-У меня есть обменник,- Рон шлепком положил руку ладонью вниз, словно поймал Пешевана на слове.

Запоздало среагировавшие на резкий жест диверсанта егеря "коммандос" вскочив ударились головами о низкую крышу кабины и по жесту главы тайной службы сели на попы ровно.

Легкая ухмылка тронула рот Рона:

-Меновый лот на "Салюту Млечную", пусть не такой прекрасный, но цены небывалой. Бескислородная планета перенасыщенная редкоземельными рудами. Ее номер на три цифры отличается в космическом атласе Жегрикова от "Салюты Млечной", но зато она у вас буквально под боком.- Рон перевел кондиционер в салоне полноприводника в положение "обдув лобового стекла" и на запотевшем пятне пальцем намалевал литер планеты предлагаемой Перво землянами в замен "Салюты Млечной".

Пешеван сразу повеселел. Загнанная внутрь страстность вдруг смыла трагическую маску безысходности с лица главы тайной службы. Тут было о чем говорить! Хотя с подсачеком для ловли улиток он выглядел непрезентабельно.

Радость родившаяся из злобы здорово раздразнивает аппетит. Но на экзотической кухне Пешеван больше не настаивал.

Редисовые купола храма "Встречи Отсроченной" сверкали золотыми глыбами. Сати вертела головой и легкомысленно болтала ногами в колготках, крутясь на вращающемся лаковом диске стула.

Отец Аквитин сидел на скамье, на заднем дворе и дремал в теньке сморенный зноем, опершись спиной о широкий выступ стены и сложив руки на коленях.

У дома Сатерланов было людно как на ярмарке. Падкие до сенсаций журналюги и телевизионщики оккупировали лужайку у парадного входа в надежде интервьюировать скандального "Правовержца". Весь этот табор расположился с фасада дома хомодермика. Они там и сям прохаживались, заглядывали в окна.

Подкравшийся папарац лучезарно улыбаясь демонстрировал девочке шоколадку и не дразня опускал столь ценное для всякого ребенка лакомство в щель между рамой и приоткрытой оконной створкой интересуясь, а дома ли ее папа? Сати насупившись забирала шоколад и начинала медленно, торжественно кивать, демонстрируя пробор от двух тугих "хвостов" и отрицая тут же мотала головой из стороны в сторону. Так повторялось несколько раз пока выдерга резко не захлопывала оконную "пасть" и не начинала вращаться на стуле.

Аудиенция на этом заканчивалась. Пигалица развлекалась около часа, провожаемая нежно ненавидящими взглядами сменяющихся репортеров. Юджин, весьма довольный, валялся по полу. Весь рот шалопая был измазан шоколадом.

Телевидение убивает популярностью того, кого выбирает себе в жертву. Трупы не возвращаются. Облава телевизионщиков и газетчиков мобилизовала на подмогу Хаваду, но у той хватило благоразумия включить круговую оборону и круглую дурочку. Она с легкостью шла на контакт переводя любые разговоры относящиеся к хозяину дома в трогательное сочувствие самим журналистам и вдобавок угощала их выпечкой.

Сквозь заразительную дремоту теней прохлеснулся расталкивая ветки Астрел Сатерлан. Сторожась и приглядываясь он приблизился к задремавшему отцу Аквитину. Астрел крался на цыпочках, будто боясь разбудить его преподобие. Едва он тронул Аквитина за плечо, как тот поднялся и они оба, из под вьюнов тянущихся до самой зубчатой кромки каменного забора, выкатили пару припрятанных там велосипедов. Под отжимным держателем на багажнике одного из велосипедов был закреплен короб. К раме второго прикрутили свернутое в рулон покрывало. Потайная кованая дверь привычно отпричетала вздорным скрипучим голосом.

Тягучей бронзовой бороздой крутая мощеная улочка уносила сбежавших велосипедистов от чад и домочадцев.

Дорога устремленная в никуда может быть только сельской. Асфальт линует мир четким маршрутом, воспринимая горизонт как условный мираж расстояний и настаивает на скорости своего преодоления.

Бегство всегда выглядит как брошенный кому-то вызов.

Трава крепила корнями колею. В далеких кронах слышалось воркование птиц. Уже виднелись крошечные домики и мачты рыбацких лодок. По краям дороги проплывали поля. Справа и слева темнел лес, уходящий где выше, где ниже и сливающийся с небом и рекой. В изломе береговой линии зеленела заболоченная пойма. Тягуче искрился заливной луг. Зарябил россыпью проносящийся вниз по реке катер.

Волнами дороги их вынесло на берег. В небе таяли редкие, едва заметные тучи. С хрустом приминая буйно разросшуюся траву они положили велосипеды набок.

Темной синью стлалась река. Искря чубатой пеной шумели перекаты. По вдоль прозрачный огонь смолил поверхность воды. Молочным дымом струились белые бивни рыбацких костров на том берегу и наобум разбросанные домики открывали далекую перспективу.

Кружась в водоворотах, волны беспорядочно сталкивались наскакивая друг на друга и облизывали острые края выступающих скал. Влажные блики световых пятен порой двигались навстречу. Искрясь под свежим ветром посверкивала зацепившись за перекаты кольчуга плеса. Глыбились исхлестанно бурлящие перья порогов напоминая с какой бешеной силой может мчаться вода. Небо было насыщенного аквамаринового цвета. Сильная, пронизанная густой синевой выразительность тянула за собой.

Сытное. До краев. Зрелище. Река.

Тишина и безлюдье. Бутылка храмового вина и нарезанный сыр, в дырочки которого не помещалось маленькое белое солнце.

Как не отрежь.

Между слабеющей, вибрирующей непрочностью плеса и зримой гранью противоположного берега, ниже порожистой блесткой мели, лодка плясала на мелкой волне. Там рыбаки выбирали ночную снасть.

Радушен день

Лазурна кровь реки

И без нее в безделье речники.

Отец Аквитин скинул сандалии и, подоткнув хитон прошлепал по заносам намытого ила и наклонясь в сияющее внизу небо вошел в воду. Капли сверкали как бриллиантовая пыль. Брызги искрились на зеленой траве и цветах.

Лодки в заливчике под песчаным берегом врезанные в свинцовую тень на воде напоминали листопад. Все пропахло речной водой. Насторожившиеся было рапирные оруши потрещали между собой, сердито топорща палево-серебристое оперение и принялись деловито перепархивать по уключинам, кто на карму, а кто на нос. Пара орушей, решительно расправив огромные крылья, в перебивку закричала, изящно скользнула вперед и помчалась параллельно поверхности реки распарывая длинными вощеными клювами переливно-зеленые, лениво тревожные волны. И спустя несколько секунд, несмотря на немалые размеры, истончившись, словно растаяв, растворясь в бархатной дымке клубящейся над прогретой рекой. Лодки распузатились и сияли свежевыкрашенными боками. Намокшие крепежные узлы переламывались на рифленом стекле волн. Легкий скрежет соприкасающихся бортов сопровождался шорохом плавников. Под днищем лодок, по донной траве, над подводным пастбищем ходили рыбы. Солнце плескалось об воду растекаясь литьем.

Прелое ароматное многоцветье трав пахло детством.

На Астреле были кремовые брюки и рубашка с коротким свободным рукавом. Он снял туфли и стянув носки скатал их в один черный шарик. Ступни обожгло в согласии с налетевшим прохладным ветерком. Молодая, липкая травка нежила его подошвы, как бархат. Астрел смотрел на далекий голубой окоем, осмысляя последствия будущего.

Вода закругляет острые углы и чем-то похожа на память, подтачивая и перетирая время в нежную боль.

Порыв сменившегося ветра донес грохочущий треск. Они переглянулись и обернулись на звук мотора. Юный пастушек перегонял с выпаса у реки на отменные травы предгорья карликовых руномулов, как на грех перегородив дорогу мотоциклисту.

-Пошли прочь! Вон! Вон! Убирайтесь!