На Павла эта речь подействовала так же, как и на стены мастерской. Он с Натальей за это время сблизился до такой степени, что не только не мог допустить мысли о плевке, но чувствовал, что ему, для того чтоб работать так же усердно и внимательно, как раньше, - необходимо её присутствие в мастерской.

Раз он, кончив работу, пошёл к ней и не застал её дома. Он побледнел, затрясся и сел у двери, где и просидел до её прихода. Она пришла уже после двенадцати, но трезвая и приличная, поскольку могла быть такой. Она сразу успокоила его, заявив, что была в гостях у подруги, которая обещала ей достать место горничной. Он был рад этому, поверил и забыл свои страхи. Но вскоре после этого он, думая о ней, натолкнулся на вопрос - откуда берёт она деньги? Этот вопрос обдал его холодом, и он в тот же вечер спросил у неё.

- Да много ли мне надо-то? - отвечала она ему тоже вопросом.

Но он не отступался.

- Накопила... немного, по грошам. Ну и живу...

Что-то толкнуло его спросить - показать деньги.

- Что же! Можно показать. Изволь.

Но не нашла ключа от сундука, и вопрос остался неразрешённым.

Когда Павел фантазировал о будущей совместной жизни, она молчала, мечтательно закрыв глаза, а когда он, разгорячённый своими фантазиями, ласкал её, она отвечала на его ласки холодно и раз даже заставила его задуматься и выдумать вопрос:

- Тебе, может, это не по душе?

Она поглядела на него, недоумевая, и не скоро ответила ему, тихо и как бы сама не доверяя своим словам:

- Нет... что ты! Очень даже.

Этого ему было достаточно, чтоб успокоиться.

Он приносил ей свои деньги и отдавал, как жене и хозяйке. Однажды купил ей на платье. Но она относилась к этому как-то формально-ласково. В этом отношении к его заботам о ней он почерпнул первые приступы тонкой и острой ревности. Он не понимал этого чувства ясно и умел не высказывать его пока. Но однажды случилось вот что:

Они сидели и пили чай, как вдруг на лестнице послышались шаги и весёлое посвистывание, а потом пение тонким тенорком:

И я ид...ду к Матане душке,

И вот Матанин уголо...ок.

Павел нахмурился и посинел от предвкушения чего-то скверного.

И вот Матанин уголок.

Да...

- Ах, у вас гости!.. - разочарованно протянул певец, остановившись в дверях.

Он был франтоват, имел козлиную бородку, рыженькие, в стрелку усы и в общем - довольно мизерен. Присмотревшись к Павлу, он развязно вошёл в комнату, ещё более развязно повесил свою шляпу на гвоздь и направился к Наталье, улыбавшейся ему навстречу несколько растерянно и виновато.

- Здрассте, бож...жественная Наталья...

- Тебе чего нужно? - возгласил Павел, но не двинулся с места.

Франт посмотрел на него, шевельнул усами и хладнокровно кончил приветствие, галантно потрясая руку Наталье:

- ...Ивановна! Угостите чаишком и просветите мой ум относительно этого чумазого господина с ремешком на голове.

- Пошёл вон! - сказал чумазый господин и поднялся со стула.

- Как-с?.. Наталья Ивановна, это как понимать? - несколько обиженно справился господин у хозяйки.

- Пошёл вон!! - Павел трясся.

- Извольте-с, я пойду! - поспешно согласился посетитель и ушёл; но, спускаясь по лестнице, крикнул: - С законным браком, Наталья Ивановна! Оповещу...

Но кого он хотел оповестить, осталось неизвестным. Оставшиеся в комнате долго сидели молча.

- А скоро они перестанут шнырить? - угрюмо спросил Павел.

- Когда всех разгонишь... - спокойно сказала Наталья.

- Много ещё осталось?

- Не знаю. Не считала. Тебе чего больно не по душе они? - криво усмехнулась она, исподлобья посмотрев на Павла.

- Не могу я этого терпеть! пойми, не могу! Моя ты теперь...

- Вон как?!. Где купил? Что дал за такую? - иронизируя, спросила Наталья.

Павел замолчал и нахмурился.

- Смеёшься ты... Лучше бы не надо этого. Чай, я не вру, коли говорю это. Моя ты, и дни и ночи, всегда теперь я про тебя только и думаю...

- Ну и ладно! На том и крест поставим! - сухо согласилась Наталья.

С некоторых пор Наталью смущало отношение Павла к её посетителям. Она полагала, что с ними не следует прерывать знакомства; среди их есть хорошие, весёлые люди. Иногда Павел ей казался не только букой, но и человеконенавистником. Она думала, что было бы очень трудно жить, если б он был постоянно рядом. У ней были вкусы, у него - другие, очень странные, чтоб не сказать - смешные. Но за всем этим - он был хороший, чистый, честный человек, любивший её, чем она гордилась, признававший в ней равную, что ей очень льстило. Он говорил с ней обо всём, что было на душе, и она могла говорить с ним так же, а это имело большую цену. Последнее время она часто думала о том, как бы это устроить, чтоб, не теряя его, возможно долее жить так, как жилось до знакомства с ним. Для неё эта жизнь, хотя и грязненькая, но весёлая, имела свою прелесть. Всё, что она получила бы от неё хорошего, она скушала бы сама, а всё дурное разделила бы пополам с ним. И она надеялась, что со временем ей удастся приручить его до такой степени. Его фантазии о женитьбе она очень любила слушать; слушая, мечтательно закрывала глаза, улыбалась и рисовала себе разные картины семейной жизни, картины весёлые, живые, увлекавшие её. Но она была настолько умна, чтоб понимать, что действительность не оправдала бы его фантазии. Она была твёрдо уверена в том, что у него скоро пройдёт это бешенство любви, которое она понимала по-своему, не очень лестно для него, а когда оно пройдёт, на неё посыплются укоры, побои и т.п. Да и жить до самой смерти всё с одним и тем же человеком в одной комнате, дни и ночи - всё с одним, - это, должно быть, невероятно скучно! А иногда ей казалось, что она могла бы жить с ним хорошо и долго, но что ему это не нужно, что она не стоит его и не согласится выйти за него замуж, как бы он ни просил её об этом, из жалости к нему, такому хорошему и дорогому ей. Она желает ему счастья, и пусть её жизнь пойдёт так, как шла до этой поры.

Такие думы приносили ей с собой странное, сладкое чувство, Ей казалось, что она чище и умней, когда думает так, и вот она, бессознательно руководясь женской страстью к кокетству, начала искусственно настраивать себя на такой минорный лад и встречала Павла такой тихой, задумчивой и как бы подавленной чем-то. Его же это настраивало на нежности, от которых он всегда переходил к фантазиям. Так развлекалась она от начинавшей заявлять о себе скуки знакомства с Павлом. Но иногда она не выдерживала роли, чувствовала, что ей скучно с Павлом, срывалась - и показывала когти. Тогда как он, тяготея к ней с каждым днём всё более и более, всё чаще останавливался на желании поговорить с ней окончательно и, наконец, это желание осуществил.