- Давно стоишь тут? - улучив момент, когда боец немного отвлекся от наблюдения, спросил я.

- С рассвета, - ответил сосед. Голос уже не тревожный, твердый. Сначала "юнкерсы" пикировали почти на самые окопы, а потом атаки танковые... Вот уже третья надвигается... Держимся потому, что наши сорокапятчики молодцы: много "тигров" и "пантер" подбили. Мы из пулеметов, а ближе и из автоматов живую силу ихнюю уничтожали. С гранатами шли только на тех, что прорывались и перли прямо на нас...

- Наши тут погибли от снарядов? - будто новичок на войне, спросил я.

- Били прямой наводкой, - пояснил боец. - Из пушек и из крупнокалиберных пулеметов. Почти весь бруствер разрушен. И пулеметы наши... Мой "максим", а у ребят "Дегтяревы" - тоже выведены из строя. Только гранат немного осталось... Хоть и засыпанные были... Откопали, когда ребят своих откапывали.

Я протянул руку в нишу и на ощупь определил, что гранат там еще много.

- А чем их связывать? - спросил я, хоть и понимал нелепость такого вопроса. "Связывай чем хочешь! - мог ответить мой сосед. - Мозгуй сам! Рви на полосы свой рюкзак!.."

Однако боец ничего не сказал. Он вынул из кармана штанов две веревочки, скрученные из поскони, и молча протянул их мне. Я быстро, без заминки, хотя делал это впервые, связал две связки ручных, противопехотных гранат, положил их на край бруствера, наиболее уцелевший.

- Свяжите побольше! - не то приказал, не то попросил боец и подал мне еще несколько веревочек. - Да постойте минутку за меня, пока можно. У меня уже ноги подкашиваются. - Он сел на желтый песок у стенки траншеи и вытянул ноги в желтоватых от песка кирзовых сапогах. Спиной прижался к стене траншеи и откинул голову, пилотка от этого надвинулась на глаза. Я заметил, что его веки сомкнулись раньше, чем закрылись пилоткой.

- Есть хочешь? - тихо спросил я.

Боец ничего не ответил и не подал никакого знака: ни отказа, ни согласия. Однако когда я поднес ему кусок запеканки - взял, сдвинул с глаз пилотку.

- Спасибо вам, - промолвил сдержанно, но видно было, что от души. - А себя не обидели?

Я выставил руку с таким же куском.

- Если успеем это съесть, - шутливо проговорил боец, - то еще повоюем!

- Успеем! - заверил я. - "Тигры" чего-то приглушились, боятся наших пушек.

Набив полный рот запеканкой, я положил остатки в нишу, рядом с гранатами, чтоб освободить руки для важной и неотложной работы - подготовки связок гранат. Перед тем как откусить еще раз, забыл подуть на кусок и сразу почувствовал на зубах песок. Однако вкус от этого не изменился.

Что важнее было в эту минуту для моего соседа - подкрепиться или поспать - трудно было определить. Мне казалось, что он жаждал и того и другого. Пилотка снова надвинулась на глаза, но свою долю запеканки он из рук не выпускал и откусывал от нее часто, будто боясь тратить время на разжевывание.

С вражеских позиций послышался раскатистый гром недалеких залпов, и снаряды прогудели над нашими головами. Потом залпы повторились, но мы уже не вслушивались в них, а с тревогой следили, на сколько можно было уловить на слух, где падают вражеские снаряды, не нащупали ли они наш передовой рубеж?

- По артиллерии бьют! - уверенно сказал мой сосед. - Наши сорокапятки хотят подавить. Значит, танки пойдут снова.

Говоря спокойно, боец с такой поспешностью доедал свой кусок, что меня охватила тревога и невольное ожидание чего-то очень опасного. В то же время хотелось снять с плеч свой рюкзак и выдать соседу добавку.

...Руки мои дрогнули от мощного близкого взрыва. Больно резануло в глаза песком, дыхание перехватило, будто заткнуло отравленной горечью. Протерев рукавом глаза, увидел у своих ног недоеденный кусок запеканки. "Мой это или соседа?" Вскоре почувствовал, что мой в руке. Глянул на соседа: он еще больше привалился к стене окопа и будто отдыхал. Отдыхал, но не жевал... Я кинулся к бойцу и заметил, что с его правого виска сочится кровь...

Мне хотелось бы рассказать по порядку, что дальше было с нами обоими, особенно с моим соседом, но, к сожалению, не могу этого вспомнить: вскоре я и сам был без сознания. Очнулся я в маленьком блиндажике, по всем углам заставленном телефонными аппаратами. По командам капитана, который там был, я понял, что это пункт связистов. Капитан беспрерывно держал возле уха трубку, принимал сообщения, приказы и сам приказывал, не бросая трубки: посылал своих связистов то туда, то сюда на исправление проводки. Заметив, что я очнулся, приказал:

- Не медли, сержант! Если можешь хоть немного шевелиться, то давай жми в медсанбат! Тут лощинкой проползешь!..

"А как я попал сюда?" - хотелось мне спросить у капитана. Он будто почувствовал это и сказал сам:

- Несли тебя санитары, контуженного. Да не донесли... Тут такое началось... И лучше не дожидаться ночи... Может быть еще хуже...

Я потянул к себе свой рюкзак, собираясь выполнить приказ капитана, но он вдруг остановил меня:

- Подожди! Автомат оставь тут! Нам потребуется! Винтовку возьми!.. Вон стоит у входа.

Винтовка показалась мне такой тяжелой, и чтобы вскинуть ее на плечо, нечего было и думать. Разве только волочить рядом с собою по траве.

Я так и сделал. Выбравшись из блиндажа, пополз по зеленой канавке, видимо, единственному пути сообщения для связистов. Винтовку, как жердину по воде, тащил за собою. Куда вела сухая канавка, не знал, только чувствовал, что куда-то дальше от передовой линии. Встретил связиста с катушкой телефонного провода за плечами. Прежде чем разминуться, спросил, куда ведет канавка.

- Куда ведет, туда и приползешь, если не прихлопнет миной! подозрительно отозвался связист. - А ты что, ранен?

- Рана, наверно, не тяжелая, - надеясь на сочувствие, ответил я. Левая рука не действует. А вот контузия... Едва очухался в вашем блиндаже.

- А-а, так это ты? - догадался связист. - Видел тебя!.. Рядом с офицерской каской лежал... Наши еще там?

- Были там... Но сколько времени ползу, не могу определить: в глазах желтизна и в голове страшно шумит.

- Ну ползи, ползи! - промолвил связист. - Там впереди - вода... Но остерегайся, не высовывайся!.. Прихлопнут сразу! Тут они прорвались в одном месте... Поставили пулеметы с фланга... Каска трофейная у тебя откуда?

- Не знаю. Должно быть, наши надели, когда потерял пилотку.

- Ну ползи, ползи!.. Хорошо, что головы не потерял!.. Патроны есть?

- Не могу проверить... Одна рука...

- Давай сюда!

Связист почти вырвал у меня винтовку, энергично лязгнул затвором:

- Есть обойма! Мало. Дать еще одну?

- Спасибо! - И засунул обойму в верхний карман гимнастерки и пополз дальше.

- Ну, держись! - крикнул связист вдогонку.

"Наверно, показался ему ненадежным, - подумалось мне. - Очень растерянный, нерешительный... Волосы потные, слипшиеся... И рюкзак за плечами, будто торба с пастушьим завтраком..."

Представил себя таким, и вдруг тяжко и противно стало на душе: "Может, и действительно мне только в кладовке стоять да хлеб развешивать. Будто и не воевал я раньше, не был под Барвенковом и под Ростовом, не занимал оборону возле домика Шолохова в Вешенской, не ранен в боях под Сталинградом".

Перебитое плечо стало болеть сильнее, может, от тревожных мыслей. Левая рука совсем отказывает, нельзя даже пальцами пошевелить. Вся нагрузка на правой: и перевязь винтовки, и подбородник немецкой каски. "Смогу ли стрелять одной рукой, если потребуется?"

Снял каску с руки и надел на голову. Маскировка? Для вражеского снайпера, может, и так: тут действительно уже могут быть и немцы. А для пушки или миномета - разбора нет: вражеская территория, и все. Низина насквозь перекопана снарядами.

Вот и тот ручеек впереди, про который говорил связист. Его надо переползти, а может, переплыть, не высовываясь на поверхность. Как переправлялся связист - его дело. Может, он и не лазил на ту сторону ручья. А может, это болотце, а не ручеек?