- Так что Лебедев? - переспросил я.
- Он герой! Посрезал наряды работягам, тыкает их туда-сюда: качество ему, видишь ли, нужно! Он без-году-неделя работает, а я здесь двадцать с хвостиком отпахал! Качество, не спорю, тоже нужно, но когда угол свой не у каждого, до качества ли? надо строить быстрее, больше, сами, кому надо докрасят качество... От него же все люди разбегутся! Вчера двое приходят: "уйдем!" я их час уговаривал.
- Уговорили?
- Уговорил. А ему не надо! "Собрались - уходите!" А с кем строить? Я что ли? Или вот этот? - он показал на пустой стул, где недавно сидел Кузьмич. - Кадры нужно беречь! "...только из-за вас, Николай Лукич, остаемся, а то бы ушли". В поселок их, видишь, приглашают... Хоть не особой цены мужики, выпить любят, но тоже народ, тоже строители.
- Так, может, они только другим мешают? - робко попробовал я застуриться за Лебедева.
- Не моё дело! Ты руководишь - ну и воспитывай! Поговори с ним, дай втык, чтоб кровь с носу!.. А уж зарплату или там ещё чего... не стоит. У него же семья! Дети-то чем виноваты?
Он задел и мою любимую тему и хотя у меня в штате всего-то два человека, я считаю себя руководителем:
- Если так рассуждать, то придется самому за всех работать, - извинительно улыбнулся я, - они будут пить, прогуливать, а ты работай за них, да ещё и воспитывай...
Орлов не обратил на мои слова внимания, а, войдя в раж, продолжал своё:
- Ну выпил мужик, кто сейчас не пьет? воробей и тот... Зато, если нужно мне ночью, в святой день, в землетрясенье просить о подмоге, я не к Лебедеву и его дружкам пойду, я пойду к этому пьянице, потому что он не станет кукситься и тыкать меня носом в устав, а шапку в охапку, и за мной! Вот так-то! Бить надо, - как бы соглашаясь сам с собой, продолжал он, - это не грех, а наука: за битого двух небитых дают...
Я усмехнулся тому как он использовал поговорку.
- Ты улыбаешься... молодой ещё! а я войну прошел, вот, - Орлов выставил из-за стола ногу и постучал по голени оказавшейся под рукой отверткой: под штаниной глухо звякнуло.
- Да, ведь, у каждого свои привычки, - стушевался я.
- Свои... Мне всё равно, работа бы шла.
- А у него нейдет?
Этого говорить не следовало.
Орлов обдал меня взглядом человека, обнаружившего вдруг своего неприятеля:
- Умников развелось... Вот что тебе я скажу: сядь на моё место и поработай!
- Николай Лукич! Николай Лукич! - опешил я, - ведь я просто так... спрашиваю и всё! извините, если обидел, честно говорю, не хотел, вы сами же говорите, что он дело заваливает, вот я...
- Ничего, ладно... - махнул Орлов рукой, - нервы, - и чуть помолчав, - конечно, дело своё он знает, не отнимешь, самостоятельный мужик: людей крепко держит, технику в порядок привел, совхозные гроши бережет, но, ведь, что обидно - может вполовину больше делать - не хочет...
- Как это... не хочет?
- А так. План, говорит, сделаю, а остальное - не спрашивай!
- Ну и хорошо, а что же ещё нужно?
- Нужно? а нужно, чтобы людей глупостями не занимал: в лесу живем, а он людей траву сеять заставляет, каменщики клумбы строят... - и вдруг рассмеялся, - а Лешка Вдовин в клумбу огурцов натыкал...
Мне хотелось ещё разок заступиться за прораба и, как архитектору, постыдить Орлова, но побоявшись повторения недавней вспышки, смолчал.
В кабинете какое-то время стояла тишина.
Наконец зазвенел телефон.
Орлов спокойно снял трубку:
- Что тебе?
Последовал продолжительный разговор, к словам которого я не прислушивался.
Разговор кончился, Орлов положил трубку на рычаг и тотчас же раздался новый звонок.
- Да-а! Слушаю-у... Нет, вы оставьте пока это дело, я подошлю кого-нибудь другого... да, идите сюда... да, - и повернувшись ко мне, - сейчас будет.
Я вышел из кабинета в тамбур с большим верандным окном, закурил и, спустившись по ступенькам, оказался на улице. Солнце попрежнему посылало свои косые лучи сквозь пелену промерзшего воздуха, бросая на снег голубые, пока ещё длинные тени, отчего, занесенные по самые окна низенькие черные домики, стоявшие на значительном удалении, казались горстью семечек, рассыпанных по снегу. Возле конторы нос в нос мерзли две машины: директорский газик и летучка. Рыжая, коротконогая лошадь, не обращая внимания на мороз, тихо пережевывала брошенную ей охапку сена, дожидаясь хозяина, в десяти шагах от входа торчала из снега на двух деревянных ногах доска показателей с нацарапанными мелом цифрами, понятными одному писателю, тут же на доске, в верхнем углу была приколота маленькая афишка клуба, извещавшая о программе кинофильмов.
В ожидании я подошел к доске и стал разглядывать мудреные знаки.
- Вы что-ли Лебедева ждете? - раздался возле меня незнакомый голос, - вон идет.
Я повернулся и сразу узнал Лебедева.
Шел он неторопясь; осторожно, но не сбиваясь с ритма, переступал через валки распаханного тракторами снега; почти не поворачивая головы осматривался по сторонам, как бы боясь пройти мимо знакомого человека, не поздоровавшись с ним. Это был средних лет мужичек небольшого роста, плотный и широкий в плечах. Одет просто, я бы даже сказал, через чур просто, так что будь он мне не знаком, я бы и не отличил его среди рабочих.
- Добрый день, Виктор Николаич, - поздоровался я, подавая руку подошедшему Лебедеву.
- Здравствуйте, - отвечал он.
В кабинете он сразу же сел на стул возле двери, пользуясь тем, что Орлов был занят телефонным разговором. Я прошел чуть ближе к директорскому столу.
- Ну, что? - окончив разговор посмотрел на нас поочередно директор, - действуйте! вы сами начальники! место у нас всего одно, так что...
Мы поднялись и вышли на улицу. Нужны были какие-то слова, но никто не решался начать первым: я - потому что просто не знал с чего начать, а Лебедев... Лебедев, вероятно, не испытывал большой охоты к разговору, так как не видел разницы между мной и своим шефом.
В молчании пересекли улицу, протиснулись каким-то узеньким прогончиком и вышли на полевую тропинку, промятую в глубоком снегу. Тут уж идти можно было только гуськом и необходимость разговора как-то сама по себе исчезла. Я видел впереди себя широкую спину Лебедева и сутуловатость при его росте казалась мне странной. "Мизантроп", - подумал я.
Года два тому назад, когда появился Лебедев в наших краях, строительные дела в совхозе шли из рук вон плохо, бригады были малочисленны; рабочие по большей части не имели квалификации, перебои в снабжении самыми необходимыми материалами считались обычным делом. Нельзя сказать, что предшественник Лебедева, довольно смышленый, но очень молодой парнишка, был уже испорченный человек; мне он чем-то нравился, так как искренне стремился к улучшению своего хозяйства, но то ли отсутствие организаторских способностей, то ли слабоволие вкупе с неопытностью в конце-концов подорвали его юношеский задор и, не боясь последствий, просто сбежал из совхоза.
Какое-то время отношения Лебедева с директором были довольно сносными, что объяснить можно было тем, что Орлов слишком натерпелся в последнее время, практически взяв на себя руководство стройкой, да и Лебедев не проявлял поначалу всех тех качеств, которые обнажились сейчас. Они занимались каждый своим делом, не беспокоя друг друга, и эта идиллия могла продолжаться сколько угодно долго и к обоюдному удовольствию, если бы однажды Николаю Лукичу не захотелось "помочь" прорабу.. Лебедев снисходительно выслушал советы и тут же в присутствии посторонних легко и насмешливо доказал их никчемность. И хотя он быстро понял свою ошибку и даже постарался как-то смягчить неприятное впечатление, но Орлов, задетый за живоё, с этого момента заметно изменил своё отношение к подчиненному. Какое-то время он, правда, держался и не давал повода заподозрить себя в мстительности, но видимо, справиться с собой не смог, к тому же время от времени "замечал" злонамеренность в действиях соперника. К тому же, Лебедев, не почувствовав ожидаемой реакции, не долго мучился угрызениями совести, очень скоро решил, что Орлов просто боится потерять его и дал смелости своей карт-бланш.
