- Это кто тут ноет? – разом завелся Холак и встал на ноги. Орланд разом напрягся и недовольно посмотрел в сторону ссорившихся. Еще драку завязать им не хватало…
- Сядь, - коротко скомандовал голос откуда-то стороны палаток. Холак разом сник, проворчал что-то, но сел, не продолжая дальнейший спор.
- Лично я думаю, что Император знает, что делает, - не унимался Варг. – Без него давно бы уже Западную провинцию проиграли… Вспомнил! Лайс, а Лайс, у тебя же с собой гитарка была, я видел. Думаю, играть умеешь, не зря с собой таскаешь.
- Отчего не уметь, умею, - нехотя отозвался воин. – Раньше я бардом был.
- Так это вообще замечательно! – хохотнул альфа. – Ты, небось, и песен много знаешь.
- Ну, знаю, - отмахнулся тот.
- Тогда тащи инструмент, чего струны тянешь?
Молодой воин уже хотел начать отнекиваться, но, на удивление, многие поддержали его идею, даже Роган решил высказаться и попросить альфу сыграть. Отказать Лайс не смог, поэтому он подошел к одной из повозок, окружавших костер, и достал оттуда сверток с музыкальным инструментом. Вернувшись, он трепетно развернул гитару и убрал холщевую тряпицу в сторону, после чего начал неспешно настраивать струны одну за другой. При этом его лицо приобрело какое-то спокойно умиротворенное выражение, заставившее остальных замолчать и начать прислушиваться тихому брычанию барда. К костру присоединились люди с соседних отрядов и стали терпеливо ждать, когда Лайс закончит приготовления и приступит непосредственно к исполнению. Даже Орланд смог на время отбросить мрачные мысли и с удовольствием почувствовал волны волнения, которые исходили со стороны Рогана. Омега даже на месте мог усидеть с трудом, старался вытянуть шею, чтобы лучше увидеть, как бард настраивал струны, настраивая натяжения и ловко перебирая по ним пальцами.
Наконец, Лайс открыл глаза и пробно проиграл какой-то кусочек. Запнулся. Недовольно помотав головой, он сжал и разжал пальцы, разминая их, а после вновь прошелся по ровному ряду струн. Вышло лучше. Теперь, когда с приготовлениями было покончено, Лайс сделал глубокий вдох и медленно провел пальцами, начиная играть. Вначале мелодия была неторопливой, печальной, а после темп немного ускорился и в самом интересном месте Лайс остановился и обвел улыбавшимися глазами воинов.
- «Где безмятежно дышит небо,
И свет рождается с зарей,
Есть дом, там пахнет теплым хлебом
И свежевспаханной землей.
Голос барда был красивым и сильным.Теперь он и вновь неторопливо перебрал пальцами по струнам, продолжая рассказывать свою грустную и трепетную историю. Все, кто сидел вокруг костра, замерли и как-то по-особенному посмотрели на барда. В глазах одних была радость, другие смотрели на него с уважением, но были и те, кто унесся в свои мысли, наполненные сладкими грезами или же горькими воспоминаниями. Кто-то начал тихо подпевать и вскоре многие вторили барду, желая присоединиться к этому волшебному единству, что создала здесь и сейчас музыка.
Там не бывает места боли,
Нет пламя жаркого войны,
Царят там только мир и воля,
И много нежности, любви…
Орланд почувствовал какую-то сладкую печаль, которая сдавила сердце и заставила его поежиться. Он не сразу понял, что эта эмоция был не его, но когда понял, то с удивлением посмотрел на Рогана, который всем своим существом обратился в слух и не отрывал взгляда от Лайса. Взгляд омеги был одновременно печальным, но и каким-то по-особенному мягким. Орланд даже вздрогнул, глядя на спокойные черты лица омеги. Постепенно он тоже начал вслушиваться в голос барда и понял, что испытывал омега. Эта была тихая грусть, которая не приносила боли, а заставляла обреченно смириться с происходящим. Свой дом они потеряли задолго до войны, поэтому к нему не было обратного пути, ведь прежнего родного замка с любящим отцом и добросердечным папой просто не существовало. Теперь этот образ жил лишь смазанной картинкой в памяти и от этого становилось горько, ведь, когда некуда возвращаться, шансы на победу тают до тех пор, пока не превращаются в прозрачную дымку и не исчезают со страниц истории. Человеку всегда нужна какая-то опора. Неосязаемая, эфемерная, воображаемая, она даже в самые тяжелые и безвыходные времена дарит человеку самое дорогое и противоречивое чувство на свете – она дарит надежду…
Видимо, Роган почувствовал, что Орланд смотрел него, потому что он в какой-то момент вздрогнул и перевел взгляд на альфу. Орланд смущенно улыбнулся, мысленно извинившись за то, что он оторвал омегу от своих переживаний, но в ответ он не почувствовал никакого разочарования или грусти. Вместо этого он испытал такой прилив тепла, что его просто сердце защемило от нежности. Глаза Рогана сияли, а на губах играла задорная и абсолютно счастливая улыбка, заставившая альфу оторопеть. И на душе почему-то сразу стало так легко и радостно, словно никаких проблем не существовало и что все их трудности были нереальными. В этом мире реальными были лишь улыбка Рогана и звуки чарующей музыки. Орланд даже не сразу обратил внимание на то, что он присоединился к общему неслаженному хору и начал напевать хорошо знакомые по предыдущим походам слова:
Я знаю, ждет меня любимый,
В том доме на родной земле,
Супруг мой нежный, самый милый,
Всю жизнь готов отдать тебе.
А тем временем, темп песни ускорялся и ускорялся, заставив всех петь яростнее, громче и четче. Кто-то хлопал в ладони, кто-то даже умудрился встать и пританцовывать, вдохновившись общим весельем. Альфы вспоминали своих омег, и это придавало им силы. Орланд тоже начал хлопать, подстраиваясь под ритм, а рядом Роган с каким-то ребяческим любопытством следил за ним и внимательно слушал, стараясь уловить именно его голос из десятка других. Отчего-то это порадовало альфу, и в следующие слова он вложил всю душу, как и многие вокруг:
Я кинусь грудью на врага!
Я буду смелым, буду драться!
Я буду сильным для тебя
Что бы живым домой добраться!
Люди у соседних кострищ слушали их и тоже улыбались. Многие подсели поближе и когда начали петь финальный куплет, возле барда все места давно были заняты.
Где безмятежно дышит небо,
Где свет рождается с зарею,
Есть дом, там пахнет теплым хлебом
Есть дом, наполненный любовью.
