В среде первопроходцев Пита знавали как очень полезного человека. Он построил себе домик из жердей, единственного наличного в то время лесоматериала. Адамово дерево - легкое и крепкое, но обладает отвратительным свойством коробиться.
При высыхании каждая его клеточка сжимается. Если вы думаете, что доски из него можно сохранить ровными, прибив гвоздями их края, то вы недооцениваете силу сжатия его волокон. Они выдернут гвозди любой величины. И это вызывало серьезные трудности у домостроителей-первопроходцев. Щепу, даже сосновых пиломатериалов, достать было невозможно. Крышу приходилось крыть досками из Адамова дерева от конька до карнизов, причём щели между ними приходилось затыкать паклей. Доски с паклей коробились, и дождь протекал в дом.
У Пита Норски было шестое чувство древесины, которое гласило, что доски из сердцевины старых деревьев не коробятся. Волокна уже усталые, стремятся к покою.
Он отобрал доски соответствующим образом и построил себе крышу, которая не протекала.
Если бы Пит не был таким хитроумным и деловым, первопроходцы презирали бы его, поскольку он вёл себя как джентльмен. Независимо от того, носил ли он комбинезон или воскресный костюм, всё на нём выглядело ладно. Платье у него всегда было впору и всегда в хорошем состоянии. Как и все остальные первопроходцы он носил на шее красный платок под палящим солнцем во время уборки, но в то время, как остальные подвязывали платок под подбородком как придётся, у Пита этот узел превращался в большой шикарный бант. Встретившись с дамой, он не просто кивал ей головой, а церемонно кланялся в пояс. Все первопроходцы брились поутру в воскресенье, и к вечеру в следующую субботу их рожи представляли собой красочную коллекцию щетинистых портретов: черных и каштановых, рыжих и ржавых. Пит же брился ежедневно. "Он может себе это позволить, - обычно говорил муж жене, которая упрекала его, ставя Пита в пример, - так как у себя на родине Пит ведь был и цирюльником и умеет содержать бритву в прекрасном состоянии".
Но весь этот стиль как бы проходил мимо жены его, Трины. Она была у него рабыней, или как первопроходцы выражались по этому поводу, его скво. Она всё время была в работе: по дому, в саду, то она бежала кормить цыплят, то поросят, то доила корову, сбивала масло в старомодном чане, делала норвежский сыр. Она одевалась в любую старую тряпку, которая могла прикрыть ей тело. Никто никогда не обращался к ней с разговором, и она никогда никому ничего не говорила. Если кто-либо из соседей появлялся в доме Пита, то вероятнее всего слышал, как Пит командовал Триной очень суровым голосом, как бы обещая ей взбучку. Как говорили женщины, таковы порядки у них на родине, где у женщин не было никаких прав.
Все первопроходцы занимались охотой. У каждого мужчины было ружьё, а у некоторых даже винтовки. Там водились невероятные стаи степной дичи, и у каждого первопроходца, которому не лень прогуляться часок-другой по дубовым лесам по берегам речных откосов, где дичь питалась желудями, помимо кукурузы, оставшейся на полях, на обеденном столе всегда было полно дичи. Хватало и кроликов и нескольких видов американских зайцев, на которых можно охотиться, если ты меткий стрелок. Крупной же дичи было мало. В заросших кустарником долинах иногда попадались лоси, да изредка олени. Но их вскоре уничтожили. Первопроходцы надеялись найти бизона, так как на востоке полагали, что огромные пастбища Небраски усыпаны стадами бизонов. Но их тут никогда и не бывало. Бизоны водятся на зимних пастбищах. В холмистых прериях западной Небраски и Дакоты и дальше на запад в Монтане растут низкие травы, которые превращаются в питательное сено на подходе зимы. В побитых морозом длинностебельных травах практически нет питательных веществ. Кроме того, те районы, где растёт высокая трава, зимой покрыты снегом, а районы с низкой травой - нет. Стадо бизонов может забрести в края с высокой травой, но вскоре возвращается к надёжным зимним пастбищам.
Первопроходцам встречались стада диких индеек, которые гнездились в длинной полосе кустарника, тянувшегося вдоль реки. Вскоре всех их перебили, за исключением одного хитрого индюка, которому удавалось уцелеть из года в год.
Каждый охотник просто мечтал добыть этого индюка. Двадцать пять охотников исходили вдоль и поперек этот кустарник в надежде подстрелить птицу. Они иногда слышали, как он токует в близлежащем леске и на цыпочках пробирались туда, но вдруг оказывалось, что он находится в четверти мили позади них. Первопроходцы не знали того, что теперь известно всем, что дикий индюк, как и койот - искусный чревовещатель. Защита его в том и состоит, чтобы звучать так, как будто бы его там и нет.
Никто из охотников не мог сравниться в упорстве и азарте с Питом Норски. Можно было подумать, что вся жизнь его просто зависела от этого индюка. И другие охотники проводили день за днём в бесплодной охоте. Пит же охотился ночами, лунными ночами. У индюка должно было быть место ночёвки где-нибудь высоко на ветке. Пит начинал с опушки леса, обходил каждое дерево вокруг и разглядывал его. Ничего нет. Другое дерево. Тоже ничего.
Вы даже представить себе не можете, сколько больших деревьев растёт на полосе в полмили шириной и четыре мили длинной. Также невозможно представить себе, какое терпение таилось в душе у Пита. Дерево за деревом обходил он в течение лунной ночи. Ничего. Дело было в ноябре, и вся листва уже опала. Это помогало. Но всё же холодно. Время от времени Питу приходилось прыгать на месте и хлопать себя по бокам, чтобы не застывала кровь.
Ночь за ночью после полнолуния. Дерево за деревом обходил он. Ничего, ничего - но что это там такое на толстом суку в пятидесяти футах над головой Пита? Хвост индюка! Птица сидела близко к стволу, а голова у неё без сомнения спрятана под крылом. Несчастный! Стрелять вверх бесполезно, вся дробь уйдёт в ствол. В ста футах от дерева Пит начал различать птицу, ещё через сто футов все контуры её тела ясно обозначились. Но мог ли Пит правильно прицелиться в неверном свете заходящей луны? Лучше подождать. И тем временем согреть пальцы во рту. Они от холода скрючились так, что трудно как следует прицелиться.
