Не сразу, но уверенно и властно судьба вернула Егора к прежнему существованию крота, зарывшегося внутрь безопасного, холодного одиночества. Минуло две недели после пожара в клубе. Он теперь поселился на Васильевском острове, недалеко от Университетской набережной. Работал дворником при школе и проживал в служебной комнате. Ничего не знал (и не пытался узнать) о соратниках по театру, о Фелиции. Единственным человеком, которому Егор дал новый адрес и разрешил наведываться, был его брат Димка.

Гаврила Степанович все еще не вернулся из командировки, поэтому никаких скандалов и обсуждений по поводу отъезда Егора с квартиры и из семьи не было. Сам Димка откровенно радовался: пустая хата была очень кстати для его компашки, они очистили уже два киоска, складировали трофеи у Димки, там же бурно праздновали свои победы, пили за смелость и за богатство.

Стоял январь. Снега навалило, не в пример декабрю, много. И ночные холода накрепко мостили дворы и тротуары слоями грязного, прочного льда. Работы у дворника Егора было очень много, вставал в пять утра, до обеда шуровал ломом, сечкой — такой тяпочкой для колки льда, фанерной лопатой. После обеда таскал в кучу мусор, иногда сжигал его, если мусоровозки «динамили» его объект, лез на крышу школы и кидал вниз снег и сосульки. Еще надо было разбросать по дорожкам и тротуарам песок с солью, таская за собой на санках ящик этого добра. Тяжело было, так ведь и хорошо, сил и времени на думы и треволнения не оставалось. Директорша, Тамара Ивановна, возлюбила нового дворника за трезвость, трудолюбие и покладистость. Разрешила кормиться остатками в школьной столовой, дала еще полставки (70 руб.) плотника — и он чинил ограду, врезал в двери замки, вставлял новые стекла вместо выбитых. Пацанам негде было резвиться, в футбик гонять, кроме как в небольшом дворе, потому стекла звенели и сыпались частенько.

По ночам он не спал, размышлял о них: о Фелиции и Малгожате. Например, хотел понять: кого он сейчас любит? От первой и последней ночи с Фелицией остался мутный осадок. От последующих дней, особенно от ее зверств на премьере «Гамлета» — отвращение, смешанное со страхом. Но он догадывался, что это была уже не Фелиция, это ведьмы наспех слепили из нее нечто похотливое, злобное, кровожадное. И во всем его вина: он не должен был сближаться с актрисой, из-за него ведьмы обработали девушку. Жива ли она? И если жива — может быть, он смог бы помочь ей? Для этого надо ее найти. Или нельзя? Ведь рядом с ней находятся ведьмы, поджидая его.

Бутафорские мечи из легкого алюминия были наточены перед спектаклем. Когда Фелиция и Ханна рубились с ним на сцене, ему несколько раз здорово досталось: была сломана ключица, иссечена на плечах и руках кожа (по его рукам теперь можно было предположить попытки пьяного суицида, кривые рубцы покрывали запястья и локти). Он захаживал в школьный медпункт, тамошняя старенькая медсестра лечила и перевязывала без расспросов.

В один из вечеров Егор сложил инструменты в кладовку, туда же заволок мешок с песком на завтрашний день, чтобы не промерз на улице за ночь, вышел черным ходом из школы и направился проходными дворами в сторону 1-й линии. Он решил попытаться пробраться переулочками между набережной и Большим проспектом к церкви старого священника. Ночью видел нехороший сон. Будто старого, толстого и неуклюжего человека с крестом на груди окружили красивые обнаженные девушки. С хохотом его щекочут, а он кричит, извивается и корчится от мучений, причиняемых щекоткой. Девушки от его криков и ужимок веселятся еще пуще. Он падает, разбивает голову, изо рта лезет пена, с затылка и из носа хлещет черная густая кровь. Наконец, девушки расступаются: старик явно умирает, дергается в отходных корчах. Егор слышит, как зовет его старик, подходит и склоняется. А старик мертв — лишь изо рта его мучительно вылезает большой черный слизняк с двумя боязливыми рожками и с крупными печальными глазенками. И тогда Егор приходит в ярость. Поворачивается к компашке нагих девушек, выбрасывает в их сторону сцепленные в замок кисти рук и каким-то усилием, которое исходит от его груди, сквозь ладони, он толчком воздуха или невидимой волны отшвыривает девушек. И сила его толчка такова, что они отрываются от земли, летят прочь, падают и кубарем катятся по земле, вздымая клубы пыли, оставляя борозды, бесполезно пытаясь уцепиться руками и ногами. Он проснулся и отчетливо вспомнил весь сон — стало тревожно и радостно. Тревожился за старика, боялся, что того скоро убьют, а старик все еще не рассказал про Исход и про силы, которыми может овладеть Егор. Но вот одна сила дала о себе знать — он точно ощущал, что теперь и наяву сможет повторить этот удар ладонями. Решил обязательно дойти до старика и поговорить о событиях последнего времени.

Он шел мимо парка по первой линии, когда что-то привлекло внимание. За его спиной отчаянно, наискосок, бежала через дорогу девушка. И Егор решил вдруг, что она гонится за ним, что надо ее остановить. Все произошло машинально, будто было заучено в сотне повторов — вскинул сцепленные руки и воспроизвел усилие, найденное во сне.

Девушка будто наступила на мину или была сметена невидимым слоном. Она страшно ударилась о его посыл, отлетела назад, пока не врезалась в проходящий троллейбус, упала на дорогу. Тут же с визгом в лежащую уткнулась «волга» и протащила тело с десяток метров по грязному мокрому асфальту. Он убил ее! Ни за что, незнакомого человека уничтожил, повинуясь мгновенной прихоти! Егор от отчаянья на миг перестал видеть, а затем кинулся к скомканному под колесами машины тельцу. Уже выскочил шофер «волги» — Егор навалился на машину, слегка отжал, и шофер оттянул из-под колеса тело. Лицо, руки, плечи — все заливала кровь; изодранная одежда превратилась в мокрые тряпки. От свежей крови валил пар. Егор поднял ее на руки, очень боясь, что этим навредит, оторвет какую-нибудь изувеченную часть тельца. Но не мог ее оставить на грязи.

— Задавили! — закричали старушки, прибежавшие из парка.

Выскочил из троллейбуса водитель, почему-то полез драться с шофером «волги», доказывая свою невиновность. Толпа жадно напирала на Егора, чтобы в подробностях рассмотреть девушку на его руках. Люди требовали друг у друга врачей и милицию.

— Парень, так мы час прождем, — обратился к Егору шофер «волги». — Заноси ее ко мне в салон. Кровушки натечет, да и хер с ней, спасти бы. Тут в двух кварталах травмопункт, туда отвезем.

Егор кивнул, пробрался сквозь толпу к машине, протиснулся, не выпуская девушки из рук, на заднее сиденье «волги». От густого запаха свежей крови у него кружилась голова, слегка подташнивало. Шофер гудками разогнал людей перед машиной, и резко прибавил скорости.

— Ты-то хоть видел? Она сама мне под колеса влетела, ни секунды на размышления. Чудом затормозил, мог бы вообще по ней... — кричал шофер Егору.

— Я видел. Вы ни при чем. Это я виноват, — глухо произнес в ответ Егор.

— Знакомая твоя, что ли? Поругались, и сама бросилась?

— Да. Сперва об троллейбус она, потом упала...

— Ага, — закивал шофер, помолчал, продолжил облегченным тоном. — Я так и просек, что не первый ее стукнул. Ну, главное, чтобы менты не припаяли. Как чувствовал с утра, от пива отказался, а не то бы... Не думай, что я подлянку кручу, ведь сажают, кого захотят, да кто отмазаться не могет. Приехали! Сейчас вылезти помогу, мигом!

Егор почти бегом донес девушку к крыльцу. На двери был намазан большой белый круг с красным крестом. Пнул дверь, она распахнулась и впустила в коридор, набитый посетителями. У него очень устали руки, боялся уронить тело, пер сквозь стену людей. Шофер кричал на встречных из-за плеча. Оба требовали у теток в несвежих белых халатах: Куда ее? Только что на дороге... Умирает! Где у вас врачи?

Наконец подскочили к ним толковые дородные медсестры, сразу забрали из рук Егора девушку, уложив ее на каталку. Каталку повезли по длинному коридору, колесики противно визжали, Егор бежал следом, не обращая внимания на запретные окрики медсестер. Девушку завезли в комнату с табличкой «Хирургическая» — внутри уже ждал врач в повязке, закрывшей лицо, на руки ему натягивали резиновые белые перчатки.