И они долго выпивали и говорили "о важном", о важном и о печальном, о своём и чужом, рассуждали о концах и началах... А когда Конёк отправился спать, Сумо всё ещё продолжал беседовать с другом:

-- Не то чтоб мне не нравился ваш путь, но сил моих недостаёт.

-- В ком сил не достаёт, на полпути бросают. А ты ещё не начинал идти!

Поднявшись в мансарду, кукольник остановился перед спящей девочкой. Во сне Панда горько плакала. Конёк пытался было утешить её, погладить по голове, но в последний момент отдёрнул руку - кофр с реквизитом, сияющий в лунном свете коваными уголками, с грохотом перевернулся с торца вверх крышкой. Панда не проснулась. Кукольник осторожно открыл крышку и достал Бубу. Расправил нити, качнул коромыслом, и вот марионетка, на цыпочках, бормоча колыбельную мантру, приблизилась к плачущей во сне девочке. Буба присел на краешек постели и осторожно погладил Панду по голове. Панда всхлипнула, перевернулась и, не просыпаясь, уложила куклу рядом с собой. Конёк, сидя на своей койке, долго смотрел, как девочка в объятиях Бубы успокаивается. Потом и сам уснул.

С утра Панда дулась за вчерашнее, добавляя кукольнику на его и без того похмельную голову. Конёк, пытаясь оправдаться, рассказал ей об ангажементе и о том, что собирается присоединиться к труппе АНАТОМИЧЕСКОГО ТЕАТРА.

-- Чтобы дальше трахаться с этой размалёванной циркачкой! - подхватила Панда. - Да от тебя уже крысой пахнет! И не думай, что я с тобой попрошусь, козёл!

Панда хлопнула дверью.

-- Слушай, Буба, я по утрам всегда так туго соображаю? - спросил, оставшись в одиночестве, кукольник.

-- Даже затрудняюсь сказать, босс, в какое именно время суток это твоё качество проявляется ярче.

Спустившись вниз, Конёк застал товарища в том же окружении, что и накануне, только содержимого в бутылках изрядно поубавилось.

-- Не пора ли смягчить жёсткие грани реальности? - поприветствовал он кукольника, протягивая початую бутылку.

-- Ты не видел Панду?

-- Эта валькирия пронеслась к выходу, не слушая моих увещеваний. Скажи, Конёк, разве я похож на "старый бурдюк с прокисшими афоризмами"? - рассматривая себя в зеркало, с обидой спросил Сумо.

-- Она была неправа - насчёт афоризмов, - успокоил его кукольник.

-- Всю ночь здесь шныряла крыса. Надо что-то предпринять.

Сумо дотянулся до бутылки.

-- Утопи её в текиле.

-- Древние германцы обсуждали важные вопросы, прежде напившись, и только затем -- на трезвую голову, - назидательно заметил бармен. - Потом, сравнивая мнения, принимали мудрое решение.

-- Ну и что ты решил?

-- Я сейчас только в первом чтении.

Их "учёную" беседу прервал крик Панды, подхваченный удаляющейся сиреной Санитарного фургона. Конёк и Сумо сорвались с места.

Запыхавшиеся от безрезультатной погони, друзья вернулись в бар.

-- Ну, что же, сделаем выводы, - наморщил лоб Сумо.

-- Вся беда в том, что нельзя сделать выводы из несуществующих фактов. -- Панду упаковала Санитарная Служба - это факт, - Сумо принялся загибать пальцы. - Эсэсовцы как-то связаны с твоими "коллегами" из цирка - факт. Шныряющая крыса и запах формалина - тоже факты. И уж совсем неоспоримый факт - то, что ты одурел от этой антиподистки балаганной так, что не в состоянии сложить два и два!

-- Четыре.

-- Что?

-- Два и два - будет четыре, - задумчиво ответил Конёк, теребя укушенное ухо.

-- Пифагор! Ферма! Жюль и Мария Кюри в одном флаконе! - Сумо закатил глаза. - Умственное расстройство на сексуальной почве, тут уж к гадалке не ходи!

-- Я, пожалуй, пойду, - решился кукольник.

-- Куда?

-- К гадалке.

Палатка предсказательницы оказалась неподалеку. Конёк остановился в нерешительности.

-- Заходи, красавчик! Чую всеми фибрами своей души, у тебя проблемы.

-- Лёля? - Конёк с удивлением вспомнил в гадалке своё дорожное приключение.

-- Узнал, сладкий. Что, ухо воспалилось?

-- Да я... - замялся кукольник.

-- А! Увели твою малолетку, сочувствую. Хотя староват ты для неё.

-- Она не...

-- Знаю, знаю, я просто ревную, - перешла на серьёзный тон гадалка. - Как поживает "реальнейший" Лавр Ильич? Уже охмурил тебя "истинной жизнью"?

-- Он приглашал меня в свою труппу, - уклончиво ответил Конёк.

-- И скоро станешь живым трупом, - горько скаламбурила Лёля. - Ты заражён крысой.

-- В последнее время я слишком часто слышу эту метафору.

-- Это не метафора, это диагноз, - отрезала Лёля. - "Реальные" подсадили тебя на крысу.

-- Это что - наркотик?

-- Нет, это - крыса. Ты в последнее время вступал с кем-нибудь из циркачей в... э... "близкие отношения"?

-- ...!

-- Смотри-ка! Покраснел! За это тебя женщины и любят, красавчик. За деликатность. - Гадалка внимательно вгляделась в его глаза. - Надя?

-- Это тебя не касается!

-- "Это" коснулось и меня, и многих других, - осадила она Конька. - Не кипятись, сладенький, Надя даже айсберг в постель уложит. Она и меня заразила. Ну вот, опять покраснел!

-- Рассказывай, - коротко выдохнул Конёк.

-- Эта разновидность крыс выведена в лабораториях Стационара для контроля над "дикобразами". Они откладывают свои личинки в тела доноров, приток которых обеспечивает Санитарная Служба. Недовольных эсэсовцы подсаживают насильно или, как тебя, с "VIP-обслуживанием". Личинка является подобием биологической антенны и принимает ментальные команды от матки. Она метастазами вгрызается в нервные узлы носителя, беря его, таким образом, под контроль. Это тем проще, чем больше у донора совпадений с крысиными инстинктами: алчность, жор, жестокость, агрессия, стайный инстинкт, половой, и т. д. Так, некоторые нервные окончания моего тела удлинены нервами крысы, и как раз в тех местах, где наши страсти совпадают и поэтому усиливают друг друга. Я и прежде не отличалась разборчивостью, а теперь - что мужчина, что женщина, что Пасюк, что гад ползучий... - Лёля безнадёжно махнула рукой. - Поэтому попробуй я взбунтоваться, я сойду с ума от желания. Неутолимый голод разорвёт мой рассудок на части в считаные дни.

-- Как же ты живёшь с этим?

-- Ну, мне-то не долго осталось. Когда личинка взрослеет, она прогрызает себе дорогу наружу, - её передёрнуло. - А пока торможу крысу бензином. Я случайно обнаружила, что нефтяные пары действуют на них как наркотик. Нюхнул - и порядок.

-- Это же вредно, - начал было Конёк, но споткнулся о взгляд гадалки. - Извини.

-- Чего уж там. Ты на том же крючке. Инкубационный период -- около суток. А потом, или крысятничать в стаю санитаров, или как я... - окончание фразы потонуло в рыданиях.

-- Я... я что-нибудь придумаю. - Конёк крепко сжал её в объятиях.

-- Эх ты, горе-рыцарь! - Лёля улыбнулась сквозь слёзы, - рыцарь Дороги. Твои прекрасные дамы исчезают одна за другой как дорожные указатели за поворотом.

Они ещё постояли, прильнув друг к другу, и пошли к Сумо "держать совет".

Совет обещал стать военным. Заведение Сумо было подвергнуто налёту. Стёкла были выбиты, двери изгрызены. Сам хозяин сидел посреди крысиных трупиков и громадным мясницким ножом пытался выковырять ещё трепыхающуюся тушку, застрявшую в его объёмном животе.

-- Не трогай! - остановила его Лёля. - Если голова останется в теле, то по инерции прогрызёт до кишок. - Гадалка достала из-под многочисленных юбок бутыль бензина и оторвала длинный лоскут.

-- Ого! "Коктейль Молотова", - одобрительно заметил толстяк. - Достойная женщина!

-- Ты бы знал, что она ещё прячет под юбкой, - заметил Конёк.