На улице уже зажглись фонари и теплая, последняя, или одна из последних, сентябрьская ночь впустила нас к себе. Мы неспешно добрались до проспекта и довольно быстро поймали черную волгу на автобусной остановке. Водитель попался разговорчивый, они часто разговорчивые.

-- А что это вы парни по проституткам решили ударить? -- задорно начал он.

-- Отдыхаем, -- ответил Ярик, он сидел впереди, я -- сзади. Хорошо, что говорить приходилось ему, мне совсем не хотелось этого делать.

-- Я вот никогда не пользовал шлюх. У меня как-то никогда проблем с бабами не было.

Ярик промолчал. То ли ответить было нечего, то ли неловко было. Водила понял, что ляпнул не то, и сменил тему.

-- А вы точки-то знаете? На тверской они лет десять назад стояли, сейчас не знаю уже.

-- Да найдем.

-- Ну да, если чего, спросим.

По пустым ночным дорогам мы быстро добрались до центра. Дурь уже начала отпускать потихоньку, и я пялился в окошко. Мы остановились возле двух девушек стоящих у дороги. Одна из них выглядела лет на тридцать, с пузом (последние месяцы беременности), другая худенькая, чуть старше нас. Водила остановился и опустил окно.

-- Мальчики, продажной любви ищете?

"Ага, -- подумал я, -- не пользуется он услугами проституток, сразу мамку признал".

-- Да вот, пацаны ищут, -- ответил водила.

-- Как вам Анечка? -- мамка показала на свою спутницу.

-- Сколько? -- включился Ярик.

-- Пятнадцать ночь.

-- А еще есть?

-- Ну да. Выходите, в переходе.

Мы вышли. В переходе стояло еще девчонки четыре. Одну, худую и красивую ощупывал какой-то мужик. Как дыню

-- У нас уже всех разобрали. Остались только по пятнадцать, -- торговала мамка, она поняла, что столько у нас нет, -- но если хотите, я вам могу сказать, где точка.

-- Говорите, -- ответил Ярик.

-- Через два поворота прямо, сворачиваете в арку, там точка. Много девочек, на любой вкус.

Какой вкус? -- подумал я, -- вопрос только в цене. У кого есть деньги тот берет красивых за пятнадцать, у кого денег чуть меньше, берет пострашней за десять, а у кого их совсем мало достаются не особенно ликвидные остатки за шесть.

Водитель заехал в тихий двор и осветил ближним светом толпу вульгарно наряженных девушек. К нам тут же подошла другая мамка, тоже беременная.

-- Мальчики, вы за продажной любовью?

-- А то! -- засмеялся Ярик.

-- Какая ценовая категория интересует?

-- Тысяч за шесть есть?

-- Конечно.

Она вернулся к девчонкам о чем-то с ними поговорила и напротив волги, выбирая более выгодное освещение выстроились в ряд четыре проститутки.

-- Вот, смотрите какие красотки, Анжела, Вероника и Оксана за шесть, а Катенька за восемь.

-- Тебе какие нравятся? Спросил Ярик.

-- Да мне все равно, ты же платишь, ты и выбирай.

-- Я вот эту, черненькую бы взял.

-- Бери.

Оксана прыгнула на заднее сиденье, рядом со мной, Ярик расплатился с мамкой и водитель развернул свой тарантас:

-- Так, красавица, пригнись, -- скомандовал бомбила.

Она послушно сползла куда-то вниз, так чтобы её невозможно было заметить в окно.

-- А зачем это? -- поинтересовался я.

-- Да, чтобы ментов не привлекать, -- ответил бомбила.

Мы ехали по полупустой набережной, я смотрел в окно и вид имел усталый и угрюмой. Оксана обратила на это внимание, и чтобы как-то развеять обстановку , спросила:

-- А чего это вы решили гульнуть, ребят?

-- Выходные все-таки...

-- А девушка у тебя есть?

-- Нет. Есть подружки, но их не получилось сегодня никуда вытащить.

Когда мы подъехали к подъезду, Ярик расплатился с водителем и тот попрощался:

-- Хорошо отдохнуть ребят, а тебе красавица, желаю пойти нахуй, -- он выдержал паузу, -- а потом домой.

8.

Если ты играешь в группе, то у тебя куча знакомых, которые тоже играют, только в других группах. И редко кто из них не дает концертов. На их совместные выступления с ордой других точно таких же никому неизвестных коллективов даже интересно ходить. Первые два раза. С третьего же раза тебя уже не может не тошнить от дерьмового звука, бавленного пива и неслаженной игры на расстроенных инструментах. Но какая, к черту, разница, куда идти и что слушать если есть амфетамины?

Наконец закончилась отвратительная, очередная проведенная впустую неделя. В моем распоряжении имелось немного денег, свободная ночь с субботы на воскресенье и желание провести это время где угодно, только не у себя дома, а потому, после учебы я там не задержался -- переодевшись и приняв душ, я тот час вышел в промозглую декабрьскую пакость.

Меня всегда тянуло к чему-то паршивому, именно поэтому, дождь, а особенно лужи на мокром асфальте, полные поэзии лужи, нравились мне. Ливень смывает всю людскую суету с улиц, как дворник сор метлой, а потому, когда идешь один по городу, потому что дураков больше нет, без зонта и валится на твою пустую голову вода с неба, есть уверенность -- нет, не сор ты, но человек.

Жаль что хожу я быстро, да и идти не далеко до Бунина. Я набрал зазубренный лучше таблицы умножения код на дверном замке, поздоровался с вахтершей и поднялся на лифте на третий этаж. У аляповатой железной двери не было звонков. Но меня это не смущало -- я знал, что она открыта. Пройдя первый кордон, я очутился у второго -- отделяющий жилище Бунина от общего коридора. Вторая дверь, отделанной коричневым кожзамом, была усеяна маленькими и большими дырками, из которых торчал желтый поролон. Кто-то из пьяных гостей в сердцах истыкал обивку ножом. Я утопил пальцем черную кнопку и услышал как противно завизжал звонок. Мне открыл Штакет.

-- Привет!

-- Привет, -- ответил я, -- ты какой-то странный сегодня...

Штакет посмеялся и пошел в комнату. Я снял ботинки и проследовал за ним. В комнате, на старом тряпичном диване лежал Иван. Он протянул мне руку.

-- А что со Штакетом? -- поинтересовался я.

-- Та, -- Иван махнул рукой, завел ее за голову и уставился в ламповый телевизор в другом конце комнаты, у окна.

-- А пиво есть? -- поинтересовался я.

-- В холодильнике.

У Ивана, несмотря на прогрессирующий алкоголизм, всегда в холодильнике имелся алкоголь. А еще в шкафу. Пребывание в его доме всегда приносило мне радость. Я открыл бутылку ледяного пива и сел на пол, уставившись в ящик. Программа "Чрезвычайное Происшествие" не волновала меня нисколько. А потому я отвлекся на Штакета, совершающего над столом какой-то таинственный ритуал.

-- Чувак, ты что делаешь?

Штакет ничего не ответил, только посмеялся опять. Я привык к его смеху, он много курил травы. Загадки манят -- я поднялся, чтобы подойти к столу, задел откупоренную бутылку и пиво вылилось на палас. Несмотря на то, что палас был нашим ровесником и впитал в себя литров сто разных жидкостей, Иван, в ультимативной манере, послал меня за тряпкой.

Вместе с тряпкой я притащил еще пива, провел ей по ворсу пару раз и собрался относить обратно. Бунин не унимался.

-- Лучше протри!

-- Да куда лучше? И зачем?

-- Давай.

Я провел еще раз тряпкой по паласу. Бунин махнул рукой. Я, с чувством выполненного долга, открыл новую бутылку.

-- Ну чо? -- я обратился к Штакету, заметив две ровных белых дорожки на столе.

-- Будешь?

-- Ой... Не знаю, проверки же у нас теперь.

-- Ну как хочешь!

Штакет свернул сторублевку и шумно набил обе ноздри порошком.

Бунин стал комментировать происходящее на экране ТВ.

-- Чурбаны ебаные, -- продекларировал он.

-- Ага, -- решил я поддержать разговор, -- я как не посмотрю криминальные хроники -- одни хачи.

-- Не совсем, тут еще много скинов.