Отари увлек меня на другой конец комнаты, как можно дальше от нашей компании. И мы поплыли в оранжевых волнах печальной песни о парне, который потерял свою любовь. Отари обнимал меня нежно и сильно. Он не танцевал - сливался со мной в медленном движении под музыку. Я не противилась, мои руки обвивали его шею.
- Оля... - жарко выдохнул он. Мне показалось, что пламень его страсти опалил мне волосы. Я подняла голову, посмотрела ему в лицо:
- Кто ты?.. Откуда ты взялся?..
Наши губы почти соприкасались.
- Поедем ко мне, - прошептал он. Я не ответила. Невозможно было расстаться с ним. Казалось немыслимым хоть на минуту заглушить в себе музыку любви - яростную, нежную, томительную, щемящую... Но и бросаться очертя голову в объятия человека, которого знаешь всего несколько часов, тоже было нельзя. Я вспомнила Мишкин взгляд.
- Нет, Отари. - Я положила ладони ему на грудь и отстранилась. - Ты мне очень нравишься. Но так нельзя. Я тебя совсем не знаю.
Он умел владеть собой. Разомкнул объятия, взял меня за руку.
- Хорошо, Оля. Пойдешь завтра со мной в ресторан? Кавказскую кухню хочешь? Шашлык, хачапури, сациви! - Он характерным кавказским жестом собрал пальцы в щепоть, прижал их к губам и выразительно причмокнул.
Его глаза теперь весело блестели.
- Пойду! - с радостным облегчением ответила я. Мне казалось, что Отари должен был обидеться в ответ на мой отказ поехать к нему. А ссориться с ним я желала меньше всего на свете. Но я плохо о нем думала. Он был из настоящих грузин. А для них желание женщины - закон.
- Кстати, где ты в Москве остановился? - спросила я и потянула его за руку к столу.
- В гостинице 'Академическая'. Знаешь? Около метро 'Октябрьская'.
- А на курсы куда ездишь?
Мы подошли к столу, Мишка как раз закончил рассказывать какую-то байку, и Алиса с Иркой дружно засмеялись. Может быть, поэтому Отари не ответил. Зато сказал:
- Оля, мне пора. - И обратился к моим друзьям: - Миша, Аля, Ира, до свидания! Это большое счастье - провести с вами вечер!
Мишка привстал с кресла:
- Так мы тоже, наверное...
- Сиди, Ефремов! - скомандовала я. - Музыку еще послушаем, чаю попьем! Девчонки, заварите? А я Отари провожу.
Мне хотелось остаться с ним наедине.
Я проводила его до дверей. Стоя рядом в пустом коридоре, он шепнул:
- Я завтра в пять часов за тобой на такси заеду. Будешь дома?
- Да, буду, - тихо ответила я. И сжала ему руку. Он мягко, но властно притянул меня к себе и поцеловал в губы.
Я задохнулась.
Мне все стало ясно. Никуда я от него не денусь. С картой любви не шутят. Он будет моим мужчиной. А я - его женщиной.
Так и случилось.
***
Мы стали встречаться. Отари снимал в гостинице 'Академическая' одноместный номер, и это временное прибежище одинокого молодого врача-грузина превратилось в колыбель моей первой любви. Я неслась в потоке слепящего солнечного света. Наши чувства, наши страсти, наша нежность... руки, не знающие стыда... его сияющие глаза, его губы, его горячечный шепот... наши походы по ресторанам, вечерние прогулки по Москве... Не помню, как я сдала экзамены. Но я сдала их! Тогда настало время чудес, и мои четверки по литературе и математике были тому свидетельством!
Время летело незаметно. Мы виделись каждый день.
- Когда же ты на свои курсы успеваешь ходить? - как-то спросила я.
- Закончились курсы, - просто ответил Отари. - Я отпуск взял в больнице, телеграммой. С тобой буду. Долго... - И крепко обнял меня. - Сколько смогу, Оля!
Тогда я и написала Дэвиду письмо. Мне не пришлось долго думать и подбирать слова. То, чем я жила, не оставляло для влюбленного викинга никакого места ни рядом со мной, ни в моей памяти, ни в душе. Я опустила письмо в почтовый ящик и тут же забыла о женихе из Америки. Не было ни чувства вины, ни лирических воспоминаний - ничего не было. Любовь - великая эгоистка...
Я жадно узнавала Отари. Расспрашивала: как он жил до меня, что думает, о чем мечтает... Он не любил о себе распространяться.
- Мечтаю тебя целовать! Всегда! - смеялся он и нежно прикасался губами к моей щеке. Он был из тех счастливых людей, которые живут одним днем: не сожалея о прошлом и не тревожась за будущее. Он наслаждался нашей любовью - и в этом каждую минуту выражалась вся правда и полнота его существования.
Так я думала. Но все-таки упорствовала в своем любопытстве. И день ото дня узнавала о нем все больше и больше.
Отари родился и жил на окраине Тбилиси - в бедном и ничем не примечательном районе Сабуртало. Судьбы его родителей не сложились. Отец промышлял воровством, удача ему не улыбалась, всю жизнь он провел в тюрьмах. Мать Отари годы и годы жила в ожидании мужа, в заботах об их первенце - дочери Гулико. Когда муж возвращался, она всякий раз думала, что счастье наконец-то посетило их дом. Но неизменно рано или поздно оставалась одна. Потом родился Отари. Через три года одинокая женщина с двумя детьми на руках устала и отчаялась. Она была еще сравнительно молода, привлекательна. Мужчины оказывали ей знаки внимания. Вполне можно было начать новую жизнь. Нужно было только пристроить детей. Избавиться от них...
Она решилась на это. Шестнадцатилетнюю дочь Гулико отдала замуж за богатого пожилого цеховика - владельца подпольной пошивочной мастерской. А трехлетнего сына Отари - престарелым родителям мужа.
- Сына не смогли воспитать! Вором стал! - кричала она свёкрам. - Молодость у меня украл! Красоту сгубил! Так хоть из внука человека сделайте! А мне еще для себя пожить хочется!
Старики окружили маленького Отари теплом и заботой. Но кроме этого мало что могли ему дать. Жили они бедно. Дед работал дворником, бабушка хлопотала по дому. Их дочь Циала, тетка Отари, помогала, чем могла. Но у нее с мужем было пятеро детей, и ей самой нередко нужна была помощь родителей. К Отари часто приходила Гулико, приносила деньги. Ее состоятельный супруг не скупился на поддержку родственников любимой молодой жены.
Свою мать Отари видел редко, да и то при случайных встречах по дороге из школы. Она сыном не интересовалась...
Он рос на улицах Сабуртало. Бегал по их узким неровным тротуарам, купался в Куре, играл в футбол в тенистых дворах среди малоэтажных оштукатуренных домов.
- Это потом стали большие здания строить, как в Москве, и магазины тоже, а тогда... - рассказывал Отари. - Идешь по улице, а в каждом доме - магазинчик, еще магазинчик, еще... Да и сейчас там то же самое, Сабуртало никогда не изменится! Развалы с фруктами, парикмахерские, мастерские! И на каждом шагу пекарни! У нас любят хлеб печь. Знаешь, как вкусно горячий шоти пахнет?
Там же, на улицах и во дворах Сабуртало, набирался он жизненного опыта. В Грузии всегда была сильна организованная преступность во всех ее формах: бандитизм, разбой, похищение людей, мошенничество, шулерство, кражи. Недаром в преступном сообществе СССР слово грузинских криминальных авторитетов было решающим. Но особенно в республике почиталась воровская традиция.
- У нас в Грузии вор - уважаемый человек! - значительно говорил Отари. И было непонятно: осуждает он это или одобряет...
Почти в каждой семье Сабуртало кто-то из мужчин или сидел в тюрьме, или имел судимость в прошлом. В районе царил культ воровской жизни. Отбыть срок в местах заключения свободы считалось достойным делом. Совершить преступление значило проявить мужскую доблесть. Ребята брали со взрослых пример: учились карманным кражам, похищали вещи и продукты с торговых лотков, помогали взрослым преступникам - 'стояли на шухере', пока те обворовывали дома. Отари подростком не раз участвовал в квартирных кражах.
Когда я это услышала, в ужасе округлила глаза:
- Ты воровал?!
Отари засмеялся:
- Это давно было, Оля!
Я поняла, почему он не любил рассказывать о своем прошлом - не хотел неприятных воспоминаний. В этом мы были похожи. Я тоже не любила вспоминать о своих приключениях на Лисе. 'Слава Богу, что все это давно кончилось - и у него, и у меня', - подумала я.