- Это мы на речке. Это папа получил повышение, мы празднуем. Это тетя Сара приехала в гости. Это... - истории сокращаются до сухих фактов. Янни слушает с той же жадностью, а я...
Я уже не могу за ним идти.
Таскаться - вот, как она сказала. Словечко со двора, были и другие: улетный, очуметь, нямка и прочие, которых я не знаю - больше и уже.
Я перевязываю его рану.
Я никогда и не мог его догнать.
Янни безучастно прячется за сеткой отросших волос и волшебных узоров - я дал ему блокнот и ручку.
Он хорош, да что там - гениален. Лучший из техников. Это и спасает его, в конечном счете. Брат ценнее чародеем, чем огненным магом. Поэтому его забирают в подвалы все реже, даже после того, что случилось с Висией.
Особенно после.
У них пока есть еще трое: лишившийся ног и воли к бегству Мантикора. Рано постаревший Джокер. Загадочно живучий призрак Илая. Я пытался поговорить с ними, но в Заповедник к Мантикоре не попасть, а Джокер не отвечал - лишь дырявил тяжелым взглядом. Он замолчал однажды и навсегда. Кажется, только вчера громко хохотал в компании друзей за барной стойкой, а вдруг - стерся до щербатого силуэта в углу.
Илай же, едва глянув на брата, отвернулся:
- Поздно.
- Но вдруг еще можно что-то сделать? - я подхожу ближе, не давая ему уйти. Мне плевать, даже если повторит фокус с огнем.
- Ты ничего не смо...
- А кто-то другой? - перебиваю. - Любой способ. Что угодно, хотя бы вероятность...
- Нет, - маг отбил руку брата: тот тянулся потрогать его короткие белые волосы. Янни выдохнул, довольно заулыбался.
Он сразу прилипал к Илаю, стоило альбиносу появиться поблизости. Вился вокруг, непривычно молчаливый и почти умиротворённый. Касался - когда позволяли. Брата магнитом тянет к наследникам пламени.
И тьмы тоже. Мы часто спускались в Заповедник к тварям, где он приникал к стеклу и водил по ледяной поверхности кончиками пальцев. Раскрасневшись, тихонько мурлыкал под нос: рассказывал. Ему не отвечали, нас ведь не пускали к тем, кто мог ответить:
- Нет. Я не пущу вас к Высшим тварям. Ты видел, что он заставил сделать ту, которую создал во время ритуала. Нам не нужны сюрпризы, - цедил Адамон в ответ на мои просьбы. Хоть бы та тварь убила вас! Хоть бы вы все умерли, пусть этого мало, пусть так не вернуть ни Янни, ни Алекса, ни папу с мамой и крошкой Алишей. Плевать! Вы все должны были умереть в тот день.
Илай повторял за Адамоном: нет. Нет. Нет. Я не отступал. Находил раз за разом в самых укромных уголках Университета:
- Ты же в порядке! - вскидывает красные глаза. Прикусываю язык. Он не в порядке, мы оба знаем. Говорю:
- Извини, - морщится. - Должно быть что-то. Не может быть иначе, - Янни, неловкий в огромной папиной куртке, складывает узор из камушков на асфальте. Когда-то в прошлой жизни он чертил чары просто в воздухе - легкими огненными нитями.
С неба падают первые снежинки.
Мы стоим за общежитием пятого блока. У самой ограды, заплетенной еще не облетевшими яркими вьюнками. Илай запрокинул голову, подставляя лицо снегу. Дышит паром. Бледный до синевы среди алых листьев. Совсем не холодно, но Янни заметно ежится и шмыгает носом. Я зря не надел на него еще один свитер: брат постоянно мерзнет, даже летом. Только после ритуалов, наоборот, жалуется:
- Жарко.
Мы много гуляем. Или сидим в библиотеке. Я работаю, а Янни рисует, шатается между полками, читает. Книги по чарам - что же еще? Я больше не спускаюсь в подвал к Валентину и едва киваю ему, когда встречаю в коридорах. Он выглядит блеклым. Он молчит.
Он хотел предупредить меня, просто не хватило духу пойти до конца. Я не должен винить его, это несправедливо.
Но я говорю Янни:
- Пойдем, - если вижу профессора Рабинского в читальном зале.
Я говорю Илаю:
- Птицы. Почему они слетаются, когда проводят ритуалы? Почему в ту ночь в подвале был воробей?
Мягкие горячие перышки под пальцами, цепкие коготки впиваются в кожу. Сейчас ждет нас дома.
Илай отступает от забывшего о камнях Янни. Со стороны похоже на танец.
- Птицы приходят, когда умирают твари, - Илай щелкает пальцами - в воздухе расцветает пламя. Янни замирает, открыв рот, вроде впервые в жизни встретил волшебство.
Твари. Все завязано на тварях. Сложнее любых чар, сакральная тайна Пламенной эпохи. Очень разные, одна диче другой. Рядом с ними ты словно заживо умираешь - мне говорили.
- Птицы приходят, когда все кончено.
- Ты уверен? - я спрашиваю в последний раз.
Илай смотрит на рыжие языки. В зыбком золотом свете он кажется совсем мальчишкой: будто выглянул на секунду человек, которым он был раньше.
До Университета.
- Нет.
До магии.
- Ты пожалел? Ты бы отказался от волшебства, если б знал?
До огня в ладонях и темноты за спиной.
До голосов из теней.
До того, как тоже что-то потерял.
- Нет.
Он поднял кровавые глаза и бледно улыбнулся.
- И ты бы не стал.
Я открыл рот, чтобы возразить, но не произнес ни слова.
***
- Вот и все, - завязываю бинт. Янни пытается отнять руку - перевернуть исчерканную страницу в блокноте, но я не отпускаю, цепляю его отмытый подбородок и заставляю посмотреть на меня. - Почти все. Есть еще одна вещь, а потом порисуешь. Ладно?
Его равнодушный взгляд блуждает. Наверное, по-прежнему видит узоры. Я поднимаюсь с пола и тяну брата к окну, пропуская вперед.
В клетке на подоконнике настороженно нахохлилась маленькая птичка.
- Выпусти его, - Янни водит кончиками пальцев по прутьям. Тянусь через его плечо и открываю раму. Снег врывается в комнату из черноты парка волной холода и шума. Невидимые ветки скребут друг о друга - к утру остатки листьев будут на земле, скованные изморозью. Здесь не горят фонари. Мы отражаемся в стекле как в зеркале. Впервые я стою с ним рядом, а не прячусь в тенях, притворяясь спящим. Впервые я вижу себя с болезненной четкостью. Худое лицо, а у тонких губ залегли глубокие морщинки. Нос из-за них кажется острым. Светлые брови почти не видны, будто их и нет вовсе, а глаза...
Янни смотрит прямо на меня.
Лампа над головой мигает и лопается тьмой.
- Мне жаль, - Янни молчит. Звякает крючок, тихонько гремят прутья. Зимний ветер смывает запах крови, обжигает легкие. Я на ощупь нахожу его ладони с пойманной птицей. Горячей-горячей, солнечной. Глажу мягкие перья, нос щекочут Яннины волосы.
- Она была прекрасна, - говорит он.
- Кто?
- Тварь, - жар растекается по коже.
- Мне жаль, - повторяю я.
- Не надо. Она ушла, - качает головой, пряди щекочут мне щеки. - Я отдал ей все, что мог. Я думал, что понял - что Мантикора и Висия поняли.
- Понял?
- Из чего они сделаны.
- Из страха, - из чего же еще?
- Да. Но не только. Высшие рождаются из надежды. Я надеялся изо всех сил, но...
Его голос затухает и тут же вспыхивает, отзываясь ознобом:
- Я должен уйти, куда она ушла. Только так можно вернуться. Пообещай мне.
- Что? - я чувствую, как бьется мое-его сердце - под хрупкими птичьими костями.
- Что отпустишь, когда придет время. Воробей вздрагивает и выправляет крылья. Царапается, продираясь наружу.
- Да, - и тоже буду надеяться изо всех сил, что ты вернешься. Слово вспархивает и мгновенно исчезает среди ночных звуков.
Отпускаю теплые пальцы. Однажды мне придется сдержать обещание. Не сегодня - когда я закрываю окно и иду по хрустким осколкам на кухню: включить свет. Не сегодня, когда Янни опять склоняется над блокнотом. Не сегодня, хотя именно сегодня я прячу альбом с фотографиями - далеко на нижнюю полку шкафа, под стопки его листков с заклинаниями и мои давно заброшенные учебники. Все разные, но каждый с неизменной Фемидой на обложке.
Новые линии ложатся на бумагу. Ширятся, как круги по воде. Где-то внутри Янни Алек, хочет жить и ищет способ проложить дорогу наружу сквозь лабиринт всесильных узоров, вслед за беглой птицей надежды.
