– Кстати, насчет Ломоносовых…

Андрюха стрельнул глазами в раба божьего Геннадия, затем перевел на меня. Очень выразительно вышло.

– Да говори уже, – недовольно пробурчал я, подбирая горбушкой паштет с тарелки.

– Оба вы про мои дела в курсе.

– Меня опасаешься? – Керим крайне удивился. – Родичам ничего плохого не сделаю. – Я ожидал чего-то вроде «вот те крест», но не дождался. Хорошо еще Аллахом клясться не стал. – А про остальное мне все равно. Никому не передам. Да и я ничего в мануфактурах и науках не понимаю, – показывая красивые ровные зубы, поведал мой крестник. – Мне бы коня да саблю, а ваши хитрые подходцы и договора – до того самого места.

Стоп! А ведь есть у меня для него отличное применение. Бирон у нас большой любитель лошадей. Я, в отличие от немчуры, в них понимаю самый минимум. Отправить его найти подходящего жеребца в подарок. Или даже не одного. Лишний раз подольститься не мешает. Потом вернется сторицей, если удастся угодить.

– Да все просто, – говорю лениво. – Любая наука определяется элементарно. Если оно зеленое или ползает, бегает, кусается – это биология. Воняет – химия, шестеренки – механика, камни – геология, звезды – астрономия. Много слов непонятных – философия.

Оба уставились на меня в заметном обалдении. Наверное, еще никто не доносил до слушателей более доходчивого определения учености.

– За простоту и незамутненность сознания! – провозгласил я, поднимая кружку.

Они с задержкой подняли свои. Кажется, меня опять понесло и это уже лишнее.

Впрочем, и они оба изрядно поддавшие. Наотмечались еще до появления начальства.

– Все. Пошутили и хватит. Выкладывай свои новости, – приказал.

– Письма у меня, – Андрюха полез в стоящий рядом со столом мешок.

– Это потом. Ты на словах выкладывай. Что видел, о чем догадался, какие шаги предпринял. Или я сильно хорошо о тебе думаю?

– Ну, перво-наперво я все сделал по вашему слову, – явно подбирая слова, сказал он, старательно не глядя в глаза. – Деньги честь по чести передал. Василий Дорофеевич горд вашими успехами. Приятно ему, что в большие люди сын вышел. – Андрюха странно покрутил головой. Чем дальше, тем меньше нравилось мне его поведение. – Соседей расспросил, есть ли нужда какая или ссоры. А то не всегда сами скажут.

– Ты долго собираешься тянуть кота за хвост?

– Поэт у нас Михаил Васильевич, – булькнул от смеха Керим. – Скажет иной раз…

– Ну это… действительно дело семейное. У женщины той, Ириньи, ребенок образовался.

– Образовался, – Керим задохнулся смехом, – и кто тут нерусь?

Потом, видимо, дошло, и он резко заткнулся. Не знаю, что там у меня на лице проступило, но никаких особых эмоций не почувствовал. Ну, скорее всего, мой ребенок. И что с того? Немедленно нестись повидаться или вопить от счастья не тянуло. Это все слова. Абстракция. Я даже особой причастности не ощущал. Слишком далеко и давно происходило. Старые впечатления вытеснены новыми. Уже и лица ее особо не помню. Мои встречи с женщинами в здешней жизни, как и в прошлой, если уж быть честным, приятное, но ни к чему не обязывающее событие. Я им ничего не предлагал помимо веселого развлечения и удовольствия, и они до сих пор ничего не требовали.

– Кто родился?

– Девочка – Евдокией крещена. А у отца вашего, Михаил Василевич, – продолжал между тем частить Андрюха, стараясь не дать перебить, – жена его прежняя преставилась при родах. Еще одну девочку подарила – Ольгу. И того… Ну и он… это… взял ее за себя. Иринью. Как бы грех на себя принял. Его ребенок как бы стал. По всем записям и церковным книгам. Сестра она вам отныне.

А самое забавное, прикинул я, что и моя подружка по отцу Семеновна. Как прежняя. Если когда потомки сильно благодарные начнут разбираться в биографии, фиг поймут, сколько жен в семье и от кого дети. Ну тятя – орел! Уважаю. Одним махом сразу несколько зайцев поймал. И жену новую, и за младенцем есть кому присмотреть, и меня реально прикрыл, да и ей польза немалая. Теперь официальной супругой стала и за его спиной удачно пристроилась.

Вряд ли в нынешнем веке матери-одиночки респектом пользуются. А ведь аборта не сделала. Не думаю, что нельзя. Такие вещи люди умели чуть ли не в каменном веке. Правда, и смертность наверняка огромная, но это смотря от сроков. На ранней стадии ничего ужасного.

Натурально почувствовал себя крайне неудобно. Особо и не вспоминал, разве на первых порах. И не зря письма почти не приходят, а в последнее время назад не зовет. Не дай бог возвернусь, Санта-Барбара начнется. Оно ему надо? Особенно теперь, когда Андрюха обсказал про мою шикарную жизнь и привез немалые деньги. Ванька есть, еще один… хм… наследник.

– В общем, деньги те, пятьдесят рублей, я как бы для всех детей вручил. Отдельно. На будущее али на черный день. Что для отца вашего – то само собой, а им – собственное…

Он продолжал маяться, и пришлось высказаться:

– Ну и молодец. Правильно сделал. Раз в доме хозяйка имеется, пусть ими и занимается.

Это надо отложить на будущее. Деньги посылать постоянно, да и письмо отправить ласковое, со всем уважением. Матушкой типа назвать. Очень смешно. Домой лучше не показываться – во избежание, ипить! А не было ли в том советском сериале намека на эти обстоятельства? Прямо сказать не могли, облико морале великого ученого портить, но эти заигрывания, над которыми, вспомнив киношку, посмеивался? Может, как ни крутись, а результат все равно один? Нет. Ерунда. До прививок оспы лет на сто позже додумались. Изменил я историю.

– И это…

– Чего это?

– Расспросил я будто невзначай про матушку вашу. Не сходятся сроки, – уже из-под стола, прячась от кулака, порадовал меня Андрюха.

Скотина. Все равно не успокоился. Если понадобится, нарисую себе биографию хоть лично от Юлия Цезаря, но зачем? Эти вещи достаточно просто проверяются, и кровное родство не выдуманное, а фактическое запросто станет опасным. Как княжну Тараканову засадят в крепость – и сдохнешь там без всякого смысла.

– О чем он? – с недоумением спросил Геннадий.

– Ладно, – сказал я без особого гнева. – Вылазь. Бить не стану. Наказание потом придумаю. Понеприятнее.

– Это как вам будет угодно. Не для себя старался.

– Как они вообще… ну живет семья?

– Нормально так живут, – усаживаясь на стул так, чтобы не достать его рукой, и хитро поблескивая глазами, заверил Андрюха. – Дружно. Дети малые оруть – так то завсегда так. Когда мои сестры появлялись…

– Лирика потом.

– А? Ну да, ну да. Сделал я все, и даже больше. Два мешка с картошкой отвез. Все-все рассказал. И как готовить, и как сажать. Сроки, ухаживание…

– Питаться я понимаю, а урожай какой собирать станешь? Сажать уже обучился, окучивать?

– Так зачем в затылке чесать на манер барана? – он ухмыльнулся. – Мы с матерью расспросили немцев, то бишь голландцев. Там давно выращивают. Наши москвичи жрать не хочут, а при желании найти подходящего человека совсем не труд.

Похоже, меня в очередной раз макнули мордой в грязь. Причем он даже, скорее всего, не понял этого. Я же в его представлении не всезнайка, просто где-то у иностранцев набрался мудрости по части малоизвестного продукта. Сам не сажал и не собирал. Значит, что? Правильно! Расспросить занимающегося этим профессионально. В огороде на Кукуе не найти нельзя. Раз еще Петр пытался внедрить.

И ведь когда дело касается какого самовара, я не стараюсь специалиста обучать, что означает лудить оловом. А тут раскомандовался. Опытные участки. Здесь на таком расстоянии, там на другом, в третьем месте с проросшими глазками отдельно. Сравнивать типа. Без меня уже научились. Хотя… Одно другому ведь нисколько не мешает. Может, и будет прок. Висит же в мозгу застрявшая мысль об удобрениях соломой и торфом. Проверить. Рост урожайности – дело в высшей степени нужное.

В учебнике про средние века было про трехполье в Англии и выгул там овец. Якобы от их навоза польза. Тоже выяснить. Вдруг и без меня в курсе, и нечего начинать. А нет – так не проблема обсудить. Деревеньку мне надо. Под опыты. Только сам же там сидеть не стану, а поручить кому?