Елизавета с улыбкой протянула Дадли руку:
— Отведи меня к окну, Роберт; я не хочу толкаться в толпе.
— Я тоже, — не раздумывая, ответил он. — Какое редкое удовольствие побыть с тобой вдвоём, госпожа, хотя бы несколько минут.
Елизавета рассмеялась:
— Ты всегда рядом со мной — тебе ещё не надоело такое однообразие? — Она села на широкий подоконник, разметав вокруг себя ярко-красные юбки; лучи заходящего солнца придавали её волосам медный оттенок.
Дадли преклонил колени на полу у её ног, отвечая ему, она смотрела ему в лицо и заметила в его глазах выражение, которого раньше ей не приходилось видеть. Они всегда смеялись, лучились энергией, от них не ускользало ничто вокруг; теперь, казалось, маска упала и на неё смотрела душа этого мужчины, страстная, отчаявшаяся, на что-то решившаяся.
— Ты бы мне не надоела, доживи я хоть до ста лет, госпожа. Иногда я не могу понять, что для меня большая мука — видеть тебя каждый день и стремиться к тебе, ни на что не надеясь, или пытаться найти в себе мужество, чтобы навсегда тебя покинуть.
Елизавета напряглась, и её лицо стало медленно бледнеть.
— Что ты сказал: навсегда меня покинуть?.. О чём ты? — повторила она. — Ты не можешь меня покинуть без моего разрешения!
— Но как же я могу остаться?
— Ради Бога, не мог бы ты перестать говорить загадками и выложить всё начистоту?! — Эта вспышка заставила его насторожиться, но и ободрила. Дадли был опытным любовником: такое выражение ему не раз приходилось видеть на лицах других женщин, когда он заговаривал о том, что ему нужно их покинуть...
— Я не могу остаться здесь, — негромко произнёс Дадли, — потому что люблю тебя.
Внезапно она отвернулась; её выдавали только руки. Она сжала кулаки с такой силой, что перстни врезались в ладони.
— Все подданные обязаны любить королеву, — каким-то неестественным тоном проговорила она. — Не говори глупостей.
— Я люблю тебя как женщину, — ответил Дадли. — Скажи, что ты меня прощаешь, и позволь мне удалиться.
Елизавета медленно повернулась к нему лицом.
— Я люблю тебя как женщину, — повторил он.
Он не позволил ей ускользнуть, отмёл предложенную уловку, которая давала ему возможность сохранить прежние отношения.
— У вас есть жена, милорд, неужели вы о ней забыли?
— Совершенно. С того момента, как я увидел тебя в Хэтфилде, она перестала для меня существовать.
Казалось, они скрестили шпаги и искусно фехтуют словами и чувствами, как противники, бьющиеся не на жизнь, а на смерть. Он отчаянно пытался достигнуть недостижимого, поставив на карту своё будущее, состояние, а возможно, и жизнь, а она знала: он понимает не только ценность награды, но и тяжесть наказания в том случае, если он неправильно её оценил.
— Но если ты её забыл, какой смысл к ней возвращаться?
Её сердце так бешено билось, что она коснулась рукой груди, будто желая его успокоить; однако в мыслях, которые по быстроте не уступали её любимым ловчим соколам, Елизавета желала только одного: пусть он парирует этот выпад, если только сможет...
— Мне нет смысла вообще куда-либо идти и что-либо делать, пока не исполнилось желание моего сердца, — ни минуты не раздумывая, ответил Дадли. — А поскольку это для меня невозможно, оставаясь при дворе, я только обесчещу своё имя. Я не способен скрывать свои чувства, госпожа. Не проси меня об этом, это свыше моих сил. И не проси меня остаться здесь, где я ежечасно вижу тебя, касаюсь твоей руки, как несколько минут назад. Я знаю одно: я отдал бы свою жизнь за то, чтобы заключить тебя в объятия.
— Не только свою, но и мою. Я женщина, а королева, в отличие от короля, не вправе заводить любовников.
Спиной он заслонял её от толпившихся в галерее придворных; он взял её за руку — она была холодна, как лёд. Внезапно он припал губами к её ладони.
— Пойдём со мной, — прошептал он. — Тебе ничего не грозит... Я знаю, чего ты боишься. Пойдём со мной, всего лишь на час...
— Именно это мне уже говорил другой мужчина. — Елизавета выхватила руку, пытаясь преодолеть пронзившую её предательскую дрожь, которую вызвали у неё слова Дадли и которая испугала её так, что она чуть его не ударила. — Он поплатился за это головой, а я едва не взошла на эшафот вместе с ним. Поднимись с колен, глупец. — Она встала, и внезапно вокруг стало тихо: смех и разговоры смолкли, все вскочили на ноги. — Можете быть свободны, милорд.
Елизавета, минуя его, прошла на середину зала и поманила леди Уорвик. Обернувшись, она бросила Дадли через плечо:
— Но только до вечера. Вчера я проиграла тебе в триктрак и хочу отыграться.
Леди Уорвик взяла вышитую шёлковую туфлю и надела её королеве на ногу. Тайком она наблюдала за своей госпожой. Этим она занималась уже несколько недель; впрочем, это не мешало ей прислуживать королеве с таким усердием, что Елизавета внезапно спросила, не думает ли она найти кого-нибудь под кроватью. Леди Уорвик покраснела; она не сомневалась — если Дадли и бывал в королевской опочивальне, то отнюдь не под кроватью, а под балдахином. Все говорили, что он здесь бывает, хотя никому не было известно, как и когда им удаётся встречаться незамеченными. Но не это интересовало леди Уорвик; она пыталась убедиться, правда ли нечто гораздо более важное, о чём ходят слухи и чего не в силах скрыть даже такая незаурядная женщина, как королева. Если Елизавета беременна, это не сможет ускользнуть от леди Уорвик. Королева явно нервничает и стала такой раздражительной, что даже дала бедной леди Дакр пощёчину, когда та уронила флакон с духами. И всё же она не только не пополнела, но даже, пожалуй, похудела, и было незаметно, чтобы её тошнило или у неё появились капризы относительно еды. Нет, ребёнка она не ждёт, леди Уорвик может в этом поклясться... Внезапно королева сердито взмахнула ногой, и туфля полетела в угол.
— Не эту! — раздражённо воскликнула Елизавета. — Они жмут; найди мне другую пару, женщина, и перестань ползать как сонная муха. Меня ждёт депутация.
— Это опять насчёт вашего брака, госпожа? — Этот вопрос леди Дакр, ещё не забывшая, как скора на расправу королева и какая тяжёлая у неё рука, задала с почтительного расстояния. Она запирала шкатулку с драгоценностями. Елизавета выбрала для себя массивное ожерелье из жемчуга с изумрудами и такую же брошь величиной с детский кулак. На её чёрном с золотом платье драгоценные камни сверкали и переливались.
— Именно. Они надеются уговорить меня выйти замуж за инфанта Карлоса. Как вам понравится ещё один супруг королевы родом из Испании? Полагаю, куда больше, чем мне!
— Стыд и срам! И зачем они только беспокоят ваше величество? — щебетала леди Дакр, не замечая злобного взгляда, направленного ей в спину. — Зачем докучать вам разговорами о браке, пока вы сами не захотите выйти замуж? Видит Бог, я, к примеру, жалею, что не осталась в девицах!
Внезапно Елизавета расхохоталась. Бедная леди Дакр! Её сочувствие было совершенно неподдельным. Она была нелестного мнения о браке вообще, поскольку неудачно вышла замуж за грубияна гораздо старше себя и могла найти убежище от его издевательств только при дворе, где её защитницей была сама королева.
— Только будь умней и помалкивай об этом при муже, — проговорила королева. — Иди сюда.
Леди Дакр несмело подошла и преклонила колени. К её немалому удивлению, Елизавета ласково потрепала её по щеке.
— Ты умудрённая опытом пожилая матрона девятнадцати лет, а я всего лишь старая дева двадцати шести, — сказала она. — Если ты отговариваешь меня от вступления в брак, придётся тебе поверить. Ты дала мне оружие против тех, кто меня преследует... Ладно, милые дамы, дайте-ка мне веер и перчатки. Пора мне идти защищать свою невинность. — И она подарила чересчур любопытной леди Уорвик такой взгляд, что у той перехватило дыхание не хуже чем от удара.
Инфант Карлос был уже вторым по счету женихом из Испании, если вспомнить, что до этого Елизавете предложил свою руку сам Филипп. Хотя она этого ожидала, его предложение вызвало в ней настоящую бурю гнева и отвращения. При мысли о том, чтобы согласиться на брак с человеком, который женился на Марии и, разбив её сердце, свёл до срока в могилу, Елизавета сначала рассмеялась, а потом плюнула от возмущения такой наглостью. Как писал не отличавшийся галантностью искатель её руки, она не должна надеяться, что он будет проводить всё своё время вместе с ней, даже если она от него забеременеет. Елизавета показала это письмо Роберту; читая, он обнял её одной рукой и поглаживал талию — эта ласка ей очень нравилась. Увидев, как он рассердился, закончив чтение, она обрадовалась; теперь ей представилась возможность успокоить его и уверить, что ему нечего бояться ни со стороны Филиппа, ни кого бы то ни было ещё... до тех пор, пока она может противостоять своим советникам и парламенту. На сей раз Испания предлагает инфанта, и то, что она до сих пор не вышла замуж, равно как и её очевидная для всех связь с Робертом Дадли, настолько обеспокоили советников, что даже Сесил готов примириться с тем, что королева выйдет замуж за католика.
