- Хорошая у тебя память.

- Не жалуюсь, - говорить о чем-либо не хотелось уже совершенно. Терпеть не могу чувствовать себя дураком.

- Но я вообще-то не о размере и весе спрашивал, а о стае. В этом мы, оборотни, почти ничем от настоящих волков, живущих в вашем мире, не отличаемся, - веселость из взгляда Тома куда-то ушла, сменившись легкой грустью, - Я говорил, что мой отец один из перешедших, помнишь? И я поздний ребенок, очень поздний. Единственный. Когда отец маму встретил, она донор, как ты понимаешь, ему прилично за сто было. Мы взрослеем и стареем медленнее людей, и если на ваш возраст переводить, то я родился, когда ему, примерно лет пятьдесят было.

- А тебе сколько? – уставился я на Тома.

- Сорок девять, - поверг меня в шок оборотень. – По-вашему - лет двадцать, двадцать пять. Послушай, мой отец старик, он умрет скоро, как бы ни больно мне было это признавать. Его самое главное желание – понянчить внуков. И я сделаю всё возможное, чтобы это его желание осуществилось. Всё, понимаешь? Кроме того, я ведь частично зверь. Думаю, ты знаешь, что животные в большинстве своем бисексуальны, а ты красивый.

- И тебе, правда, не важно, что я парень? – приглушенно спросил я.

- Мне важна моя семья, моя стая, и чтобы отец ушел со спокойной душой, - с тихим достоинством отозвался волк.

А до меня, наконец, начало доходить, что всё происходящее – не шутки. Неожиданно накатила паника. Почему на меня пытаются возложить такую ответственность? Я не хочу… причем тут я вообще?! Какое ко мне могут иметь отношение орки, оборотни, вампиры?.. Меня весь этот потусторонний бред просто не может касаться. Я в институте учусь, о собственной квартире мечтаю, а парень моей сестры в больницу попал, и меня рядом нет, чтобы поддержать и успокоить. Меня мелко заколотило, в прямом смысле слова подкидывая на кровати. Том встал, подошел и, тоже забравшись на кровать, с силой сдавил меня в объятиях, выдавив тихий писк.

- Тихо, тихо, всё будет хорошо. Слышишь, я не обижу и никому другому не позволю обидеть… - поглаживая по спине, шептал Том мне на ухо.

Я тяжело привалился к теплому боку оборотня и спрятал лицо в изгибе его шеи. По мере того, как я приходил в себя, начиная четко осознавать, что сижу в объятиях Тома, вдавившись в него всем телом, ситуация становилась всё более неловкой. Ведь не хотел же, сдерживал себя изо всех сил, думая про всякую отвлекающую от страшных мыслей ерунду, но все-таки не сдержался, скатившись до банальной истерики. Стыдно-то как.

- И что, стоит мне с тобой переспать, как я тут же залечу, полностью приняв тебя, как хозяина и повелителя? – тихо и обреченно спросил я, все так же вжимаясь лбом ему в плечо и пряча взгляд, чтобы не дай Бог в глаза не посмотреть…

- Дело не в сексе. И пара – не хозяин и раб, а партнеры. В этом суть. Ты не сможешь забеременеть до тех пор, пока твой организм сам, по своей воле не решит, что пару принимает, она его достойна и подходит полностью, удовлетворяя все потребности, - Том задумался и тяжело вздохнул, видимо что-то для себя решив. – Я бы хотел сейчас сказать, что у тебя выбора нет, но это не правда. Одному тебе не быть, это факт. Пока не забеременеешь, за тобой так и будут охотиться, но принуждать тебя к чему-либо – бесполезно. Твое тело не враг себе, от кого попало, рожать не будет. Выбирать придется, это да, но именно твоему организму решать, кого он выберет на роль отца для будущего ребенка. Выбор именно за тобой.

- А если мой организм ничего подобного так решить и не захочет?

- И такое бывает… вот поэтому вас, доноров, с самого детства и ищут. Ген в крови проявляется в предпубертатный период, от девяти до двенадцати лет примерно. Обычно в семью входят, знакомясь, приручая постепенно и заботясь как о самом драгоценном. Любишь, веришь, - значит, вероятность того, что примешь больше. С неучтенными труднее, но они редкость. Как вообще оказалось, что тебя никто так и не обнаружил, понять не могу. В больницы ты не ходил, что ли?

- Не ходил, - согласился я. Наверное, надо рассказать о себе, ведь он же отвечает на все мои вопросы без возражений. – Я в больнице, ну, чтобы сам, с анализами и все дела… последний раз в пять лет был.

- Это что у тебя за семья такая, что за все годы никто ни разу о здоровье ребенка не побеспокоился? – удивленно уставился на меня Том, чуть отодвинувшись в сторону.

- Обычная, приемная, - пожал я плечами и, увидев вытянувшееся лицо оборотня, тут же поспешил исправить, видимо, неправильно сложившееся мнение о моих родителях. – Нет, ты не подумай, они хорошие и нас очень любят, просто их двое, а нас восемь, и возраст у всех приблизительно одинаковый. Я когда в семью попал, младше меня еще трое были… Родителям с нами трудно пришлось - и морально, и материально, и черт знает как еще. Они спасли нас всех, от приюта спасли и одиночества. И в больницу меня не водили не из-за халатного отношения, а потому что я больницы ненавижу лютой ненавистью, - я сам себя ругал за то, что так раздухарился, но остановиться уже не мог. Доказать, что семья у меня хорошая, казалось жизненно необходимым. – Да и не болел я никогда ничем серьезнее обычной простуды.

- Почему больницы ненавидишь? – спросил Том, как-то очень серьезно глядя на меня. Казалось, в эту минуту, ничего важнее моего рассказа для него не существует.

- Моя мама, родная мама, - быстро пояснил я, чтобы путаницы не возникло. – Умерла при родах. Она тогда молодая совсем была, и с отцом они вместе не жили, я вообще ничего про него не знаю. Меня воспитала бабушка, а когда мне пять лет только-только исполнилось, у нее сердечный приступ случился, - несмотря на то, что я тогда был совсем маленьким, до сих пор помню всё в мельчайших подробностях. – Меня девать было некуда, одного ведь не оставишь, и родственников нет, вот меня тоже в больницу и забрали. Пока разбирались, что со мной делать, людей из органов опеки вызывали, я в больнице жил несколько дней. Бабушку в реанимацию поместили, а меня в соседнюю палату, - я вздохнул, справляясь с нахлынувшими чувствами. В этот момент я был очень благодарен Тому за то, что он не перебивает вопросами или не пытается как-то выразить сочувствие. – Меня к ней не пускали, реанимация ведь… но там было большое окно, у которого я почти целый день торчал и упрашивал ее в себя прийти. Она так и не очнулась, и, наверное, больницы до конца жизни у меня теперь со страхом и безнадежностью ассоциироваться будут, - моя попытка улыбнуться получилась не очень удачной. – Ненавижу больницы. Кстати, мой приемный отец – врач. Кардиохирург, правда, а не педиатр, но с элементарной простудой или оцарапанной коленкой справиться в состоянии. Он бабушку лечил. Про меня они с мамой именно так узнали и решили себе забрать.