- Продолжать жить.

- Вы... вы хотите, чтобы вы были мертвы? - спросила Мана. - Неужели это настолько плохо? Вы действительно хотите вновь увидеть этих людей? Всех, кого потеряли? Даже если бы могли, вы ненавидите себя настолько сильно? Я не думаю, что вы заслуживаете и половины той боли, которую вам приходится терпеть. Никто не может сказать, что это честно.

Мана шагнула к нему, разведя руки в ободряющем жесте.

- Но вечное молчание вам не поможет. Заперев себя в самодельной тюрьме, вы ничего не добьётесь. Из этого не выйдет ничего хорошего. Вы только раните себя. Так что, пожалуйста... кем был Каору? - спросила она его.

Мана не могла поверить, что мужчина перед ней был убийцей. Он мог быть склонен к депрессии, может быть, даже к вспышкам ярости, но она отказывалась видеть его хладнокровным убийцей. Она искренне не думала, что в нём было это.

В глубине души Мана осознала, что рассказ об её прошлом был лишь попыткой заставить его вернуть долг, заставить рассказать о Каору.

Все человеческие, сострадательные, заботливые части её личности желали, чтобы этот трюк не удался. Но не эти части сохраняли ей жизнь последние десять лет. Не они служили ей, когда она вернулась, а мир лежал в руинах. Они никогда не помогали ей, когда она с криками просыпалась из-за кошмаров.

Чайник высоко засвистел. Синдзи выключил горелку, но не снял его. Он закрыл глаза и пожелал просто исчезнуть.

Знание ничего не изменит, наконец подумал Синдзи.

Он устал. От лжи, от отговорок, от уловок, от секретов и всего прочего, что ассоциировалось с его жизнью. Он хотел, чтобы хотя бы часть этого прекратилась.

- Каору был первым человеком, что я когда-либо убил, - сказал Синдзи. - Он был единственным человеком на моей памяти, который сказал, что любит меня. Он сказал это, и потом я убил его. Я раздавил его в своей руке и почувствовал, как его кости и органы выдавливаются между моими пальцами, смотрел, как его оторванная голова летит к моим ногам. Я убил его, а потом убил каждого человека на Земле. Это был лёгкий выбор.

Внутри меня есть что-то. Оно управляет моими мускулами и телом, заставляя меня жить, разговаривать и действовать, но в конечном итоге это лишь бледная имитация. Как попугай. Или младенец. Настоящий я, тот, что сражался годы назад, умер. Он мёртв уже много лет. Он умер вместе с Каору. А сейчас здесь остался лишь зверь. Нечто, что украло человеческий облик и повадки, но никогда не сможет достичь человечности. Я попытался убить его однажды, и не смог.

Я обменял бесчисленные жизни для того, чтобы продолжить свою. Никто из них не заслуживал смерти. Я с трудом могу подумать хоть о ком-то, кто заслуживал бы смерти. Это как запереть человека в тёмной комнате без окон и дверей и сказать ему подождать до конца времён. Вот где я сейчас.

Он обернулся к ней. Его глаза были темны и жестоки, словно наступающий шторм.

- Вы не можете помочь мне, доктор Кирисима. Никто не может. Благодарю за попытку, потому что теперь я понимаю, что вы этого хотите. Но это бесполезно. Сейчас я зверь, больше чем когда-либо. Сейчас у меня нет богатства отговорок вроде юности, или неопытности, или страха, или невежества. Я пережил всё это. У меня осталось только знание, и оно делает меня невероятно опасным.

Он сделал шаг к ней, а она сделала шаг назад.

- Если вы действительно хотите помочь мне, то убейте меня. Это всё, что кто-либо может сделать для меня сейчас. Мне надоело говорить. Мне надоело действовать. Мне надоело думать. Мне всё это надело. Я держу вещи при себе не из злобы и не для того, чтобы немного отомстить. И не для того, чтобы пытать себя. Это для того, чтобы держать вас, дураков, на безопасном расстоянии от проклятия Евангелиона. Из него не может выйти ничего хорошего. Я не могу позволить вам знать что-либо. Потому что вы просто вернётесь на базу и доложите, и это знание вновь будет использоваться для того, чтобы ранить, грабить и разрывать всё, чего касается.

И единственный способ это предотвратить, единственный верный способ, - это убить меня. Вот единственная помощь, которую вы сможете мне оказать.

Синдзи повернулся к плите. Он вздохнул, словно старик.

- Если вы не возражаете, - сказал он мягко, - я действительно устал. Мне хотелось бы отдохнуть. Извините, что не могу проводить вас.

Мана попыталась придумать, что сказать. Что-то, чтобы утешить его, или заставить увидеть, что дела могут пойти лучше. Но все слова звучали ложно и неестественно. Она смотрела на его спину и гадала, сколько уже было на этом месте до неё. Сколько врачей и военных агентов допрашивали его, избивали его, сделали его таким.

Это был не тот человек, который снился ей долгие годы. Это был не тот Синдзи, с которым она хотела встретиться. Это был сломленный человек. Он двигался, как живой, но это и всё. У него не было душевных волнений, желаний, мечтаний или стремлений. Он потерял всякую надежду на то, чтобы исправить себя и своё положение. Осталась лишь бледная имитация, пустая оболочка, наполненная ненавистью к себе, сожалениями и болью.

Таким был Икари Синдзи вне её личных желаний и фантазий. Вот кем он был. Не существовало бравого героя, или учтивого супермена, или бесстрашного чемпиона. Осталась только тьма.

И в первый раз с тех пор, как они встретились, Мана гадала, была ли смерть действительно последним выбором для него. Он пережил Ангелов, Ев, людей и даже собственную руку. Казалось, он был обречён жить несмотря ни на что.

Во время юности у Маны были тяжёлые времена, но она никогда всерьёз не задумывалась о суициде. Она неожиданно осознала, насколько разными они были, и что никакие разговоры или похожий жизненный опыт не помогут построить мост над этой пропастью.

Мана опустила голову, повернулась и ушла. Она больше ничего не могла сделать. Она покинула стерильную кухню, забитую книгами спальню, узкий коридор, каменную дорожку. Окна её машины, как она отвлечённо заметила, были закрыты.

Часть её не могла признать, что вот так закончились её поиски. С тихими отчаянием, со всхлипами вместо грома. Когда она начала это путешествие, она не сомневалась, что будет способна помочь ему. Мысль о неудаче не посещала её голову. Она думала, что их почти одинаковое прошлое давало ей преимущества перед теми, кто был до неё. Но, как и все её прочие козыри, оно оказалось бесполезным. Они лишь потратила время впустую и скоро должна будет сказать это Тэйперу. А потом новенький военный врач заменит её и цикл будет продолжаться до тех пор, пока что-нибудь не убьёт Синдзи.

Но что бы поменялось, если бы она знала? Что, по её мнению, должно было произойти? Что военные получат всё, чего хотели, и она с Синдзи уедет в закат? Неужели она всегда была настолько глупой? Она всегда цеплялась за клочок идеализма, ведь без него она бы ничем не отличалась от безлицых выживших, которых слушала каждый день. Она хотела думать, что сильнее их. Что она не впадет в отчаяние при первых признаках неудачи.

Мана открыла машину и села за руль. Она вцепилась в него до побеления костяшек. Она смотрела на дом Синдзи и в полной мере почувствовала вес своей неудачи. Она не могла подумать ни о чём ещё, что могла бы сделать для него. Её жизнь словно рассыпалась между её пальцами, а она могла лишь смотреть. Мотивацию всей её жизни только что выдернули из-под её ног. Ей больше не на чем было стоять.

Мана не почувствовала, как из её глаз потекла первая, вторая, третья слеза. Но вскоре она поняла, что плачет. Не слишком сильно, лишь достаточно для того, чтобы её тело сотрясалось, а лицо намокло. Лишь достаточно для того, чтобы она гадала, по кому плачет. Мир купался в слезах. Что ему ещё немного?

- Проклятье, - прошептала Мана. Она сердито потёрла глаза. - Проклятье.

Они ничего не могла сделать.

- Проклятье.

Глава 7