Несмотря на это, музей вел большую работу и плановые показатели, которые были утверждены вышестоящими чиновниками, никто не отменял. Поэтому меньшинство сотрудников, не имевших высоких покровителей, вынуждены были работать, как говорится, «за себя и за того парня». Среди них было немало трудолюбивых, честных, знающих свое дело специалистов. Вот на их плечи и обрушились все проблемы, связанные с деятельностью директора Лизоблюдова!
До него музейный коллектив был достаточно сплоченным. Бездельники и труженики не враждовали. Последние «знали свое место», потому как в поздние годы Советской власти кастовость пустила глубокие корни, и простым людям было невозможно с этим бороться. Однако на «массовых мероприятиях», проводившихся довольно часто, существовало полное единство. Вместе пили, вместе пели, даже помогали, порой, друг другу в трудные дни: в случае смерти близких людей, при болезни кого-либо из сотрудников или покушении на права музейных работников. Здесь забывались привилегии и «связи».
Опасаясь создавшейся «сплоченности» коллектива, Лизоблюдов решил от этого избавиться. В короткий срок, используя новую политику государства, направленную на то же самое, Иван Николаевич стал медленно, как бы невзначай, натравливать одних людей на других. Первым таковым его действием было создание условий для полной свободы привилегированных лиц. Они теперь только «отдыхали» на работе! С другой же стороны, усилиями его секретарей и доносчиков, за остальными велось наблюдение. И «работяги» были лишены прав на вольную жизнь. Все это породило разногласия в коллективе. Одновременно с этим у нового директора стали появляться свои «любимчики», которые получали надбавки к зарплате, всевозможные почетные грамоты, звания ветеранов, позволявшие иметь к старости льготы. Таковые блага давались только по личному благоволению директора. Это еще больше углубило противоречия в коллективе. И, наконец, с целью упрочить свою власть, Иван Николаевич стал щедро поощрять массовое доносительство сотрудников друг на друга. Последний фактор совершенно разрушил трудовой коллектив. Люди докатились до того, что совсем перестали доверять друг другу и бежали в кабинет директора с доносами, порой, так стремительно, что сталкивались у его дверей чуть ли не лбами, стараясь опередить соперника, узнавшего об очередном «заговоре» против своего избранника.
Иван Николаевич, хорошо зная свои слабые организаторские способности, понимал, что попал в начальственный кабинет лишь стечением обстоятельств, и постоянно чувствовал угрозу своей власти со стороны любого грамотного и мало-мальски энергичного сотрудника. Этим его страхом очень часто пользовались бездельники и интриганы, собиравшие против своих соперников, которыми, естественно, были знающие и трудолюбивые люди, всяческий компромат. Скоро в музее не стало людей, которые бы осмелились высказать вслух правду о своем директоре. Тогда доносчики стали прибегать к выдуманной ими клевете! Доходило до того, что они придумывали, что кто-то из их соперников готовится…убить директора! Ложь и сплетни опутали музей. О какой сплоченности уже могла идти речь?!
Иногда директор любил выдавать своих тайных осведомителей. Он вызывал «на ковер» своих недоброжелателей (каковыми считал более умных, чем он, людей) и как бы невзначай сообщал «по секрету», кто на них донес. Возникали ссоры и скандалы. Собирались целые группировки и коалиции против других группировок и коалиций. Все винили друг друга и не замечали, как ловко манипулирует ими заманивший их в липкую паутину лжи директор.
Все это тянулось годами, пока, наконец, не исчезли любые группировки: люди стали ненавидеть и презирать друг друга!
Воспользовавшись разладом в коллективе, Иван Николаевич занялся «кадровой» работой. Постепенно в музее стали появляться все новые и новые люди. Все уже знали, что если это не присланные от чиновников лица, значит, его односельчане. Деревня заполонила музей. Это уже были преданные, как считал Лизоблюдов, «кадры». Одновременно с этим выживались многие достойные люди и грамотные специалисты. Одним из первых ушел из музея его конкурент на выборах - Петр Геннадьевич Иванов. Хотя с ним пришлось повозиться. Но Иван Николаевич не спешил. Он сумел стравить своего потенциального конкурента с другими сотрудниками, оклеветав его перед ними. Последние, слепо веря своему директору, стали травить Петра Геннадьевича и тот, наконец, не выдержал. Затем «потянулись к выходу» и другие видные специалисты, в числе которых оказались и те, которые выжили Иванова.
Но опытный в интригах и кознях директор, как ни странно, оказался совершенно беспомощным в подборе технических специалистов, бухгалтеров. Для него, постоянно жившего в страхе перед перспективой утраты своей должности, мерой оценки специалиста служили угодничество, лесть и ярко выраженная…глупость. Сотрудники музея замечали, что директор часто предпочитал дурачков вместо умелых специалистов.
Доходило до смешного. Так, однажды он принял на должность техника психически больного человека, имевшего даже инвалидность! Этот «специалист-универсал», как он его называл, совершенно ничего не умел делать и, порой, метался по музею, выпучив глаза и высунув язык. Это, видимо, происходило в период его болезненных приступов. Однако при встрече с директором этот «техник» угодливо кланялся и всячески того расхваливал. Он нанес колоссальный ущерб музею, переломав немало ценного технического оборудования и перепортив почти все холодильники, в которых охлаждал чайники с кипятком. Несмотря на все эти безобразия и жалобы на никчемного работника со стороны специалистов технической службы и сотрудников музея, директор продолжал держать того на работе, демонстрируя свою «терпимость и доброту». Но тут случилось чрезвычайное происшествие! Как-то одна сотрудница отправилась по нужде в туалет, заняла известное место в кабинке и уже собралась приступить к делу, как вдруг увидела, что из отверстия в стенке, которого раньше не было, на нее смотрели чьи-то глаза! Она в ужасе, с криком выскочила из туалета в коридор. На шум прибежали другие сотрудницы, открыли дверь женского туалета и обнаружили там веселого и улыбавшегося техника. Он спокойно вышел из уборной и величественно проследовал в свою мастерскую! Но скандал разгорелся нешуточный! Женщины побежали к Лизоблюдову и в категорической форме потребовали уволить «одаренного специалиста», пригрозив написать жалобу в управление культуры. Это подействовало - идиот был уволен.
Однажды директор принял на работу смотрителя - психически больную женщину. Она вытанцовывала на своем этаже настоящие балетные «па», шокируя публику, часто вмешивалась в работу экскурсоводов и подавала такие «советы», что посетители хохотали до упада. Вдобавок ко всему, она буквально преследовала всех молодых смотрительниц и письменно, ежедневно сообщала директору об их мнимых нарушениях: о длительном пребывании в туалете, о приеме в музее посторонних лиц, якобы их любовников, и прочей ерунде. Она замучила мужчин музея рассказами о том, как ее преследуют какие-то злодеи и пытаются изнасиловать. Избавление от нее пришло случайно: родственники перевели ее на какую-то легкую работу поблизости от дома. Немало возникало и проблем из-за уборщиц. Бывали случаи, когда они не выходили на работу по причине пьянства, и музей пребывал в антисанитарном состоянии, но принимать к нарушительницам дисциплинарные меры директор не давал, демонстрируя свою «мягкость и сердечность». Однажды уборщица прогуляла почти целый месяц, и хозяйственникам пришлось прилагать немало усилий, чтобы временно найти на ее место замену. Когда же она вышла и упала перед Лизоблюдовым на колени, тот «великодушно» ее простил, унизив, таким образом, своих хозяйственников, измученных прогульщицей.
Кроме всего этого, директор продолжал (еще более активно!) практику приема на работу неизвестных людей по телефонным звонкам вышестоящих начальников. Практически всегда эти люди были не только не нужны музею, но вообще не хотели работать. Таких случаев было много, но один следует описать как особенно уникальный.
