— Нет, — мотнул тот головой. — Не смогу.

— Надо бы сказать. Можа тогда кто другой?

— Да о чем там говорить?.. Он своей жизнью все сказал. Столько людей спас за работу на судах…

— А пошто нам его с собой не взять — в холодильной камере? — гудел Банник. — Дома по-человечески и похоронили бы.

— Он уже дома, — вздохнул Валентин Григорьевич. — Дайте салют и начинайте…

Второй помощник поднял ракетницу и выпустил в небо желтую ракету. Потом незаметно перекрестившись, махнул рукой.

Матросы в полной тишине опустили тело в узкую полынью между бортом судна и краем льдины.

После того как тело исчезло в темной воде, никто не сдвинулся с места, решив почтить память Долгова минутой молчания.

Так и стоял строй моряков и полярников перед правым бортом «Михаила Громова». А за их спинами высилась ледяная глыба айсберга, в последние дни немного замедлившего движение, а потому казавшегося еще таким далеким…

Антарктида; море Росса; борт ледокола «Михаил Громов» СССР; Ленинград; отделение гинекологии Центральной клиники Петроградского района Июль 1985 года

После обеда Севченко собрал команду и полярников в кают-компании. На повестке дня собрания стоял важный вопрос об усилении режима экономии. Из-за последних событий топлива на борту оставалось критически мало, а ледокол «Новороссийск» находился еще слишком далеко. От решения данного вопроса зависело многое.

В первых рядах сидели Петров, Банник, Черногорцев, Зорькин, кок Тимур, Тихонов, Беляев и Кукушкин. После прошедших похорон лица у всех были хмурые.

Севченко обвел присутствующих взглядом и сразу предоставил слово Черногорцеву.

— Топлива осталось немного — кот наплакал, — сказал тот, встав с места и обернувшись к «зрительному залу». — Если урежем отопление и перестанем давать свет, то запасов все равно надолго не хватит.

— Выражайтесь конкретнее, — попросил Валентин Григорьевич. — Насколько его хватит?

— Максимум — трое суток, — ответил старший механик. И безрадостно добавил: — Так что, если «Новороссийск» не поспеет — замерзнем.

— Должны успеть, — подал голос Зорькин.

Постукивая карандашом по столу, Севченко молчал, отчего многие присутствующие чувствовали себя неловко. Ведь это по их милости «Громов» с экипажем оказался в таком затруднительном положении.

Паузу прервал Тихонов.

— Товарищ капитан, а со мной что теперь будет? — произнес он виноватым голосом. — Под арест, а потом под суд?

Севченко поднял взгляд и посмотрел на него так, будто видел впервые.

— Тогда уж всех, — встрял Беляев.

На эту реплику капитан намеревался ответить, но его прервал грохот — в кают-компанию ворвался Цимбалистый. Тяжело дыша, он принялся мычать и энергично жестикулировать. При этом под его ногами, поскуливая и лая, путалась Фрося.

«Зрители» загудели.

— Что? — не понимая боцмана и морщась от поднявшегося шума, переспросил Севченко.

Еще более распаляясь и злясь оттого, что до команды не доходит смысл его жестов, боцман описывал руками большую дугу, изображая айсберг, и тыкал пальцем в сторону кормы.

— Я не слы… Кто-нибудь его понимает? — начал раздражаться Севченко.

Цимбалистый был в отчаянии. Его никто не хотел понимать! Проклятые голосовые связки не работали, а изъясняться жестами он толком так и не научился.

Бросив безнадежное занятие, он попросту махнул рукой, призывая последовать за ним, и выскочил в коридор.

Опытного боцмана никто раньше не видел в таком возбужденном состоянии. А потому в зале кают-компании задвигались стулья — народ устремился к выходу.

Первыми за Цимбалистым побежали Петров и Севченко…

Когда народ вывалил из надстройки на палубу и переместился ближе к корме, причина беспокойства боцмана стала ясна.

— Мать моя!.. — тихо простонал Севченко, оценив резко изменившуюся дистанцию до айсберга.

Цимбалистый трижды кивнул, показывая, что именно это он и имел в виду.

Подошедшие Банник, Зорькин, Кукушкин, Беляев и несколько матросов подавленно взирали на безрадостное зрелище. Огромная ледяная гора, покрытая снегом, угрожающе покачивалась в полумиле. При этом, яростно разламывая льдины, она на приличной скорости продолжала приближаться к судну.

Держась за поручни ограждения, Банник заглянул за борт. И тут же в ужасе отшатнулся: двигаясь к «Громову» льдины дыбились, наезжали друг на друга и издавали жуткий треск. Самая верхняя поднялась настолько высоко, что едва не достигла уровня палубы.

— Шо творит, а! — пробасил он. — Прямо на нас лезет, гад!

Положение было критическим. Матросы и полярники растерянно переглядывались. У бледного Кукушкина от ощущения собственного бессилия перед природной стихией на глазах навернулись слезы.

— Все, отходились, — сплюнул за борт Зорькин.

— Спокойно, товарищи, — сказал Петров, внимательно наблюдая за движениями «Семен Семеныча». — Это может стать нашим шансом.

— Шо? — недоуменно переспросил Банник. И ткнул пальцем в ледяную гору: — Вот это?..

Меж тем во взгляде Севченко промелькнуло понимание прозвучавшего намека. Он с интересом посмотрел на Андрея Николаевича и спросил:

— Предлагаете рискнуть, развернуться и дать «полный»?

Банник пока «не догонял» идею и беспокойно поглядывал то на одного капитана, то на другого. Через несколько секунд и в его сознании случилось просветление. Однако вместо эйфории он с сомнением качнул головой:

— Куда «полный» — через полыньи? Они ж под самой глыбой проходят! Намерены в игольное ушко пролезть? Это же один к десяти. А может, и к ста…

— У вас есть идеи получше? — справился Севченко. — Горючки мало, поэтому предлагаю пустить двигатели в последний момент, когда махина разломает вокруг нас корку. И проскочить мимо айсберга в подветренную зону. Там мы будем в полной безопасности.

Петров с благодарностью посмотрел на Валентина Григорьевича — озвученный им план полностью совпадал с его собственной задумкой.

— Я могу слетать на разведку, — перешел он к делу, — посмотрю, с какой стороны его лучше обойти.

— Ну, нет… Полечу я. Кукушкин, экипаж и матчасть к полету готовы?

Вопрос застиг авиатора врасплох, но он быстро пришел в себя и по-военному ответил:

— Так точно!

Севченко повернулся к Петрову:

— В мое отсутствие примите командование судном.

— Спасибо за доверие, — протянул руку Андрей.

Однако вместо того, чтобы ответить на рукопожатие бывшего капитана, Валентин Григорьевич смерил того презрительным взглядом.

— Это всего лишь безысходность, Андрей Николаевич. Я с вами еще не закончил.

Петров сунул руку обратно в карман.

Развернувшись, Севченко направился к вертолету. Кукушкин спешил следом…

Полярной ночью даже в разгаре так называемых «дневных часов» света недоставало. В привычных средних широтах подобную освещенность называли просто: сумерки. Тем не менее погода в этот день была неплохой. Облачность отсутствовала, видимость — более десяти километров. Разве что свежий ветерок пугал своей силой и непредсказуемыми порывами.

Подготовка вертолета к вылету, как всегда, заняла около часа — дольше всего пришлось разогревать тепловой «пушкой» отсеки редуктора и двигателей, а также кабину. Без разогрева не удалось бы запустить даже хорошо работающий левый движок, не говоря уж о капризном правом.

Пока через брезентовый рукав к «вертушке» поступал теплый воздух, пилот отсоединил швартовые тросы. Снял с лопастей и носовой части кабины чехлы, тщательно осмотрел все узлы и агрегаты Ми-2, проверил уровень масел и заправку топливом. Потом из теплой бытовки приволок и установил аккумуляторы. В завершение подготовки растормозил колеса, а помогавшие матросы уперлись в хвостовую балку, развернув корпус вертолета строго против ветра.

Наконец, все было готово.