Наташа засмеялась.
- Знаете, Вы так смешно говорите всегда. Как-то неожиданно.
- Мы с Вашим папой всегда так изъяснялись с окружающими. Это сейчас у нас тапочки стоптались.
Они сидели на песчаном берегу дельфинариума. Илья купил входные билеты со скидкой, выдав Наташу за жительницу Севера. Что было почти правдой. Но она напрочь отказалась от его денег и сама оплатила услуги инструктора и подводное плавание с дельфинами. Ученицей девушка оказалась способной. С учётом того, что плавать она вообще не умела, чем поразила Илью наповал. "Как так? Как можно не уметь плавать?" - думал он про себя. Иван же ездил с семьёй в Индию, возил дочку и на уральские озёра... Да мало ли тут таких, что заходят по шею в море и стоят часами в воде?
Дельфины, огромные, чёрно-серые, лаковые привели Наташу в восторг. Были они значительно крупнее черноморских афалин. Они подплывали к ней с инструктором и подставляли брюхо - почеши! - как собачонки. Илья видел эту подводную экскурсию потом на отснятом видеоролике. Теперь Наташа сидела на солнце, и Илья трепался с ней ни о чём.
- Мы встретились с Иваном на олимпиаде по химии, - рассказывал он. - Меня случайно записали в группу на год старше. Я, кстати, не обратил на то никакого внимания - олимпиада была областная, и я решил, что усложнённые задания и есть суть таких соревнований. Начинали награждение с тех, кто занял третьи места, чтоб сохранить интригу. В группе девятиклассников меня не оказалось, что меня очень огорчило - я был абсолютно уверен в правильности своих решений. Зато там оказалась Маргарита Штейнгард. А с вашим отцом мы уже заприятельствовали и сидели рядом. И когда она вышла на сцену, он, по-моему, даже дышать перестал. Ну, она стоила того, чтоб задохнуться: стройная, как авторучка, шейка - скульптура Нефертити рядом с такой шейкой рассыпалась бы в пыль. И волосы! Чёрные, пушистые, они нарушали законы физики - не поглощали свет, а отражали и даже излучали. И при этом - коса до попы, коса такая же пушистая, как её голова. Я девушек в те годы, равно как и в эти, боялся и испытывал к ним скорей эстетические чувства, поэтому свою пародийную фамилию прошляпил. "Почему пародийную?" - спросила Наташа. "Гроссман Илья!" - провозгласил Гальперин, доктор химических наук, на лекции которого в Универ я бегал после школы. Ну, какой я groß Mann? - "Духовно, разве не так?" - Метафорический Гроссман - это сколько угодно, в две лопаты не перекидать. Гальперин повторил ещё раз, и Иван толкнул меня локтем. Пока я шёл к сцене, спотыкаясь и потея от страха, Гальперин тут и огорошил всех, а меня особенно: случайно, сказал он, и неожиданно девятиклассник написал олимпиаду по органической химии и занял первое место. Я стоял среди других победителей и видел только двух человек: Ивана, который встал и развёл руками, словно держал в них каравай с солью, и Ритку, точнее, её глаза. Глазища у неё были... Душераздирающие. Ассоль нервно курит в сторонке моршанскую махорку. Потом мы стояли в коридоре и ждали выходящих. "Да подожди ты! - заинтересованный совершенно другим сказал Иван. - Успеешь ещё насладиться любимыми страницами Общей Химии". Я держал премированную стопку книг, мне было тяжело и радостно. Вышла Ритка. Книги, видно, она уложила в свой портфель - пузатый, он оттягивал ей руки. Она, странно улыбаясь, подошла к нам и странно произнесла странные слова: "Мáзлтов! Шкóйех!" Это на идише. Я сразу и не сообразил. Потом мне бабушка перевела и велела эту девочку привести к ней в гости. Девочка в гостях так и не побывала. А вот два старшеклассника - Иван свет Викторович и реальный дворянин потомственный русский граф Олег Струве, одноклассник своего детсадовского друга Ивана, стали бодаться между собой, цитируя модных тогда Владимира Леви да братьев Стругацких. Но то было позже. А тогда Иван свет Викторович наиграно произнёс: "Почему бы благородному дону не предложить великолепной доне Окане эсторского или ируканского?" И Ритка отчебучила в ту же секунду: "Вот только не надо мне предлагать посмотреть ируканские ковры!" - "Браво!" - воскликнул ошарашенный Иван. Ритка снисходительно на него взглянула, но пойти в ближайшее кафе согласилась. Кафе оказалось молочным. У меня в кармане звякали какие-то копейки. Я взгромоздил стопку книг на столик и, сгорая от стыда, начал их пересчитывать в ладони, думая, хватит ли мне на троллейбус и автобус добраться до дома. У Ивана деньги, конечно, были, однако шикануть Ритка ему не дала и здесь. "Мальчики, - сказала она просто, - не надо волноваться. Родители меня снабдили денежным аттестатом". Я молча смаковал мороженое с сиропом, а ваш папа пел всеми птичьими голосами: заливался соловьём, курлыкал голубем, рассыпался в трелях кенаром, верещал свиристелем. Только что вороном не каркал. Мы все учились понемногу в трёх разных школах, в разных концах большого города. И уж как они втроём общались меж собой - не имею понятия. Но наступило лето, и родители Олега, люди весьма не бедные и чиновничьи возвышенные, перед вступительными экзаменами способствовали приобретению юношеских "спутниковских" путёвок по Золотому Кольцу. Накал страстей пришёлся именно на эту поездку. Ритке, как я понимаю теперь, вначале было приятно, что двое небезынтересных и оригинальных, начитанных и умных без пяти минут студентов готовы шишки себе набить ради неё. Но в старинных русских городах их адреналиновый фонтан ей надоел. Может, поэтому она и вышла потом замуж за тихого флегматичного историка с диссертацией "Роль коммунистической партии в развитии коневодства в Центральном Поволжье" и русской фамилией Ковалёв. Родила дочку с той же фамилией. И обживает теперь легендарный город Волгоград. А Олег граф Струве закончил худграф какого-то мелкого пединститута имени усов Чапая и, по слухам, преподаёт черчение в таком же мелком пединституте на родине Ольги Книппер. Каковая Книппер сбежала со своей родины в двухлетнем возрасте, прихватив своих родителей. Наверно, наперёд рассчитала, что должна женить на себе писателя Чехова в Петербурге. Ну, а ваш папа ныне и присно - ведущий торакальный хирург города.
- А вы? - спросила Наташа иронично.
Илья помолчал. Раньше ему стало бы больно и душевно щемяще от вопроса, а теперь нет. Просто грустно.
- Знаете, Наташа, в юности мы пели глупые песни. Мы с тобою, товарищ, не заснули всю ночь, всё мечтали-гадали, как нам людям помочь. Мы мыслили такими масштабами. Всечеловеческими. "Кому ещё доброе дело сделать?" - зарычал Илья голосом медведя-оборотня из фильма "Морозко". А потом медленно и верно пришло другое понимание. Не нужны мы никому со своей по-маяковски вскрытой грудной клеткой. Знаете, ведь поэт любил кино и не любил читать. Однако у него был любимый роман - "Отцы и дети". И он мечтал сыграть Базарова. Даже придумал начало: художник рисует грудную клетку и внутри сердце. А потом объясняет деревенским ребятишкам, как оно колотится. Дайте руку. Вот грудная клетка. Слушайте, уже не стук, а стон. Зачем Иван свет Викторович познакомил Ритку с Олегом? Хранил бы втайне. Гуляли бы вдвоём по городским паркам. Мороженое, книжки-киношки. А он собирал всю компанию по воскресеньям, и нам было легко и свободно друг с другом. Нам было радостно дарить. Дарить себя. Своих друзей. Хороших людей своим близким, любимым. Нам казалось, мы будем вечно вместе, вечно счастливы и будем строить светлую вечность для всех. А оказалось всё по-другому. Любимая сказала: "Это мало. Нам нужен дом, любовь у нас была". А для себя я нашёл такой ответ: у меня нет дома; мне не нужен дом. Йехуди́ нодэ́д - есть такое выражение в иврите: блуждающий еврей. На большой мне, знать, дороге помереть Господь судил.
- Это Пушкин, я узнала! - радостно вскрикнула Наташа. - А к Маяковскому я равнодушна.
- Христос был за всех распят, а Маяковский за нас всех застрелился. "За нас" - это из российской культурной сферы. В Израиле эта мысль у многих вызовет неприятие, вздутие, икоту.
