Дозорный смотрит вдаль, в долину. Оборачивается.

- Докладывай.

- Префект, я... - голос его ломает хрип и становится понятным, что страх мне не причудился.

Она брезгливо фыркает.

- Твой подчиненный, префект, фактически устроил истерику. Ничего толком не объяснил, отвлек меня от подготовки к прыжку. Порталы, дорогой префект, вещь сложная и на такие дистанции просто так не активируются.

Она наотмашь, хлестко, отвешивает дозорному пощечину .

- Соберись, ничтожество. Ты - принцип Иерархии, а не мочащийся в исподнее молокосос. Ты - представитель Высших!

Я подхожу к дозорному. Он снимает со шлема окуляр, передает мне. Дрожащей, липкой от пота рукой. Я беру устройство, подношу к глазам. Далекая, едва видная в долине точка, превращается в женщину. Низшая, человек. Ступни босы, ветхое рубище покрывает тело, глаза...

Горят. Огромные, сине-зеленые, пылают ненавистью, безбрежный как великий океан и столь же бездонной. Над левой бровью виден шрам. Губы шепчут.

Слова не слышны, они не важн ы . З а ее спиною, рассекающей волной, расходи тся смерть. Воздух дрожит, кривится рябью , мутнеет. Трава жухнет, исходит прахом, земля трескается, выблевывая тучи пыли.

Я отнимаю от глаз окуляр. Оборачиваюсь к ней - к всеведущей, всевидящей, верховной заклинательнице, из-за кото рой моя крепость и я сам неделями ходим как по струнке. Она хмурится.

- Там! - голос подводит. Страх, заразная дрянь, пауком переползает от дозорного ко мне, префекту Иерархии, держащему в узде весь этот трижды проклятый кусок королевства Низших. - Магия.

Она все еще хмурится. Все еще не понимает. Смотрит в указанную сторону - теперь по настоящему, пристально.

Окуляр ей ни к чему.

- Я не чувствую никакой магии Я не чу...

Тон меняется. Она закусывает губу. Прекрасное лицо ожесточается. Изящная ладонь с тонкими пальцами поднимает длинный жезл увенчанный черным алмазом, певучий, когда надо медовый, голос выкрикивает заклинания. Одно, другое.

Мы высшие.

В уже видную без всякого окуляра фигуру бьет искрящая изумрудной энергией молния. Бьет еще раз. Снова. За молнией, с бешенным шипением, устремляется идеальн ая , сверкающ ая как хрусталь, сфе р а .

Сфера взрывается, разлетается на колкие кусочки, каждый такой кусочек - я знаю - вспарывают броню, рассекает кости, мускулы, сухожилия.

Фигура . Сама Смерть и Смерть эта направляется к моей крепости, к моим людям. Выразить отрицание самому нашему существование. Отказать в жизни и того, что идет после.

Ле с вдалеке бьетс я в агонии, в мгновения иссыхая , мумифицируясь в искореженные палки .

Фигура все ближе. У же не идет, чуть плывет над землей, сокращает расстояния быстрее бега.

Еще одна молния. Еще одна хрустальна сфера.

Лучники!

О тдаю приказ. Не успеваю вздохнуть, как навстречу Смерти устремляются сверкающие жала стрел.

Устремляются, но не цели не достигают . Лопаются пеплом, бессильно обращаются в ничто .

Я снова оборачиваюсь к ней , прекрасной, презрительной, высокомерной.

Впрочем, уже нет.

Страх передался и ей, вызрел в панику.

Совершенное лицо , как треснувшую фарфоровую маску, перекашивает ужас. На светлом бархатистом платье начинает расходиться пятно, хотя она давно перестала быть - если и вовсе когда и была - мочащимся в исподнее молокосос ом ,

Она бессвязно бормочет, жалко тычет пальцем во внутренний двор - и тогда я понимаю, что все кончено.

С ивы шелестящим шепотом осыпаются белые листья. Ива гибнет.

- Ты сказал, что отряд вырезал всех в деревне! - почти плачущая мольба за спиной обвиняет, упрашивает. - Ты сказал, что выродки низших преданы мечу и огню! Все, до единого! Ты ска...

Она не успевает договорить, я не успеваю ответить. Вой дозорного взвинчивается к небесам, ему вторят лучники.

Дозорный падает на колени, кожа лопается перезревшим плодом, из уже пустых глазниц сочится коричневый вонючий гной.

Я чувствую как сила, определению и понимания которой нет, вдавливает меня в камень, скручивает кишки в узел, сворачивает кровь в жилах.

Я умираю?

Нет. Таковой милости нам не видать.

Мы не умрем. Мы останемся тут навсегда. До конца времен, как велено. Кровью, потом, слезами , мочой пропитав все вокруг, мы останемся здесь, в бессрочном мучительном рабстве .

А она... Она уже не кричит.

Черный алмаз в навершие жезла разлетается на осколки.

Мы Высшие.

Мы прокляты .

Эскер выронил брошь, резко выпрямился, развернулся.

И увидел.

Дознаватель ошибался.

Одинокий призрак Селентии не блуждал в мучительной тоске по руинам. Скорее всего, его тут никогда и не было.

Но гарнизон оставался на посту.

Браслет из плюща и дриадского волоса предупреждающе сжал запястье, гномий амулет гневно вспыхнул рунами.

Из щелей, расселин и нор восставали туманом воины Иерархии. Клубясь, как пар над миской с супом, извиваясь, струилась в воздухе запертая в безвременье стража.

Проклятые подступали. Большинство уже не могло держать прежнюю форму, скорее всего, просто не помнили, как выглядели прежде. Гниющее шатающееся войско белесого марева буруном нахлестнуло на Эскера. Оно вопило. Причитало. Хохотало. И прежде всего - страдало.

Руны амулета пылали, исторгнув радужный переливающийся пузырь, разделивший Эскера и нежить.

Призраки Высших с визгом отпрянули, вспучились, вновь пошли вперед.

Эскер парировал. Всплеском колючего лилового пламени, заклинанием редким, оружием коим давным-давно рвали в клочья армии всевластителей. Безвредной для живых магией.

Для живых.

- Прочь, мразь!

Тени эльфов дрогнули, шарахнулись от сияющего фиалковым огнем абриса.

- Довольно!

Оклик ввинтился в мозг минуя уши.

Высокая фигура отделилась из морока умертвий, выступила вперед. Обрела очертания, утратила прозрачность.

Префект Иерархии склонился перед Эскером, опустился на колени.

- Довольно!

- Отзови их! - в висках надсадно стучало, лишь чудовищным усилием воли Эскер заставил себя не дрожать. - Или даю слово, я буду последним, кого сожрет твоя падаль. Долину и руины закупорят, навесят отвод, ни одна живая душа веками сюда не сунется. Вы - все, до последнего! - навечно срастетесь с камнями и землей. До истинного конца времен.

- Знаю. Выслушай.

Дознаватель утер пот, отдышался. Огляделся, готовый вновь нанести удар. Но призраки умолкли, бесшумно обступив предводителя.

- Ты прав, человек.

- Человек? Как, уже не "низший"?

Горький смешок эхом ворвался в сознание Эскера.