В зеркале она видела своё смертельно исхудавшее и обескровленное лицо; на этом лице жили только глаза, и они выражали муку и отчаяние.

   — Какого чёрта ты делаешь? На что это ты глазеешь? — Элизабет Трокмортон вздрогнула и подскочила к королеве.

   — На ваши платья, ваше величество. Не взглянете ли вы на них и не выберете ли, какое вам надеть?

Королева медленно повернулась.

   — Красное, — сказала она, — и золотое, и зелёное... Вы что, леди, насмехаетесь надо мной, что приносите наряды таких расцветок? — Молодая женщина съёжилась и передала платья своей подруге Маргарет Ноллис.

   — Прошу прощения, ваше величество. Я принесу вам другие.

— Принеси какие тебе угодно и иди к чёрту! — рявкнула королева. — Принеси что-нибудь траурных цветов, ибо я в трауре. Где эта дура с париками?

Королеве принесли три завитых и надушенных парика, сделанных из тонкого шёлка различных оттенков: от тёмно-каштанового до бледно-золотистого.

Её собственные седые волосы были коротко острижены и стянуты на затылке. Она прикинула на себе самый тёмный парик, взглянула в зеркало и отбросила его в сторону. Всё было напрасно; ничто не могло скрыть бледность её лица и жуткие круги под глазами; даже это хитроумно искривлённое зеркало показывало, что она — старая развалина, и, будто в насмешку, в нём мелькали отражения склонившихся над нею молодых лиц.

Никто не смотрел на неё с восхищением, в которое она могла бы поверить; она окружена молодыми мужчинами и женщинами, которые преклоняют колени перед грозной королевой Англии, но не испытывают никаких чувств к Елизавете Тюдор. Не важно, что на ней надето, если сегодня вечером Роберт её не увидит. Роберт не будет стоять за её стулом, не будет её смешить, не проводит её в опочивальню и не проведёт с нею часок-другой перед тем, как она ляжет спать.

Он мёртв. Он умер вдали от неё, по дороге в Бакстон, и ей теперь нечем утешиться, кроме его писем; последнее из них было написано всего за два дня до того, как его не стало. Он умер без неё; жестокий поступок, несправедливый поступок, оставивший её влачить одинокое и пустое существование наедине с безжалостным государством, навязывать людям свою волю двадцать четыре часа в сутки, править и совещаться с Бэрли, который так одряхлел, что едва может ходить, смотреть на стареющие лица людей, бывших молодыми, когда она была молодой, и молодые лица людей, которые знают её только лишь как деспотичную старуху.

Теперь, когда годы берут своё, она смертельно нуждается в утешении со стороны какого-то человека, в тепле человеческой любви. И именно сейчас она осталась совершенно одинока.

Ежевечерне она торжественно ужинала вместе со своими мажордомами и виночерпием, сидя на возвышении под бархатным балдахином. Она выходила к столу под звуки труб и вяло ковыряла еду, которую ей подавали четыре фрейлины, ужинавшие тем, что она оставляла на тарелках. Дни шли за днями, её окружало всё то же монотонное великолепие, и, удаляясь в свои покои, она либо сидела одна, либо была вынуждена выходить к своим придворным и слушать, как другие играют и поют и танцуют. Бэрли следовало бы позволить ей умереть, а не заставить оставаться в этом мире наедине со своими обязанностями. Он не в силах восполнить её потерю, потому что, когда наступает вечер, он клюёт носом, изнурённый нескончаемой работой, — усталый старик, которого хватает лишь на исполнение его обязанностей, после чего он возвращается домой, где его ждёт жена.

Раньше Елизавета горевала о Роберте и оплакивала его, теперь она начала ему завидовать.

Она встала и, опершись на леди Ноллис, задержала дыхание, когда на ней затягивали корсет, а затем облачилась в чёрное платье с серебряным шитьём. Она выбрала светло-рыжий парик и обернула вокруг шеи длинное жемчужное ожерелье, а затем одна из фрейлин застегнула ей под подбородком широкий воротник из кружев тончайшей работы. Из зеркала на неё смотрело её отражение — бледное, угловатое и печальное.

— Как вы прекрасны, ваше величество, — сказала леди Ноллис.

Елизавета бросила на неё испепеляющий взгляд:

   — Не лги мне!

Ноллис была самой послушной из её прислужниц — возможно, потому, что приходилась родственницей вдове Лестера. Теперь, когда его не было в живых, королева не считала нужным жалеть Летицию; та вновь вышла замуж с такой неприличной поспешностью, что шокировала даже своих циничных друзей. Теперь она носила титул леди Блаунт, но её обязали погасить все долги покойного мужа казне до последнего пенни; когда этот долг будет выплачен, её уже нельзя будет считать не только богатой, но даже зажиточной.

   — Я не лгу, ваше величество, уверяю вас. Вчера я слышала то же самое от лорда Эссекса, когда он увидел ваше величество в Длинной галерее.

Елизавета нетерпеливо щёлкнула пальцами, требуя свой белый веер из страусовых перьев:

   — Что этот мальчишка понимает в красоте — он годится мне в сыновья!

Она снова повернулась к зеркалу; издали её отражение выглядело обманчиво. Она всегда была близорука и теперь видела очень стройную, худощавую женщину в сверкающем чёрном платье, почти молодую. Через минуту леди Ноллис кашлянула. Её родственники научили её, что нужно говорить королеве; сам Эссекс репетировал с нею несколько дней, но она не нашла в себе мужества повторить всё, что от неё требовалось. Эссекс обезумел от честолюбия: ему не терпелось занять место, которое тридцать дет занимал Лестер. Никому было не под силу убедить его, что королева — вовсе не одинокая, слабая женщина, которой отчаянно хочется верить в то, что она молода и любима и что она едва ли готова пойти на неслыханное унижение и принять эту иллюзию из его рук. На это было бессмысленно надеяться, но леди Ноллис обещала хотя бы попытаться.

   — Ваше величество... он сейчас в приёмной и надеется встретиться с вами.

Елизавета не ответила; она раскрыла веер и снова его закрыла. Её первым желанием было презрительно рассмеяться и передать Эссексу язвительный приказ удалиться.

Эссекс ждёт её. Эссекс, двадцатидвухлетний, в расцвете своей великолепной мужественности, красивый, сильный и чудовищно юный... Это смешно. Это не просто смешно, это оскорбительно. На мгновение Елизавета разгневалась, и вдруг она заколебалась. Уже два месяца её приёмная была пуста, если не считать министров и просителей; так же пуста, как её жизнь и досуг. Если он войдёт, они смогут немного поговорить, поговорить о Роберте, поговорить о чём угодно, прежде чем одиночество снова сомкнётся вокруг неё. Она боролась с этим искушением целую минуту. Но это такая мелкая слабость, такая безвредная поблажка самой себе — увидеться с пасынком Роберта и обменяться с ним несколькими словами.

Леди Ноллис внимательно наблюдала за ней, позднее она клялась, что видела: королева пожала плечами:

   — Иди и передай графу Эссексу, что он может войти.

   1533 год

В Гриниче родилась будущая королева Англии Елизавета I Тюдор.

   1534 год

Согласно акту Генриха VIII Елизавета назначается наследницей престола.

1537 год

Согласно новому акту Генриха VIII Мария и Елизавета Тюдор лишаются права на наследование престола.

1544 год

Восстановление права Елизаветы на наследование престола в случае смерти Эдуарда VI и Марии Тюдор.

1554 год

Двухмесячное заключение Елизаветы в Тауэр и последующая затем ссылка в Вудсток и Хэтфилд.

1558 год

После смерти Марии Тюдор Елизавета становится королевой Англии.

1562 — 1564 годы

Война с Францией с целью возврата порта Кале.

1585 год

Оказание Англией помощи Нидерландам в их восстании против испанского владычества.