— Откуда взялась такая примета?—спросил майор Лев,— Почему именно тринадцать — зловещее число?

— Это взято из Тайной вечери,— отвечал князь Галиц­кий.— Спаситель был тринадцатый.

— Ну, я ручаюсь, что среди нас нет спасителя... Иуда- то есть!—сказал майор Лев, поглядывая значительно на Янкель-Пашу.

Все захохотали, кроме полковника; Янкель-Паши, кото­рый еще более смутился.

Александр, ожидая, что полковник, служивший пред­метом довольно непозволительных шуток, наконец, выйдет из себя, и желая отклонить могущую быть ссору, спросил у князя Галицкого:

— Что, князь, в прошлую экспедицию вы делали много набегов из отряда?

— Нет! Отрядный начальник не удостаивал меня пору­чения летучих отрядов; он' выбирал для этого по породе; потому-то ему и утопили два казачьих орудия с лошадьми, так что сами люди с трудом могли спастись.

— Да во всем отряде, ваше сиятельство, не было лица знатнее вас породою,— заметил Янкель-Паша, стараясь скрыть свое негодование.

— Не спорю, что род мой почетен,— возразил князь до­вольно хладнокровно,— но у нас был человек, которого во­инственные предки несравненно древнее моего родоначаль­ника.

— Какие предки?—спросил майор Лев с любопытст­вом.

— Что за вопросы делаете вы, майор? Разумеется Мак­кавеи, герои древних израильтян, предки нынешних ев­реев.

Все опять захохотали. Янкель-Паша побледнел. Алек­сандр ожидал вспышки; но, к счастью, толстый, огромного роста, широкоплечий комиссионер вкатился в комнату и прямо подошел к разгневанному Янкель-Паше.

— Полковник!—сказал он.— Сейчас я узнал о вашем приезде и поспешил засвидетельствовать вам свое почте­ние; кстати, пришел переговорить и о нужном дельце.

Янкель-Паша вскочил со стула, одним прыжком по­вис на шее огромного комиссионера, обвил его руками и, целуя, говорил:

— Мамочка! Душечка! Ангелочек! Здоров ли? Спаси­бо, не забыл своего искреннего друга!

Они вышли вместе в другую комнату, спросив в один голос шампанского.

Оставшиеся за столом разговаривали между собою. Пустогородову рассказывали что-то вполголоса о Янкель-Паше; но рассказ был прерван подошедшим к князю Галицкому адъютантом, неуклюжим, толстым, неопрятным человечком, который сказал:

— Смею доложить вашему сиятельству, что моя супру­га в большой претензии на вас: вчера у моего генерала за обедом, доведя ее превосходительство до стола, вы сели, рядом с ней, так что моя супруга должна была сесть ниже. Хотя по мужу, то есть по мне, она и штабс-катштанша, но все-таки дама; а ваше сиятельство должны быть довольно благовоспитанны и знать, что кавалеры обязаны предо­ставлять шаг дамам.

— Очень хорошо!—отвечал князь.—Скажите вашей жене, я жалею, что она оскорбляется моим поступком, и готов в удовлетворение выйти с нею на поединок.

— Нет, ваше сиятельство, воля ваша! Нехорошо быть так невежливым,—возразил адъютант.

— Mais, mon prince, envoyez done paitre co diable, - молвил майор Лев.

— Извините, мне теперь некогда, я занят вот с этими господами,—указал князь.

— А, секреты! Новоприезжие!..— заметил адъютант. По­том, обратясь к Александру, он спросил:— Позвольте уз­нать, откуда изволили приехать?

— Моя подорожная у содержателя здешней гостиницы.

— Но, кажется, в моем вопросе нет ничего обидного?— продолжал неотвязный адъютант, Александр вспыхнул, и только что хотел привстать, но майор Лев удержал его за руку, сказав:

— Mais laisez-le, mon cher, ne faltes pas de folies: c`est le maitre-d`hotel et le palfrenier de son general.

— Comment, le maitre-d`hotel? – возразил Александр, mais aux boutons de son surtout, c`est un officier des gardes.

— Который не был и не будет в гвардии,— заметил князь Галицкий, когда адъютант удалился.

— Зачем же дают ход по службе такому офицеру?— спросил Александр.

— Конечно!—возразил майор Лев.— Что же делать из него, когда достанет он до полковника? А, вероятно, это не замедлится. Куда девать его? Ведь, право, грешно обма­нывать высшее начальство, которое об этом ничего не мо­жет знать!

— Будет из него то же, что вышло из Янкель-Паши,— отвечал князь.

— Имеет ли он, по крайней мере, какие-нибудь досто­инства?— спросил опять Александр.

— Кто его знает!—отвечал майор Лев презрительно.

— Ровно никаких,— заметил князь,— а при случае, я уверен, что он окажется даже человеком без правил, вред­ным, и станет обогащаться всякими средствами.

— Удивляюсь,— возразил Александр,— как это есть лю­ди, которые любят окружать себя подобной сволочью.

— А я удивляюсь, как вы этого не понимаете!— молвил Галицкий.

— Объясните же, как это?

— Очень просто: одни — по пословице: рыбак рыбака видит издалека; другие — чтобы иметь возле себя тварей на все пригодных и все переносящих.

— Именно!—заметил майор.

— Тем не менее грустно!—отвечал Александр, удержи­вая вздох.

Между тем официанты беспрестанно носили через сто­ловую закупоренные бутылки шампанского и возвраща­лись с опорожненными. Один из них прошел смеючись; князь Галицкий спросил у него, кому носят столько вина. «Полковнику и комиссионеру!»—отвечал слуга, улыбаясь.

— Посмотримте, что они делают!.. Недаром люди сме­ются,— сказал майор Лев:

Все встали и пошли в другую комнату.

Янкель-Паша и комиссионер, сидя в углу, пьяные, об­нимали друг друга. Комиссионер восклицал: «О, благород­нейший полковник!» Янкель-Паша в восторге отвечал: «О, баснословный комиссионер!» Зрители расхохотались и ос­тавили их.

Пустогородовы прошли в свой номер. Николаша рас­спрашивал брата о лицах, им виденных.

— Что это за два офицера, с которыми ты говорил?— спросил он.

— Один князь Галицкий, храбрый и умный человек. Он провел свою молодость буйно; поэтому мнение о нем раз­лично; но я ценю его по уму и любезности в обществе. Другой —майор Лев, умный, честный, безукоризненный офицер, у которого страсть —казаться хуже, чем он есть, пренебрегая общим мнением; он основывается на том, что кто умеет ценить людей, тот его поймет.

— Где же они служат?

— Состоят по кавалерии, при линейных казаках.

— Чем же занимаются?

— Ничем, или пустяками.

— Как же это?

— О! это не редкость на Кавказе!

— А маленький полковник, которого мы застали за обедом?

— Янкель-Паша, пьяница и сумасброд, из перекрещен­ных таврических жидов: вот он-то из выскочек, проложив­ших себе дорогу нахальством. Теперь убедились в его не­способности на путное, и не знают куда девать.

— Ну, брат, у вас невесело служить.

— Конечно, теперь неприятно; но недавно еще было совсем иное.

Вечером братья пошли опять в общие покои; бильярд­ная была уже занята игроками и зрителями; в соседней комнате у печки стоял опять Неотаки: он объявил вошед­шим, что с завтрашнего дня ровно в час обед будет в зале, по случаю большого съезда и тесноты столовой. Гости­ные были наполнены игроками в преферанс и вист, поэтому Пустогородовы сели в зале и спросили чаю. Вскоре подошел к ним плотный, полуседой и добрый старик. Майор­ские эполеты, некогда вызолоченные, но теперь совершен­но почерневшие, падали с его плеч на грудь; в правой ру­ке он держал толстую палку с серебряным набалдашником . под чернью, на котором было написано: «Кавказ, 1815 го­да», то есть время его приезда *в этот край; в левой была у него истертая фуражка с козырьком, пожелтевшим в том месте, где он брал рукою: и следов не оставалось уже ла­ка и черной краски. Двадцать два года тому назад, в тот день, когда старик надел впервые майорские эполеты, ку­пил он эту фуражку у жида, предсказывавшего ему ско­рый генеральский чин и наследство, если он возьмет шап­ку. Майор сделал обет носить ее до совершения предска­зания или до гроба. Увидев Пустогородова, он подошел к нему с радушием и спросил, когда тот приехал.

Александр, привстав, поклонился старику и, дав ответ на его вопросы, прибавил:

- А я беспокоился, не видя вас нынче за обедом!

Старик, прислоняя трость и шапку к стене, приказал подать себе стул и со вздохом отвечал: