- Война. - встрял Сорриниус - давно окончилась. И...

- Окончилась, магистр, окончилась. Но долина служит постоянным тому напоминанием. Эльфы больше делать там ничего не станут, Иерархия присылала своих эксенсориков. Из пяти двоих остроухих вынесли вперед ногами, магистр! Дохлыми, белыми как девичьи подштанники.

Актуриус икнул, но смолчал. Королева явно пребывала в не настроении.

- Мы с вами учились и заканчивали одно высшее заведение мэтр. Вы много раньше, я, соответственно, много позже. Не дерзну сравнивать ваше мастерство и опыт с моим, смею уверить, лекции и практики даром не пропали. В долине, в развалинах крепости чувствуется присутствие. Оно давным-давно свило среди руин гнездо, василиском обвило рухнувшие башни, пялится через бойницы. Оно в ярости. Жрет само себя, вопит от боли. И не уходит. Напало на меня. Сбило с ног. Столько злобы... Мне понадобилась вся накопленная за время августейшего безделья запасы Силы, только чтобы отбросить нечто и уйти. Уковылять, побитой. - Королева фыркнула.

- А я не привыкла уматывать прочь побежденной, магистр.

Актуриус снова пошел пятнами.

- Ваше величество! - сипению старика мог позавидовать среднестатический закипающий на углях чайник. - Вы ходили туда одна?! Если король узна...

- Не узнает. Ему я сообщила, что провела темное время суток в обсерватории у скал, наблюдала за кометой Нимуэ.

Королева подошла к Сорриниусу вплотную. Заговорила почти шепотом. Твердо, сухо.

- Я не люблю ему врать. А потому больше не стану. Как не стану ходить к тем развалинам. Не ради себя - ради него и ради тех, что до конца годя, появятся на свет. Через три недели мы возвращаемся в столицу и к тому времени проблема в долине должна изойти на нет. Решиться, Актуриус. Знаю, у тебя хватало иных забот, знаю, что в отличие от твоих коллег тебя не интересуют ни дрязги, ни интриги. Ценю. Но. Я так же знаю, что гнойник, та мерзость, что набирает силу в долине, никуда в ближайшее время не денется. Быть может, хотя и не уверена, будет расти. А если так, то Оно станет поглощать окрестные деревни. Убивать крестьян, купцов, путников. Отнимать жизни. И тогда... - королева умолкла, плотно сжала челюсти. Актуриус без всякой магии почувствовал исходящую от нее подавляемую ярость. - И тогда мой супруг непременно сунется туда лично. С отрядом преданных ему раздолбаев. А после мне , непременно, принесут его труп. Потому что сталь тут бесполезна. А еще немного погодя. - Анека смахнула с плеча прилипшую во время опасного променада былинку. - Я вздрючу весь ваш Круг, потому как уверена - в курсе они и причин и следствий, только считают это все слишком уж невыгодным, для широкого оглашения. Привлеку за преступную халатность и насажу живьем архимагиков на колья. Не угрожаю - обещаю и гарантирую.

Она отошла от Сорриниус, зевнула, подошла к супругу, чмокнула в щеку. Исхерад, с тоскою глядевший на видневшийся из окна рыбацкий баркас, обнял супругу.

- Ваше величество... мнэ... величества. Смею уведомить о том, что в ближайшее время из Круга прибудет направленный сюда дознаватель. Специалист, проходивший обучение в том числе и под моим началом, он...

Анека обернулась. Обещанные и гарантируемые колья встали перед внутренним взором Актуриус издевательским плотным частоколом.

- Не подведите нас. - королева повторно обнажила зубки. - мэтр Голожопасик.

***

- Бабушка, бабушка!

- Тише крольчонок, тише ушастик, все хорошо, все кончилось.

- Бабушка, они конями Кинера топтали! А Икса! Бабушка!

- Тише крольчонок, тише. Успокойся, не плачь. Не плачь, все кончилось.

- Мама... и папку. Бабушка ... Они смеялись бабушка!

- Они свое отсмеялись, крольчонок. Отсмеялись, а потом раскаялись. Все раскаялись, ушастик. Не плачь, ты уже большой. Почти взрослый. Посмотри на меня. Сморкайся. Молодец.

- И дядю Лихрама тоже. Бабушка! Они вернутся, конями затопчут, как Кинера. Икса, мама...

- Не вернутся крольчонок, нет. Никогда уже вернутся. Посмотри на меня.

- Бабушка...

- Т-ш-ш-ш-ш. Все кончилось. Ты почти ничего не видел. Ты почти ничего не помнишь. Спи, ушастик. Спи, крольчонок.

***

В географическом справочнике Фабье Конталиуса Икбе от 1152-ого долина значилась и рисовалась как нечто пышнозеленое, полное птичьего щебетания, трепыхания птичьих же крыл и в целом славящаяся крайней миловидностью.

Довоенный атлас устарел.

Серая пустошь расстилалась на север, юг, восток и запад. Со статного, густо поросшего репейником, холма, где стоял Эскер, расчехливший подзорную трубу и решивший изучить окружающее трупное уныние повнимательней, вид открывался гадливо-премерзкий. Пустошь покрывал туман, густой, белый, непроглядный. Сравнить туман со сливками и сметаной означало незаслуженно оскорбить всех когда-либо видавших мир молочных дел мастеров - оскорбить скопом, оскорбить страшно. Иссохшая долина, с размазанной по ней моросью, походила на присыпанный известью отгнивающий свое остов. Вдали, насколько хватало трубы, резкой рубленной раной корежилось устье реки, воды уже давно как не видевшее. За бывшей рекой пиками высился кусок леса, тянувший к небу пальцы деревьев-скелетов. Земля, река, деревья - все было мертво. "Уточним."- добавил про себя Эскер - "Убито". Высосано до донышка.

Ну, еще крепость. То, что от нее осталось. Замок выстроенный Иерархией, прекрасный и грозный, как и подобает эльфийской приграничному укреплению. Таковым фортеция, наверняка, когда-то служила. И чему давно уже не соответствовала. По башням словно прошелся чей-то гигантский кулак, раздробивший ворота, вывернувший наизнанку укрепления, смявший стены. Ни требушет, ни катапульта, ни гномий порошок на такое вряд ли сподобились. Оставался вариант последний, категорически Эскера не радующий.

- Гнилое это место. Гиблое.

Эскер вздрогнул, выронив заслуженный оптический прибор. Голос застал врасплох. Оглянувшись, приметил двоих неслышно подошедших лесничих одетых в походную форму, темно-зеленую, невидимую в зарослях. Лесничие в Канебе имели репутацию специфическую, а потому желающих побраконьерствовать в местных чащобах с каждым годом становилось все меньше. Толковали, что ловить живьем обловчиков и предавать их страже стало особенно невыгодным после указа Его Благочестивого Величества Исхерада Третьего. В указе Благочестивое Величество, в свойственной ему краткой и решительной, унаследованной явно от прадеда, манере, пояснял, что "за башку дичекрада к телу не прикрепленную выплачивать станем десять монет серебром, ибо судить праведно и палачам отдавать ни желания, ни времени королевского не имеем". После подобного в лесах резко сократилось так же поголовье сборщиков ягод и грибников, не успевавших уведомить темно-зеленую, невидимую в зарослях форму, что зверье они не тиранят, а скорее даже наоборот - особенно неудачливые искатели дикой земляники и подосиновиков становились вкусным и полезным пропитанием некоторого вида фауны. Сумевшие отказать фауне в перекусе описывали ее весьма ярко, поясняя, что помимо медведей и лисиц среди древних опушек бродит нечто вовсе страхолюдное, богам и природе противное, рабочий люд жрущее. Дело запахло крупными крестьянскими недовольствами в селениях у приграничья находящихся, а Исхерад, не смотря на норов, дураком не был. Утроил количество королевских ловчих, но указа о браконьерах не отменил. Ловчие зачищали не особенно далекие от деревень территории, но вглубь леса соваться не смели - во всяком случае, без взвода латников и хотя бы пары имеющихся при дворе магов. Так как взводы латников королю требовались для иных задач, а маги не считали трюханье по пояс в сыром папоротнике и крапивных зарослях занятием полезным и увлекательным, то все оставалось неизменным. Главный притронный чародей называл это "Статусом Кво", кто попроще " задницей", а лесничие с ловчими выражались и вовсе не конвенционально.