А Тсунаеши улыбалась, иногда терлась носом о плечо сидевшего рядом с ней мужа, но Емитсу видел в карих глаза отголоски страха. Она мертвой хваткой вцепилась в руку Кавахиры, до побелевших костяшек.

И все равно улыбалась. И смотрелась в этой компании удивительно органично. Их она знала без малого десять лет.

И Емитсу нечего предложить ей. Не после того, как она из-за волнения чуть не потеряла ребенка. Он обратил внимание на все еще округлый животик, который иногда поглаживала рука Кавахиры.

Емитсу среди них не было места. Не было места в жизни единственной дочери. Внешний советник развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.

- Все в порядке? - подлетел к нему запыхавшийся Реборн. - Я узнал в регистратуре. С ребенком все отлично. Как Тсуна?

- Хорошо, да, - кивнул Савада.

- Не вашими усилиями, - раздался за спиной холодный голос.

Мужчины обернулись и увидели супруга Тсунаеши, Кавахиру. На этот раз от облика лавочника не осталось ровным счетом ничего, даже потрепанный, растянутый халат смотрелся на нем изысканным костюмом.

- Я согласился с желанием Тсуны разобраться с вами мирно, - он снял очки и убрал их в карман. Под взглядом серых глаз Емитсу стало неуютно, как под снайперским прицелом. - Но угроза жизни моей жены и моего ребенка - это уже чересчур.

Он выпустил пламя, снял все ограничители, черты лица поплыли, стали превращаться в нечто иное, более древнее, пугающее. Емитсу задыхался, такая воля, такая мощь....

- Если с Тсуной или с моими детьми что-нибудь случится, я камня на камне не оставлю от вашей семьи и всего Альянса, - четко, пропечатывая каждое слово в мечущемся от недостатка кислорода разуме.

Реборн смотрел с ненавистью, но ничего не мог поделать. Сила Шамана поставила на колени и его. Он смотрел на того, кто проклял его, на того, кого никогда бы не смог победить. Того, кто, не напрягаясь, поставил на колени сильнейшего киллера мира.

- У вас нет выбора. Забирайте своих Хранителей и улетайте. Забудьте о самом существовании Тсунаеши. Я много тысяч лет создавал Аркобалено, хранил Тринисете. Долгая жизнь научила меня не быть слабым. В следующий раз я не буду милосердным.

Пламя пропало, как и не было его. Кавахира вновь достал очки, натянул их на нос.

- Джун, - рядом появился Фонг с букетом цветов, за ним спешил лидер китайской мафии. - Мы узнали, что случилось. Спешим порадоваться Тсунаеши.

- Проходите, она будет рада вас видеть.

Они скрылись за дверями палаты, а Емитсу смог перевести дух. Тсунаеши. Ее муж - мирный человек, ни во что не вмешивающийся. Но за нее готов уничтожить любого, кто встанет на пути. И, что самое страшное, у него есть для этого возможность. Он не просто силен - его сила превосходит объединенную мощь Альянса, если бы мафиозным кланам пришло в голову работать сообща.

С ним придется считаться. И с его желаниями - тоже.

Им придется вернуться ни с чем. И забыть про Саваду Тсунаеши.

Тсунаеши смотрела на улетающий самолет, пока он серебристой звездочкой не растворился в небесах. Они вернули отцу Хранителей, пришлось рассказать, что изначально планировали припугнуть убить их, если он не отступится. Вонгола слишком много сил и денег вложила в обучение и дрессуру Десятого поколения, им просто некогда искать им замену. Семьи воспользуется внезапной слабостью первой семьи Альянса.

Но отец и так выглядел подавленным, старался не пересекаться взглядом с дочерью, в особенности - с ее мужем. Интуиция говорила, что без вездесущих шаманских штучек здесь не обошлось, но Кавахира молчал как самурай на допросе, не помогали даже пытки, к которым женщина прибегала по вечерам. То есть услышала она все, включая признание в любви, но только не интересующую ее информацию.

В любом случае, надо поблагодарить его за заботу. Он вовремя вмешался, еще бы немного.... Тсунаеши поежилась, положила руку на живот, в нее тут же ударилась ножка беспокойного сына. Назвать его Араши? Вот ведь ураган неугомонный!

Он выжил, она выжила, они оба слишком переволновались, из-за чего чуть не.... Нет, нельзя об этом думать, мысли материализуются.

Все закончилось хорошо. Вонгола больше их не побеспокоит.

А у них еще есть четыре неполных месяца, чтобы выспаться впрок.

Потому что после не будет ни одного спокойного дня.