Они жили в одной квартире; комнаты, где они закрывали глаза, разделены узким коридором. Но он заставлял видеть его каждый день, чтобы он мог делать с ней вещи. Убирать, готовить, менять бинты. Когда он делал это, было почти легко забыть, чем он был на самом деле и что на самом деле хотел сделать.

Прошёл день, неделя, год, жизнь, неважно. Они чувствовали себя так же. Её время перестало иметь смысл, потому что не было больше никого, чтобы смотреть на неё. Она больше не могла считать минуты до тех пор, пока люди видели её, или пока не будут способны видеть её. И без других людей, от которых она могла себя отличить, она потеряла чувство времени. Порой она открывала глаза и находила себя в других местах как

Комната в квартире, которую он называл кухней, и хотя там были предметы под названиями "плита" и "холодильник", они были сломаны и пусты. Она сидела у предмета под названием "стол", но у него посередине была трещина, как у того ужасного огромного лица, которое запачкало небо. Одной ножки не было, и он собрал деревяшки и коробки с улицы, чтобы он стоял и они могли сидеть на нём и есть на нём.

Она наморщила лоб от грызущего чувства дискомфорта и посмотрела вниз. Между её ног на стул вытекало красное. Она долго смотрела на него. Она раньше видела, как из её тела выходит красное. Когда он менял её бинты, порой там было красное. Он всегда отводил взгляд. Теперь красное было между её ног. Но там не было бинтов. Поэтому ему надо было наложить туда бинты.

Она поднялась с места и пошла к нему, оставляя за собой красный след. Он был у раковины, делал что-то с ножом и овощами, и не увидел её. Она встала за ним, ожидая быть замеченной, и не была. Поэтому она открыла рот. Слова всегда заставляли его увидеть её.

- Можешь поправить?

Он наконец повернулся, не удивившись тому, как близко она подошла. Она отступила и села на пол перед ним и раздвинула ноги, чтобы найти протечку. Она подняла платье, которое он дал ей, чтобы заменить ту другую красную кожу, и спустила те неудобные трусы, которые он дал ей. Они тоже были красными.

Мучительно долго он смотрел на неё. Он не покраснел. Он выглядел так, словно пытается догадаться до чего-то. Наконец он молча повернулся к раковине.

- Не можешь поправить? Почему нет? Я вежливо попросила. Почему ты не делаешь это? У тебя хорошо получается.

Не ответил.

- Не можешь поправить? Мне не нравится красное. Оно неудобное и пахнет. Пожалуйста, поправь это.

Она подползла к нему на четвереньках и подёргала за ногу. Было неправильно просить его, но он делал это раньше для неё, и если он отвлечется, может, не будет

- Пожалуйста? Пожалуйста? Пожалуйста? Пожалуйста? Пожалуйста? Пожалуйста? Пожа...

Он развернулся. Нож и овощи разлетелись по полу. Она была не против. Он наконец собирался поправить это.

Он пнул её ногой, за которую она хваталась, и она отлетела назад. Она попыталась встать, и из-за этого её живот заболел. Он встал на колени и толкнул её на пол. Она приземлилась на спину и охнула. Было немного больно.

Он раздвинул её ноги. Она была не против. Он собирался поправить выходящее красное. Потом она поняла, что он прижал своё левое бедро к месту между её ног. Вскоре оно испачкалось в красном.

Его тело дрогнуло, и она подумала, что он упадет на неё. Она закрыла глаза. Глухой удар открыл их вновь. Его ладонь упёрлась в пол рядом с её лицом. Другая рука нащупывала что-то ниже его пояса. Что он делал? Он был над ней, но руки были не на её горле, поэтому причин для волнения не было.

Нет, прорычал он. Его глаза были закрыты. Они тряслись. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

Он вытащил нечто занятное из штанов и сжал его. Она не могла толком разглядеть: его скрывала рука. Но потом конец высунулся из его пальцев. Он выглядел очень твёрдым.

А, подумала она. Член. Она была рада, что поняла.

Он сжал его и начал быстро поднимать руку вверх и вниз, снова и снова.

На этот раз его глаза не смотрели на её внутренности. Только на наружу. Только на две штуки из плоти на её теле.

А, подумала она. Груди. Она была рада, что поняла.

Нет, нет, нет, продолжал говорить он.

Лежать вот так было неприятно, но часто было неприятно и когда он помогал остановить красное, выходящее из её тела. Порой бинты прилипали и их надо было отдирать, порой он мыл раны и они жглись. Неприятно, но он говорил, что это помогало. Поэтому она позволяла ему. Она должна была. И теперь она должна была позволить ему быть над ней и дёргать себя.

Если он хотел делать это, она должна была позволить. Она должна была. Потому что если она скажет "нет", он

Он качался взад и вперёд, потные руки сдавливали его член и царапали пол рядом с её лицом, и его глаза смотрели на её грудь.

Нет, нет, нет, продолжал говорить он. Каждое "нет" было выдохом.

Он хотел, и она не могла сказать "нет". Пусть даже она не хотела этого. Даже если это было

отвратительно

Она должна была позволить ему сделать это. Должна была. Должна была, иначе

Нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет н...

Он закрыл рот и резко выдохнул через нос, но звук был высоким, как у затягиваемого накрепко винта. Его рука и штука в ней запульсировали.

Один. Два. Три. Четыре сгустка белой жидкости вытекли с конца его члена прямо под её груди.

Наконец рука у её головы, так близкая к шее, поднялась и вернулась к его телу, и она могла дышать и проглатывать боль не сдерживаясь, не боясь. Она слушала, как он тяжело дышал, затем успокоился и отсел на свои колени. Его глаза были закрыты.

Он встал. Он повернулся. Он застегнул брюки. Он поднял нож и овощи со стола. Он положил их на столешницу у раковины. Он вновь начал резать.

Замешательство - не от того, что сейчас произошло, а от того, какое чувство это вызвало - скривило её рот. У неё были смутные воспоминания о том, что нечто подобное уже происходило, но чем больше проходило времени, тем сильней они размывались. Но в её разуме осталось клеймо, что вот этого она боялась. Она сделала что-то не так? Она позволила ему сделать это, чем бы оно ни было, но он почти наложил на неё свою руку. Что ещё она должна была сделать, чтобы остановить это?

Она посмотрела вниз, мимо лужицы молочной жидкости, сползающей по её животу. Она посмотрела между ног. По-прежнему красное.

Он резал.

Молочная жидкость сползла по её тазу. Она смешалась с красной.

- Ты не поправил.

Он повернулся на каблуках и выкинул руку вперёд. Он сжал рыжее в кулаке и дернул её вверх за волосы. Она сжалась и попыталась выставить руки для защиты, хоть это было и неправильно, и он толкнул её в сторону стола. Тот заколебался и рухнул на один из углов, когда самодельная нога развалилась.

Он набросился на неё, завалив на наклонённый стол. Он оскалил зубы. Его глаза горели ненавистью.

Его руки врезались в её плечи и поползли по ключицам наверх, к горлу. Челюсть не дала им пройти дальше. Поэтому они не прошли дальше. Мгновение они просто лежали на её горле, а затем начали обвивать его. Мокрые ладони напали на её горло. Ногти врезались в её кожу.

Она не хотела этого. Она не хотела этого на её горле. Никогда на горле. Не как в тот раз, когда он

НЕТ

Сказала она. Но он не слушал. Он больше не прятался за своей маской. Теперь он весь обратился в глаза, и руки, и зубы.

И он продолжал давить. Сильнее и сильнее. Она чувствовала, как мир ускользает из-под её ног. Её зрение заплыло оранжевым. Она не хотела этого. Она не хотела этого. Она не хотела умирать.

Она положила руки на его лицо. В прошлый раз это его остановило. На этот раз нет. Он продолжал ранить её, и она начала давить. Её руки начали толкать, потом она убрала их, чтобы вдавить сильнее. И это его не остановило. Она снова убрала руки, чтобы добавить больше силы.

Её средний палец задел край бинта над глазом и оторвал его. Пустая глазница смотрела на него. Его хватка ослабла.