…Но у этих были не вилы.

«Ладно, — сказал я сам себе, — утро вечера мудренее, а для холодного анализа происшедшего я, что называется, сейчас профнепригоден. Хорошо еще, что я не вздумал волочь в те милые места под Аввалыком жену с дочерью. Хотя Настена всегда любила сказки, в том числе и узбекские…»

Тахир-ака заканчивал обрабатывать спину и попутно похваливал меня:

— Молодец, хорошо терпишь, Сережа-ака. А то, помнится, один мой гость накушался вашей русской водки до того, что упал с крыльца и вывихнул себе руку. Так пока я ее вправлял, он своими воплями разбудил всех-всех, кто прилег на отдых поблизости. Разве можно быть таким некультурным, а?

— А у вас что, службы ноль три нет? «Скорая помощь» то есть.

— Да есть, есть! — замахал рукой Тахир-ака. — Как раз ноль три, от Союза еще осталась. Лежи, лежи! У меня тут аптека рядом, только там, э! — Он презрительно прищелкнул языком. — Я лучше тебя своим средством, оно куда вернее будет.

Я спросил еще:

— А когда твой Халилов ходил в кишлак к своему брату?

— А вот незадолго до твоего приезда. Совсем незадолго, Сережа-ака.

— А точнее?

— Да я вот и говорю…

Все это в иных обстоятельствах напомнило бы историю, рассказанную мне одним другом и почерпнутую в диалоге с неким узбекским экскурсоводом: «Экскурсовод. Прошу обратить внимание на карту. Держава Тамерлана включала в себя Среднюю Азию, Афганистан, Малую Азию, Константинополь и Северную Индию. Друг. Простите, но ведь Константинополь никогда не был завоеван Тамерланом! Экскурсовод. Столицей державы был Самарканд. Друг. Но ведь Константинополь никогда не был завоеван Тамерланом! Экскурсовод. В государстве Тамерлана процветали науки и искусства». И так далее.

Но сейчас обстоятельства совсем не располагали к забавным параллелям. Я чуть повысил голос:

— Так когда произошло несчастье с твоим другом, Тахир-ака?

— Да… за четыре дня до того, как ты поселился у меня, — снизошел до более точной датировки хозяин. — Ну, или пять.

— Да я и приехал-то всего два дня назад. — Я посмотрел себе через плечо, до отказа повернув шею, и увидел, как хозяин прищурил и без того узенькие глаза и выговорил, растягивая слова:

— А, вот теперь мне кажется, что ты поверил в дэвов… Поверил мне, а? Печально, дорогой, что у тебя могут остаться не очень хорошие воспоминания об этой поездке…

— О многих моих поездках у меня оставались еще более мрачные впечатления, — буркнул я, припомнив некоторые из своих оперативных загранкомандировок и даже вояжей, предпринятых исключительно для отдыха. — По крайней мере, одно могу сказать совершенно точно: давно меня не угощали так плотно. Я имею в виду конечно же твою стряпню, уважаемый Тахир-ака, а не то, как угостили меня местные страшилища, иллюзионисты, Копперфильды, или кто они там вообще, черти б их драли!..

— Мне кажется, что ты не захочешь остаться надолго, — задумчиво сказал Тахир-ака. — Даже на день. Надеюсь, у тебя нет желания сходить туда еще днем? Если есть, то зря. Земляк Халилова из милиции Самарканда уже поднимался туда. Его все знают. Рашид Радоев. Его все знают, он врать не станет. Днем ходил. Вернулся вечером, пьяный-препьяный, а с нашего, самаркандского, вина не слишком напьешься. Водку хлестал, а ведь он не пьет. Вообще. Они туда с ребятами из прокуратуры ездили, да так больше и не собрались. Прокурорский тот и вовсе в штаны напрудил. А Рашид Радоев белый пришел, даром что смуглый, узбек ведь.

— Н-да, — сказал я, — Рашид Радоев, говоришь?

— Да. А ты что, про него уже слышал? Майор Радоев, из угрозыска. Грозный мужчина, э! — Тахир-ака уважительно прищелкнул языком и стал сильно похож на того полубезумного типа, которого я встретил на склоне. Того, что кинул в меня ножом. Того, что тоже рассуждал об этом самом Рашиде Радоеве.

— Да пока что не приходилось, — буркнул я.

Наутро я решил немедленно выехать в Ташкент, где гостевали Ольга и дочь Настя. Там меня ждал еще один сюрприз. Ольга сказала:

— Сережа, тебе звонили.

— Сюда?

— А куда же? Сюда, конечно.

— Кто?

— Ну кто, конечно же Константин Дмитриевич. — Она мягко улыбнулась. Голубков ей всегда нравился: сдержанный, обстоятельный дядька. «Настоящий мужик!» — Я сказала, что ты в Самарканде, должен вернуться через два дня. Что мобильного телефона ты то ли не взял, то ли его потерял. Он меня даже пожурил за то, что так плохо за тобой присматриваю. Как будто сам не знает, как ты срываешься и уезжаешь хоть на несколько дней, хоть на месяц, а я ничего о тебе толком даже узнать не могу. — Ольга снова улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке я явственно прочел горький укор. Все-таки она замечательная у меня, Ольга.

Значит, позвонил Голубков, лично. Интересное кино! Константин Дмитриевич зря звонить не станет, а если уж позвонил сюда в Узбекистан, то тут двух мнений быть не может: я управлению понадобился СРОЧНО. Вернее, не я, а наша славная команда…

Второй раз он позвонил, когда я только-только расположился за обеденным столом, уставленным блюдами от заботливого Григория Азарьевича, Ольгиного дяди.

Трубку, естественно, взял хозяин квартиры. Лицо Григория Азарьевича выражало некоторое удивление, когда он протянул трубку мне и сказал:

— Это вас, Сережа.

«Голубков!» — глухо ухнуло в груди. Я мельком взглянул на жену. Ее тонкое лицо не выразило даже любопытства: казалось, она уже все знает наперед, угадывает каким-то неизъяснимым женским чутьем, недоступным нам, мужчинам, каким-то даром большого сердца…

Я взял трубку и, приложив ее к уху, выговорил в пустоту:

— Слушаю вас, Константин Дмитриевич.

На том конце провода кашлянули. Потом голос Голубкова выговорил с легкой иронией:

— Откуда ж ты узнал, Пастухов, что это я?

— Наверно, из тех же источников, которые сообщили вам, что я только что приехал в Ташкент, — не удержался я от ответного укола. На этом пикировка была закончена. Голубков заговорил тем отрывистым тоном, который появлялся у него, когда поднималась серьезная, очень серьезная тема:

— Я сожалею, что отрываю тебя от отдыха, к тому же семейного. Но, видишь ли, очень кстати получилось, что ты как раз в Самарканде.

— Так я в Ташкенте. Вы куда звоните?.. — последний раз съязвил я.

— Прошла информация, что ты был именно в Самарканде, — проговорил Голубков строго.

— Правильно ли я понимаю, что дело, по которому вы меня здесь нашли, касается именно этого города?

— Именно так.

— Да неужели все так срочно, Константин Дмитриевич?

— Да.

— Что, даже еще недельку нельзя?..

— Ты же знаешь, Пастух: времени своему ты сам хозяин. Но ты также прекрасно понимаешь, что по пустякам я тебя вряд ли стал бы беспокоить.

— Это-то я понимаю.

— Ну что же, когда вылетишь из Ташкента?

— Да хотя бы и завтра. Раз уж такая срочность…

— Отлично, тогда жду тебя завтра в своем кабинете в четыре часа дня. Я уже узнал насчет утренних рейсов, так что из аэропорта — прямо ко мне. Ясно?

— Да, — ответил я неохотно, — понял, Константин Дмитриевич. Еще один вопрос можно?

— Да хоть пять, если по делу.

— Я должен вылететь один или?..

— Или. — Голос генерала прозвучал категорично, тяжело, безапелляционно, хотя, наверно, Голубков и не желал вливать в свою интонацию такие тяжелые тона. — Вот именно: или. НЕ оставляй своих домашних в Ташкенте. Я сожалею, что помешал вашему отдыху, но ты сам должен понять: дело есть дело. И на ЭТО дело решено поставить твою группу, Сережа. Ребята уже в сборе, хотя и не совсем в курсе. Ждут только тебя.

— Все понял, товарищ генерал, — четко ответил я и тут же, чуть не поперхнувшись своими словами, быстро взглянул на Ольгу. Впрочем, она и без этой моей оговорки не обольщалась, и это было видно по ее лицу: она прекрасно все поняла и молча, без слов, не дожидаясь, пока я что-либо скажу, отправилась в комнаты. Собирать вещи.