть, не стоит дальше испытывать мое терпение и тратить драгоценное время? – проскрежетала она, как танковая гусеница на морозе. – Может, сознаетесь? Еще не поздно сделать чистосердечное признание и смягчить этим свою участь…
– Мне не в чем признаваться… – пробормотала я едва слышно.
На самом деле я уже ни в чем не была уверена.
Как брелок мог попасть на место убийства? Ведь я действительно не была в нашем доме с той самой ночи, когда сбежала после жуткого скандала…
Но тогда как это объяснить?
И еще одно. Увидев брелок, я вспомнила Бонни. Бедный пес остался один на улице, за ним некому присматривать… неужели он попадет в стаю бездомных собак, слоняющихся по пустырям и помойкам? Или – того хуже – его отловят во время очередной облавы…
– Не хотите облегчить свою совесть? – с явным сожалением протянула Кудеярова. – Ну что ж, придется снова отправить вас в камеру. Подумайте хорошенько, может, поумнеете…
И она нажала кнопку, вызывая дежурного милиционера. Напоследок мы обменялись взглядами с бывшим муженьком – он смотрел теперь с удовлетворением: досадные неприятности в виде хождения по очным ставкам и допросам для него закончились, можно отдохнуть. Еще путевочку, пожалуй, возьмет в теплые края, чтобы здоровье поправить и стресс снять!
«Упекут, – в полной панике думала я, – упекут меня на зону как пить дать. Срок дадут немалый, уж эта стерва постарается… Неужели все кончено?»
В кабинет вошел все тот же дядя Паша.
Я встала со стула, привычно заложила руки за спину и вышла в коридор.
Мы шли в уже знакомом направлении, к «обезьяннику».
Я мучительно думала о своем положении.
Оно было ужасным: Кудеярова нисколько не сомневается в моей виновности, и у нее достаточно улик, чтобы передать дело в суд. Ссора с Ольгой, орудие убийства с моими отпечатками, а самое главное – брелок от собачьего поводка.
Я никак не могла объяснить, как он мог попасть на место убийства.
Если только…
У меня шевельнулась смутная мысль, но додумать ее до конца я не успела, этому помешали объективные причины.
Мы прошли уже половину пути, как вдруг перед нами возникло неожиданное препятствие: справа по коридору в открытую дверь рослые грузчики вносили огромные картонные ящики. За ними присматривал молодой плечистый милиционер с детским веснушчатым лицом.
– Чего это таскают, Ласточкин? – поинтересовался мой конвоир, приостановившись перед дверью.
– Да это, дядя Паша, компьютеры новые привезли, – охотно ответил веснушчатый парень, поправив воротничок. – Будут, как его… информационный центр устраивать…
– Лучше бы премию выписали личному составу! – вздохнул дядя Паша. – Эй, ты чего! Держи, упадет!
Один из грузчиков споткнулся на пороге, и ящик, который он тащил на хребте, угрожающе накренился. Дядя Паша бросился его поддерживать, Ласточкин подскочил с другой стороны…
Я выглянула в открытую дверь.
Она выходила на зады отделения милиции, за ней виднелись большой двор, несколько гаражей, детская площадка, окруженная побуревшими кустами… Одним словом, свобода!
На меня никто не смотрел, оба милиционера занимались коробкой с компьютером, которая все еще угрожающе балансировала на спине грузчика, и я бочком проскользнула в дверь, несколько шагов прошла медленно, чтобы не привлекать к себе внимания, а потом припустила со всех ног и юркнула за кирпичный гараж. Через несколько секунд за моей спиной раздались свистки, крики и топот, но я бежала так быстро, как могла, сворачивая в какие-то подворотни и закоулки.
Скоро звуки погони стихли, я перешла на шаг и отдышалась.
Весь Васильевский остров пронизан сетью проходных дворов, как дерево, источенное древоточцами. Всех этих дворов досконально никто не знает, даже местные старожилы, а человеку неопытному заплутать в них ничего не стоит. Я шла по очередному двору, совершенно не представляя, куда завели меня ноги.
Впереди возле покосившегося сарая сгрудилась группа подростков. Они оживленно обсуждали чей-то новый мотоцикл. Рядом с ними на растресканном асфальте стоял магнитофон, из которого несся оглушительный рэп.
Такие подростки в наши дни бывают столь же опасны, как стаи бродячих собак, и я попыталась осторожно их обойти, не привлекая внимания.
Однако не тут-то было!
Один из них, судя по всему – неформальный лидер, заметил меня и шагнул навстречу, широко раскинув руки и гаденько ухмыляясь, демонстрируя при этом отсутствие передних зубов:
– Какие люди к нам пожаловали – и без охраны!
Это был долговязый белобрысый мальчишка лет пятнадцати, с лицом, усеянным подростковыми прыщами, с огромным синяком под глазом и ломающимся юношеским баском. В его лице было опасное соединение трусости и наглости, он чувствовал за собой силу своей стаи и поэтому был особенно самоуверен.
– А ну, отойди с дороги! – прикрикнула я на него и решительно двинулась вперед.
– Этот двор – мой! – процедил наглый мальчишка и сплюнул мне под ноги. – Проход здесь платный. Плати – тогда пропущу!
– Отвали! Не до тебя мне! – Я сделала еще одну попытку миновать маленького паршивца, но он заступил мне дорогу.
Краем глаза я заметила, что остальные подростки бросили мотоцикл и с интересом наблюдают за нашей стычкой. Кроме них, во дворе не было ни одной живой души, так что рассчитывать я могла только на собственные силы.
– Не поняла? – Он уставился на меня исподлобья, и в его взгляде блеснуло что-то такое, отчего я всерьез испугалась. – Не поняла? Я могу повторить. Проход здесь платный, а для таких непонятливых, как ты, цена поднимается.