- Папа, - спросил я в тот же вечер, - дедушка Джесси говорит, что ты был знаком с семьёй Норски, и можешь рассказать, почему они съехали и куда.
- Я был знаком с ними немного. Они уехали через месяц после того, как я приехал сюда. Уехали потому, что жена Пита хотела переселиться куда-нибудь в город, чтобы определить детей в хорошую школу. Школа у нас и теперь не очень-то хорошая, а тогда они были ещё хуже.
- Сколько у них было детей?
- Два мальчика и девочка.
- А ты знаешь, куда они уехали?
- Куда-то на тихоокеанское побережье.
- Дедушка Джесси говорит, что ты купил пилу у них на распродаже.
- Да, это была лучшая пила в округе, да она и сейчас такая. Пит научил меня как с ней обращаться.
Вот и всё, что мне удалось разузнать от отца.
Пятьдесят лет спустя мне пришлось побывать на тихоокеанском побережье. Я устроился на ночь в одной из гостиниц Сиэтла и коротал время за вечерней газетой. На глаза мне попался некролог, занимавший две трети колонки. Доктор Хьялмар Норски. Неужели это Пит? Нет, он не мог прожить столько лет. Я пробежал глазами колонку. Родился в Небраске неподалёку от города Омади.
Надо же, это ведь город, где мои родители получали почту в годы около моего рождения. Позднее Миссури обрушила всю свою ярость на этот город, подрезала всю его территорию, превратила его улицы и переулки в ил, который затем разбросала по берегу Айовы. Я посмотрел дату рождения. Это былогод спустя после Битвы дикой индюшки. Хьялмар Норски был врачом с гораздо более чем местной репутацией, его глубоко уважали и любили не только пациенты, но и вся округа. У него остался брат, президент большой деревообрабатывающей компании, и сестра, которая уже была на пенсии после долгой и блестящей службы в качестве директора школы.
Отец его, Питер Норски, был известным архитектором и строителем, мастер на все руки! Немало городов и селений на северо-западе обязаны красотой своих общественных и частных зданий Питеру Норски. Мать доктора Норски, Катрина Норски, ходила в начальную и среднюю школу вместе со своей дочуркой Бодил, чтобы выучиться языку, набраться знаний и затем принять участие в борьбе за права женщин. Она стала руководителем этого движения у себя в округе, была настолько активной и энергичной, что сумела вовлечь в это дело не только всех женщин, но и мужчин, занимавших хоть какое-либо положение в обществе. После начала борьбы за избирательные права для женщин обе партии выдвинули её кандидатом в Конгресс, но она отказалась, ссылаясь на преклонный возраст.
Ну вот и всё по поводу этого некролога. Автор не знал только одного. Причиной всего этого была Битва дикой индюшки, во время которой Трина не только избавилась сама от тирании Пита, но в конечном счете, освободила и самого Пита.
ПОДРУЖКА МОЯ, ТОНИ
У моего отца была прекрасная норовистая лошадь, Кейт. Ему очень хотелось, чтобы она ожеребилась, так как в нашем хозяйстве на ферме весь транспорт состоял из четырёх лошадиных сил, то есть у нас было всего четыре лошади. Одна из них становилась уже старой и немощной. Года через четыре её пришлось бы отправлять на покой. А через четыре года только что зачатому жеребёнку было бы уже три года, что вполне годилось, чтобы занять место в упряжке с телегой или плугом. Но Кейт по природе своей была целомудренной и разборчивой. Отец познакомил её с благородно ржавшим першероном, но Кейт пренебрегла им. Тогда он попытался свести её с блестящим черным морганом, а Кейт грубо лягнула его. Был также галантный жеребец смешанных кровей по кличке Гидальго, так как в нём была и испанская кровь. У него была репутация неотразимого ухажёра. Но Кейт отвергла и его.
Очевидно она была против любви по расчёту.
Между нашим и соседским пастбищем пролегала дорога. С нашей стороны была хорошая изгородь из колючей проволоки, такая же была и у соседа. У него был пони для верховой езды, небольшой гнедой индейский жеребец величиной примерно в половину настоящей лошади. Это животное имело обыкновение подходить к изгороди, ржать и визжать в сторону Кейт. Очевидно это были злые и обидные речи на лошадином языке, так как они приводили Кейт в ярость. Она прижимала уши назад, её прекрасная морда при этом принимала ужасный вид, она походила при этом на одну из людоедствующих лошадей в греческой скульптуре Диомеда.
В конце концов она так возненавидела этого несносного конька, что несмотря на своё прекрасное воспитание, перепрыгнула через наш забор, пересекла дорогу, перемахнула через соседский забор и предложила негодному жеребцу выяснить отношения.
Когда на пастбище лошади действуют друг другу на нервы и доходят при этом до предела, они становятся задом друг к другу и начинают лягаться вплоть до истерики. При этом они пригибают голову к земле и брыкаются, стараясь попасть в круп другой обеими задними ногами. При этом урон обычно бывает невелик, если только у них нет острых подков. Но и фермер не настолько глуп, чтобы выпускать норовистую лошадь свободно на пастбище.
Кейт с жеребчиком устроили драматическое представление, которое проходило с переменным успехом. Перепуганный, я наблюдал за ними издали. Мне казалось, что такие гулкие удары могут оказаться губительными. Но отец сказал, что ничего страшного нет и что скоро они устанут. Так оно и вышло, и с осознанием незапятнанной чести они разошлись восвояси, пощипывая траву. Отцу пришлось сходить и привести Кейт назад, ибо она была слишком хорошо воспитана, чтобы при возвращении снова прыгать через забор. Отцу пришлось прошагать целую милю, чтобы провести её через двое ворот. С неделю всё было тихо и мирно. Затем несчастный конёк снова начал приставать к Кейт с несносным ржаньем и визгом на своём конском наречии. И ей опять пришлось перемахнуть через оба забора. Она была страшно сердита, и жеребец поскакал от неё прочь, пока они не скрылись из виду за небольшим холмом. Мы слышали удары копыт, но в конце концов всё стихло. Затем Кейт вернулась к забору, чтобы её забрали домой. При этом она была сама не своя, покорная и унылая. Когда отец пристегнул уздечку к поводку, чтобы провести её в ворота, она последовала за ним с трогательной покорностью. Несколько недель у неё не было её обычной горделивости. Видимо, они договорились окончательно, так как жеребчик больше не появлялся у забора со своими жуткими конскими речами. В последующие несколько месяцев у нас не было лучше лошади, чем Кейт, покладистей и примерней. Но отец ходил озабоченный и, наконец, объявил: "Кейт понесла от этого негодного индейского пони."