- Вон там в избе можно, место пока есть, и тепло, - белка показала сквозь деревья на крышу.

- Ну, мы единицы Добра оставим или ещё чего, - уточнила Ситрик.

- Да в пушнину, нам не жалко! - отмахнулась грызуниха, - Конечно если сделаете по хузяйству что, будет в пух.

Устроив таки хвосты в указанной избе, что была пристроена к сушильному сараю, пуши слегка сделали по хузяйству, навроде пары десятков больших поленьев и бочки свежей воды из прудика. После этого Макузь вытащил из рюкзака бумагу, перья и чернила, и захватил стол... впрочем ему пришлось идти наружу, потому как особо годных светильников тут не водилось, а окна были очень маленькие.

- Значит, выслушит картина пухом так, - показывал он по карте, - От поворота на Шишмор тропа до самого цокалища есть, но она впух какая узкая, только для мышей. До Сушнячихи мышиная лыжня есть, а дальше ни-ни.

Макузь прочертил линию, и пояснил в углу листка: ни-ни.

- Конечно, - зевнула Ситрик, - Они же в Сушнячиху таскают сырую траву летом, мыши им без надобности туда.

- Так, вот ещё что записать... - щёлкнул когтями белкач.

Записал он, что имеется в посёлке, а имелось немного - собственно та самая "чайка", да пяток изб с большими сараями для сушки, где тусовались грызи, приносившие это самое, что сушилось. Посёлок потреблял в значительном количестве только дрова, но вслуху того что стоял он посередь леса, их без труда подтаскивали от ближайших валежин просто влапную. Количество грызей Макузь отметил как десяток - в самой Сушнячихе жили только несколько старых грызей, а остальные так, от случая к случаю.

- Диичь! - благоговейно цокнула Ситрик, вспушившись.

- Дичь не дичь, а в цокалище в соседней двери от лайсиной у них знаешь что? Библиотека, впух.

- О, это в пух.

Дичь подтверждалась тем, что по тропинкам тут хаживали лоси, медведи и прочий крупняк; зверьки поменьше шастали менее заметно, так что уверенно не цокнешь, сколько их. При этом никак нельзя утверждать, что мишка был совсем лапный - наверняка и куснуть мог, просто грызи настолько привыкли не мозолить чужие уши, что не встречались с косолапым вплотную даже за годы соседства. Медведь же, подверженный известному механизму условного рефлексирования, после этого считал белокъ чем-то эфемерным, на грани сна и яви. Единственное, куда пуши закрывали доступ - так это в избы и прочие гнёзда, а также на огороды - на то они и. Кстати цокнуть, сдесь в посёлке не слышалось ни единой грядки, только немного - штук сто - плодовых деревьев по околице. Выращивать что-либо на затенённой лесной прогалине, да ещё и с такими почвами - сущая тупь, так что и не выращивали.

Достаточно основательно изучив, что представляет из себя Сушнячиха, и записав результаты на бумагу, пуши двинулись дальше. По картам, составленным ранней разведкой, а также по оцокам местных, от посёлка шли тропы в самые болота... собственно края оных, как можно догадаться, на имелось - заболоченные низины простирались и вокруг Сушнячихи, но они ещё не сливались в сплошной массив, а там, дальше, как раз сливались. Тем не менее на картах рисовали условную линию "берега", проходившую по приблотнённой тропе, что шла вдоль всего этого великолепия, примерно перепендикулярно к направлению Сушнячиха-Шишмор.

На этой линии, она же тропа, на расстоянии около семи килошагов находился посёлок Понино - такое же великое городище, как Сушнячиха, или даже меньше - там только стояли хозблоки для возделывания затопленных делянок, на каковых произрастали болотные травы. Грызи там тоже жили не в постоянку, потому как сыро, а набегами. Именно это Макузь и Ситрик и выслушали собственными ушами, пройдя означенные семь килошагов по люто петлявшей тропинке: изба была одна и предназначалась исключительно для отсурковывания, остальные сарайчики сейчас уже были пусты, потому как весь хабар вынесли на сушку или уложили в ледник до зимы, в случае с клюквой. Причём сарайчики тут были такие, что Макузь не менее благоговейно цокнул "дичь": в Щенкове редко какой навес обходился без доски, сдесь же большие сараи строились без единого гвоздя и без досок, за неимением оных.

Из-за ёлки высунулись уши, а потом и само грызо, оказавшееся белкачом средних лет; как и многие из местных, неслушая на заморозки он ходил в одних лёгких портках - ну и в сапогах, поскольку болото.

- Клоо? - уставился он на прибывших одним глазом, как курица, - Курдюк-н-сем-кро?

- Чиво-чивоо? - заржал Макузь.

Как оказалосиха, сдешние грызи практиковали какое-то своё цоканье, отличное от щенковского, хотя и то знали. Курдюк, который и поймал их за уши, думал что они пришли за клюквой или чего такое, так что был удивлён рассказом о таре. Про тар Макузь поведал, в то время как грызи растопили самовар во дворе избушки и сели испить чай.

- А! - цокнул Курдюк, лакая из кружки, как белочь, - Такая жижа навроде масла? Это вон туда дальше есть такое место, Керовка, там вычерпывают из болота.

- Да, должно быть, - сверился с картой Макузь, - Дотудова четыре килошага?

- Да пух его знает, - честно ответил белкач, - Никто не замерял. Но, думается, около того.

- Тогда пройдёмся и туды, - цокнул грызь Ситрик.

- Как пушеньке угодно, - пожала плечами та.

- Только имейте вслуху, - цокнул Курдюк, - Сначала тропа вдоль песчаной косы, где делянки, а потом там на несколько килошагов гать.

- Гагать? - хихикнула Ситрик.

- Вот поэтому и предуцокиваю, - серьёзно продолжил грызь, - Совершенно не хочется, чтобы такая милая грызуниха утопла в трясине. Гать, белка-пуш, это настил по болоту для прохождения по оному лапами или колёсами. А там гать - одно название. Поэтому йа бы на вашем месте вообще подождал, пока замёрзнет. Тамошние туда в основном по льду и ходят, летом только несколько раз... Да кстати там и нет сейчас никого, вроде бы.

- Вообще никого? - восхитилась Ситрик, - Тогда боюсь не утерпим пойти.

- Не держат. Но предуцокнуть считаю необходимым, - цокнул как отгрыз Курдюк, - Кормиться будете, или сразу попрётесь?

- Йа бы по, - почесал брюхо Макузь.

Все пятеро наличных пушей - потому как подвалили ещё две белкиъ, с полными козинами клюквицы - как следует покормились, перемешав походные запасы и содержимое сдешних погребов, чтобы наваристее было. Ну а покормившись, тушки отяжелели и пришлосиха сурковать, хотя бы и недолго. Только вот день закончился, а переть в темноте никому под уши прийти не могло. Пуши устроились в уголке избы, на широких лавках за неимением там сурящика, но тоже вполне очень даже. Снаружи к тому же замела метель с сильным ветром, так что ночёвка под тёплой крышей приходилась в пушнину.

- Ну как ты, моя пуша? - погладил шёлковые ушки белочки Макузь, - Не притомилась?

- Нет, - улыбнулась Ситрик, - Знаешь, как-то так получалосёнок, что мы вдаль в лес особо и не ходили, а если и ходили, то всё летом, в самую распуху. А тут в предзимье оказывается такое! Йа зверски довольна, что услышала это своими ушами.

- И всё-таки мне кажется, ты оглядываешься в сторону цокалища, - заметил белкач.

- Это да. Скучаю по друзьям, - призналась белкаъ, - Да взять хотя бы Чейни, мы с ней знаешь сколько вместе? Ещё как белочь по веткам лазали, вот.

- Да, это серьёзный зацок, - согласился Макузь, - Но уж по крайней мере сейчас мы ненадолго.

- Сейчас?

- Ммм... ну, йа имею вслуху, что если начнётся какая возня с таром, так, - пояснил грызь, - Как ты на это слушаешь?

- Даже не знаю, - ответила Ситрик, подумав, - Ну впух, когда будет - тогда и подумаю, не горит.

- Цокушки.

С утреца, которое ознаменовалось некоторым снегопадиком, Курдюк, как он и пугал, повёл показывать болото. До того времени, как грызи дошли до собственно предмета, грызь полностью воздерживался от цоканья, разве что трепался про голодилов, о которых все знали, но мало кто действительно слышал своими ушами; толстоборонная тушка, похожая на головастика лягушки, максимум казала из воды плоскую спину.