- Я не бросал. Я на больничном. На два дня всего. Тебе Маркус не сказал, что ли? А тебе на это время другого охранника должны были дать. Ну и где он?

- Дома сидит. Я от него сбежал. Не хочу я другого охранника, я тебя хочу.

- Ну, чего ты ко мне привязался, а? – спрашиваю в отчаянии. – Чего ты хочешь? Что тебе нужно?

- Ты, мне нужен ты.

- А то, что ты мне не нужен, этого ты понять не можешь?

- Ты бы не стал меня собой закрывать, если бы я был тебе безразличен.

- Да твою мать! Это работа, Билл. Работа, понимаешь?

- Нет. Ты бы…

- Вот что, - перебиваю этот бред. Пора кое-что прояснить. - Давай-ка, я тебе одну историю расскажу. Чтобы ты понял. Я наемник. Был наемником. Азия. Мы вместе с Маркусом служили. Нас как-то в самую жопу мира закинули, у них там гражданская война шла. Однажды на деревню наткнулись… что-то типа партизанского лагеря. Обезвредили. Почти никто не выжил. Несколько человек всего в плен взяли… а среди них мальчишка. Пацаненок совсем. Младше тебя. Лет четырнадцать, не больше. Он сыном их главаря был, ну, этот придурок, его за собой повсюду и таскал. Мужчину делал. Урод. Живым не дался… а пацан… робкий такой, мелкий. С остальными выжившими его держать смысла не было, идти ему некуда, вот он по лагерю и болтался. К нам с Маркусом жался, мы его жалели, подкармливали. Не виноват ведь. Ребенок. А сержант наш, с*ка, к нему с первого дня прикапываться начал. Ну, типа, такой же… только расслабься, и глотку во сне перережет… бред, но пацана доставал серьезно. Я защищал. А однажды не углядел. Нашел когда… а там… Бл*ть!

Провожу руками по лицу, стирая испарину, самого трясет от воспоминаний. Билл, совершенно белый, слушает молча. Я понимаю, почему ты захотел защитить его, Маркус.

- Короче, когда в себя пришел, сижу на земле, в кровище весь, мертвого пацана к себе прижимаю, а рядом сержант, тоже мертвый. Я ему глотку перерезал. Даже не помню как. Пацана похоронил. Виноват перед ним. Обещал, а уберечь не смог. Дальше – трибунал. Меня Маркус спас. Как он меня тогда отмазал, до сих пор не знаю, все как в тумане было. Но я ему должен. А сейчас он долг вернуть захотел. Тебя охранять попросил. Я не мог отказаться. Теперь понимаешь? – спрашиваю его, заканчивая говорить. Я совершенно вымотан морально, а у него, кажется, начинается истерика. – Ты здесь ни при чем. Это только вина и чувство долга. И все. Я бы поступил так в любом случае.

Смотрю прямо в его совершенно черные сейчас глаза. В них какая-то непередаваемая мешанина чувств, с невероятной скоростью сменяющих друг друга. Боль. Отчаяние. Безысходность. И, наконец, совсем близко - смирение… ну же, давай… Черт! Вместо смирения вдруг приходят злость и дикая решимость.

- Не важно, - хрипло, почти из последних сил. – Сейчас у тебя никого нет. И тому парню ты уже не поможешь. А меня ты можешь спасти. Ты мне нужен. Я тебя люблю.

- Бл*ть! Да что ж такое-то! Ну, посмотри ты на меня! Я же старше тебя почти в два раза. И нет у меня никого, потому что я на х*р никому не сдался! Ни на что не способен, кроме как воевать, пить и девок тр*хать. Девок! Можешь ты это уяснить? Тебе тоже девчонка нужна. Красивая, умная, твоего возраста…

- Не нужна мне никакая девчонка, - голова опущена, взгляд исподлобья. Уперся, с места не сдвинешь. – Я тебя люблю. На остальное мне наплевать.

- Ладно. Допустим, тебе действительно наплевать на то, что я мужик. Всякое в этой жизни бывает. Но я убийца! – ору, уже совершенно не сдерживаясь. – На это тебе тоже плевать?!

Внимательно смотрит на меня несколько секунд. Медленно подходит, останавливаясь очень близко. Нежно берет в ладони мое лицо и, глядя прямо мне в глаза, серьезно говорит:

- Да. Плевать. Мне на все плевать, когда ты рядом.

Не знаю, что произошло со мной в ту минуту. Наверное, хотелось доказать, что он не прав. Что я зверь, и что с таким как я очень опасно находиться рядом. Вот только кому я это доказывал? Ему? Или себе?

Хрипло рыкнув и вжав его всем телом в себя, я впился в его губы. Жестко, намеренно причиняя боль. В ту секунду мне хотелось, чтобы ему было больно. Хотелось наказать. Заставить подчиниться, хоть он и не сопротивлялся совсем. Я почти ненавидел его в тот момент. Ненавидел за то, что он заставлял меня испытывать. Заставлял снова почувствовать себя живым.

Я лихорадочно целовал его уже распухшие от такого обращения губы. Мял его тело, впиваясь пальцами в ребра - завтра точно появятся синяки - мысль проскользнула где-то на задворках сознания, но остановиться я уже не мог. Возбуждение зашкаливало, сводя меня с ума. Я целовал его скулы, мял ягодицы, опустив руки ему на задницу. Впился в шею, прикусывая зубами тонкую кожу. Он вскрикнул от боли и дернулся в сторону. И тут до меня дошло, что я творю. С ужасом посмотрев на него, я попытался отодвинуться.

- Нет! – шепчет мне в губы, пытаясь притянуть обратно к себе. – Не останавливайся! Не сейчас. Хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты был во мне. Хочу принадлежать только тебе. Сделай меня своим, Том.

- Ты правда хочешь всего этого? – спрашиваю недоверчиво. – После того как я сделал тебе больно?

- Мне не было больно, - отчаянно машет головой. – Я просто немного испугался. У меня никогда этого не было и…

- Твою мать! Вообще не было секса?

- Нет. Ни разу. Я целовался-то всего дважды, а до этого и не доходило никогда, – заканчивает свою исповедь почти шепотом, смущенно опуская взгляд.

Нежность. Вот сейчас я чувствую к нему нежность, а это уже совсем плохо. Ну и что мне с тобой делать, малыш? Гордый. Тонкий, почти прозрачный. Очень красивый. Какой-то неземной. Как будто не из этого мира. Не могу воспринимать его как парня. Длинные волосы, падающие на лицо беспорядочной массой. Яркие припухшие губы. Нежный румянец. Прозрачная капля, скатывающаяся по щеке. Слезы? Из-за меня?! Только не из-за меня, пожалуйста! Не надо плакать из-за меня.

- Я не стою этого, - шепчу, возвращаясь к нему. – Не стою твоих слез.

Поднимает на меня взгляд… и все. Катитесь все к дьяволу!