-- А, ты поэтому ЧП Вайт Пауэр ньюс называешь?

-- Ага.

-- Я чего-то ни разу их тут не видел.

-- Потому что не смотришь.

-- Ну чо, -- включился в нашу вялую полемику бодрый Штакет, -- пойдем?

-- А мы куда-то собирались? -- удивился я.

-- Ну да, на концерт к Гарику, -- ответил Иван, -- вы идите, подождите на улице, я пока оденусь.

Гарик только вышел из больницы. Он ходил на концерт хардкорной группы. На выходе, по оконачнии мероприятия, ребят поджидали фашисты. Они, как ни трудно догадаться, хотели встретить антифашистов, но почему-то шесть ударов ножа в пузо поймал Гарик, который никакого отношения ни к тем, ни к другим не имеет.

Во дворе уже зажглись фонари, дождь красиво рябил на желтом конусе света, мы остались стоять у входа в подъезд, под козырьком. Я достал пачку, Штакет жестом попросил поделиться. Мы закурили.

-- Штакет, а ты так и не пошел никуда учиться?

-- Неа... Год погулять решил.

-- Везет.

Штакет утробно гыкнул и расплылся в широкой улыбке, даже если он полноценно не смеялся, то обязательно выдавливал откуда-то из глубины себя смешок.

-- Но, со следующего года обязательно собираюсь!

-- А куда?

-- Пока не определился, на что-нибудь творческое.

Иван вскоре вышел, и мы, натянув капюшоны и затарившись пивом в палатке, пошли к остановке. Сначала ехали в троллейбусе, что-то обсуждали, Штакет нюхал, потом нырнули в метро, что-то обсуждали, Штакет нюхал... Мне казалось, что запасы его неистощимы. Он нюхал часто. Но видимо мало. Наверняка именно для этих целей, он и пересыпал зелье в маленькую, диаметром меньше ноздри, склянку с пробкой.

На Новослободской, прямо на трамвайных путях нас ждали человек пятнадцать. Кого-то из них мы знали, кого-то нет, но, какая разница? Из этой толпы Бунин сразу выудил зорким глазом Гарика. И тут же, при всех, потребовал предъявить боевые шрамы.

-- Да у меня там бинты.

-- Эх, какая досада, -- расстроился Бунин.

Клуб стоял в пятнадцати минутах ходьбы от станции, на тех же самых трамвайных путях. Весело и шумно, мы, наконец, добрались до заветного подвала. Внутри даже ремонта не делали. Просто поставили где бильярд, где бар, а где низенькую сцену, благо места хватало -- я насчитал семь комнат. Сборный концерт был в разгаре -- играли какие-то модники, бестолково, но громко -- на танцполе слэмилось несколько парней и девчонка.

Мы прошли в отдельный зал, для групп, как я понял. Там стояло несколько деревянных грубых столов, с такими же лавками и все. Больше не было ничего. Компенсация за гримерку. Мы заказали на всех еще пива. Штакет высыпал немного порошка на стол.

-- Штакет, ну не здесь, -- Гарику не понравилась детская непосредственность наркомана.

-- Лан, пойду в другое место.

Количество алкоголя в моей крови достигло уровня, когда забота о будущем, а конкретно о проверке на наркотики просто перестает существовать, есть только текущий момент, которым нужно насладиться. Я проследовал за Штакетом.

Он заметил меня, когда открывал кабинку туалета.

-- У тебя там еще осталось? -- поинтересовался я.

-- Решился? -- Штакет снова улыбнулся, -- для тебя найдется.

Мы закрыли за собой деревянную дверь, изуродованную свастиками и прочей чепухой. Штакет высыпал на крышку бачка унитаза остатки из колбы. И разделил карточкой на две равные горки. Он в сотый раз свернул трубочкой купюру и протянул ее мне. У меня не получилось осилить всю свою порцию. Штакет мне помог. И мы вышли к сцене.

Вокруг парня из нашей компании собралась толпа. Он с какими-то непонятными целями толкнул здоровяка, которые был выше его на голову и шире в плечах раза в два. Здоровяку это не понравилось.

-- Да ладно те, -- вступил я в разговор с амбалом, так как чувствовал прилив сил, душевный подъем и улучшение ораторских навыков, -- ты больше его в два раза, он пьяный и ничего не соображает, забей.

-- А хули он толкается? -- парировал амбал, впрочем без агрессии.

-- Извинись перед ним, -- повернулся я к небольшому но отчаянному парню. Он ничего не ответил, просто потому, что не мог связать двух слов и слабо понимал, где находится и чем занимается.

-- Он не в себе, -- снова обратился я к амбалу, -- в конце концов, это ж слэм. Забей. Что нам, русским, делить. Лучше хачей пиздошить. Ты же правый?

-- Да.

-- И чо, гоняешь хачей?

-- Ага. Месяц назад мы вдвоем с корешем на четверых здоровенных прыгнули. Получили, конечно...

Он, ясное дело, врал, но конфликт был исчерпан.

9.

Солнце уже начало пробиваться сквозь сплошные серые тучи, асфальт подсыхал понемногу, зима подходила к концу, напоминая о себе невысокими и почерневшими горками снега на лысых газонах. Одурманенные молодостью, солнечными лучами и предвкушением теплого лета, девчонки и парни выскакивали из своих берлог и стряхивали с себя зимнюю спячку навстречу наступающей, полной красок и впечатлений, весне.

Каждый хочет и имеет право на счастье. Беда в том, что у меня никак не выходило представить себе в чем и как оно воплотиться. У меня не получалось его визуализировать, когда я думал о своем месте под солнцем, фантазия рисовала абстракции. Я загнал свою трагедию куда-то глубоко в сердце, и она, всей своей тяжестью, лишила меня способности радоваться хоть чему-то.

Второй семестр был в самом разгаре. У меня так и не вышло наладить отношений со своими сослуживцами. Я стал изгоем, нет, не благородным, с горящим взглядом пассионарием, а жалким и безвольным мальчиком для битья. Система перемолола меня окончательно, ей понадобилась меньше года. От того я пытался погрузиться в учебу: в скучные, неинтересные для меня правовые дисциплины, мрачную историю России и бестолковое изучение испанского. В этом я не видел никакой пользы и развития для себя. Погружаясь в эти буквенные нагромождения, я просто уходил от гнетущей реальности. Такая учеба сродни беспробудному пьянству.

Из всей группы меня не презирал только Сизый. Еще я много общался с Иваном, ему скучно было одному ездить в шарагу, и я всегда составлял ему компанию. Иван потихоньку становился моим другом, но он сразу почуял во мне слабину, а от того он относился ко мне с большой долей пренебрежения. В Иване жило что-то животное, он жил по законам стаи, опираясь в отношениях с одногруппниками на инстинкты. Особенно не выделяясь из бурлящей злобой серой массы роты, он гармонично социализировался.

Сизый же брал другим. Он никого не гнобил и не унижал, он выделялся, однако не имел на этой почве никаких проблем -- доброжелательность, активное пьянство и веселый нрав помогли ему добиться расположения товарищей.

Наша с ним испанская группа состояла из четырех человек, на которых приходилось три преподавателя. И сошлись мы с ним только потому, что из четырех человек, пьющих было двое. Я и он.

Усеченные академические выходные, то есть ночь с субботы на воскресенье я всегда проводил в распитии напитков разной крепости с Сизым или Иваном.

Однажды в субботу, когда учебный день уже подходил к концу, и я знал, что вечер я проведу в известной компании, с известным исходом, или так же безнадежно буду тренироваться в хоккей на приставке, неожиданно объявился Гера.

-- Здарова, Дэн! -- услышал я радостный голос в трубке, -- как дела? Чем занимаешься?

-- О! Здарова, -- как ни странно, я тоже был рад что он позвонил, -- потихоньку дела. Вот, домой еду, пары только закончились. А так что... Учеба, наряды, учеба. Времени совсем нет, ты как?

-- Да тоже самое. Только без нарядов, -- тут он засмеялся, потом продолжил, -- я тут подумал, -- не виделись давно, встретиться не хочешь?

-- Можно. А где?