— Нет, она умерла. Или кто-то схватил ее.

— Значит, я должен ее вызволить, — просто сказал Даррелл.

Каммингс уже не скрывал своего страха. Он прошептал:

— Не хотел бы я оказаться на вашем месте.

— Вы не поверите, но я тоже, — ухмыльнулся Даррелл.

Мисс Прюитт ждала его, сидя на заднем сиденье «шевроле». Она протянула Дарреллу сигарету, но он отказался.

— Что, совсем плохо? — участливо спросила она.

— Хуже некуда, — ответил Даррелл. — Каммингс наложил полные штаны. А вы боитесь?

— Очень.

— Что ж, вы, по крайней мере, этого не скрываете.

— Уже поздно, — тихо сказала мисс Прюитт. — Почти два часа ночи. Что вы собираетесь делать?

— Закажите мне чартерный самолет, — приказал

Даррелл. — На расходы не обращайте внимания. Вашингтон ломаться не станет. Часа за четыре мы бы добрались до Сендая и на машине, но я не хочу терять ни минуты. На месте мне потребуется машина. От Сендая я доберусь до «Кокусай Онайи» за пару часов— это гостиница, в которой останавливался Билл.

— Я все сделаю, — сказала девушка.

— Возможно, нам также придется взять напрокат какое-нибудь суденышко. Вокруг Хатасимы полным-пол-но островков.

— Понятно. Приступаем немедленно?

— Через час. Как долго вам приходилось когда-либо обходиться без сна, Лиз?

Даррелл невольно залюбовался ее профилем, четко выделявшимся на фоне залитых струйками стекол машины.

— Как-то раз во Вьетнаме я не спала три ночи подряд, — ответила она. — Я же говорила вам, что я медсестра. Но моя специальность — хирургия, а не вирусы. Да, тогда я не спала трое суток.

Даррелл припомнил слова Фрилинга насчет сорока восьми часов.

— На сей раз столько не потребуется, — усмехнулся он.

На углу высился небольшой отель с переливающейся разноцветными огнями вывеской «Таиси Гранд». В сторону от отеля протянулась узкая улочка, по которой стекали потоки воды. По обеим сторонам залитой дождем улочки стояли невысокие домики, отгороженные деревянными заборами или глухими каменными стенами. Ежась под дождем, Даррелл пересек улочку, не встретив ни души. Для ночных гуляк время было уже слишком позднее, а рабочие и служащие еще мирно спали. Помня наставления мисс Прюитт, Даррелл отсчитал четвертый дом от угла— ни уличных указателей, ни номеров здесь не было. Ни в одном из домов не горел свет.

Высокая каменная стена не позволяла рассмотреть нужный дом с улицы. Лишь изящная крыша вырисовывалась на фоне ночного неба. Оглянувшись по сторонам, Даррелл подтянулся и ловко перемахнул через стену.

Мягко, как кошка, приземлившись по другую сторону, он очутился в прелестном садике, тускло освещенном отблесками городских огней. Узкая дорожка убегала в угол, где нагромождение камней и миниатюрные деревья создавали иллюзию отдаленных гор. По камням сбегал крохотный водопад. Перед входом на веранду дома высились два каменных фонаря; сейчас они не горели. Вход на веранду преграждали седзи— раздвижные створки, оклеенные белой рисовой бумагой.

Даррелл и сам толком не знал, что хочет найти в доме Йоко Камуру. Возможно, ничего стоящего он и не обнаружит. Дом был пуст — Йоко заперла его, отправляясь на отдых в Хатасиму.

В неясном свете цветы на клумбах представлялись черными; черным казался и японский клен, росший посреди зарослей высоких пионов, давно сбросивших лепестки. Приостановившись перед седзи, Даррелл попытался мысленно представить девушку-художницу, которая жила в этом доме. Все, что он узнает здесь про Йоко, может помочь ему понять, куда она могла скрыться— при условии, если она еще жива, конечно.

Даррелл попробовал раздвинуть створки седзи — как он и ожидал, они не поддались, запертые изнутри. Тогда он обогнул дом, подошел к массивной деревянной двери и вытащил связку отмычек.

Двадцать секунд спустя он вошел в дом.

По тому, как содержится, опытный глаз может сразу узнать очень многое. Йоко Камуру нельзя было отнести ни к японским хиппи, ни к дешевым представителям художественной богемы. В воздухе ощущался тонкий аромат духов и благовоний. Полированные фусума — раздвижные двери — матово поблескивали в струйках неясного света, просачивавшегося сквозь бумажные стены. В комнате было холодно, ее не отапливали несколько дней.

Интересно, держит ли она домработницу, подумал Даррелл. Вдоль стен была расставлена невысокая японская мебель, полы были устланы простыми татами, а в углах стояли вазы с букетами цветов, составленными в традиционном стиле икэбаны. Даррелл снял мокрую обувь, пересек комнату и прикоснулся к цветам. Лепестки были влажными на ощупь. В вазе еще оставалась вода.

Следовательно, Йоко собиралась вернуться домой довольно скоро.

И еще: Иоко Камуру была практичной, организованной женщиной с прекрасным вкусом; как профессиональная художница, она понимала, что творческая работа требует дисциплины и самоотдачи, а не залихватских наскоков, свойственных любителям.

Пройдя через раздвинутые седзи, Даррелл осмотрелся по сторонам. Внезапно ему показалось, что сзади послышался слабый щелчок, и он замер. Звук не повторился. Тем не менее Даррелл извлек пистолет, зажав его в правой руке.

В доме стояла мертвая тишина.

Вынув из нагрудного кармана фонарик-карандаш, Даррелл включил его. Кинжально-тонкий луч выхватил из темноты разбросанные в беспорядке вещи. Казалось, эта спальня и комната, где только что побывал Даррелл, находятся в разных домах. Створки всех шкафчиков и стенных шкафов были распахнуты, на полу валялась одежда, татами были перевернуты. У Даррелла неприятно защекотало в затылке, и он крепче сжал рукоятку пистолета.

В доме по-прежнему было тихо.

Книжные полки зияли пустыми глазницами; выпотрошенные книги в полном беспорядке валялись на полу вперемежку с одеждой.

Ступая по полу в одних носках, Даррелл бесшумно пересек спальню, осторожно миновал раздвижные створки и очутился в крытой галерее. На шестиугольных каменных плитах, которыми был вымощен пол галереи, сверкали лужицы.

Он сразу понял, что не один здесь.

В конце галереи высился миниатюрный синтоистский храм с полированным торием — деревянными воротцами с двумя поперечными перекладинами. Деревянные створки были раздвинуты. Даррелл замер, выжидая. Ничего не случилось. Он шагнул вперед и снова приостановился. Дождь мягко стучал по крыше. Справа и сзади раскинулся садик — изумительно исполненная крохотная копия горного пейзажа. Настоящий мирок в миниатюре.

Снаружи проехала машина, но не остановилась, а покатила дальше.

Даррелл вошел в храм.

Здесь располагалась студия Йоко Камуру. Все в ней было подчинено одной-единственной цели— удобству в работе. Крыша была застеклена, чтобы в студию попадал дневной свет. На длинном столе были разложены тюбики краски, свитки пергамента и шелк для изготовления какемоно. Кисти Йоко держала в вазочке сиппо. Студия была до отказа забита необходимым для работы инвентарем. Лишь над столом с потолка свешивалась привязанная на цепочке куколка кокеси, а на противоположной стене висела маска ной. Во всем ощущался дух Йоко.

Даррелл мысленно проникся симпатией к молодой художнице. Несложно было понять, как Билл Черчилль влюбился в эту девушку.

В студии никого не было.

В углу стола были разложены какемоно, в изготовлении которых специализировалась Йоко Камуру. Они находились в разных стадиях завершенности: на одних только набросаны эскизы, другие— уже раскрашены и почти закончены.

Изображенные на какемоно пейзажи показались Дарреллу знакомыми. Рыбацкие сцены и островки, конечно же, были зарисованы в Тохоку, близ Хатасимы; в горных пейзажах угадывались очертания Японских Альп; кроме того, Дарреллу удалось узнать Фудзи-Хаконе, район Пяти озер. Судя по всему, Иоко больше других озер любила Кавагути. На двух свитках Даррелл опознал озеро Сайко. Он сам несколько раз ездил в эту живописную местность к юго-западу от Токио и, похоже, Камуру-сан разделяла его восхищение.