- Ничего, — буркнул Узумаки, не глядя на нее. У него было совершенно несчастное лицо и ужасно понурый вид. Цунаде вздохнула, покачала головой и вытащила из-под стола очередную тщательно запрятанную бутылку саке. Наруто проводил ее хмурым взглядом, а потом решительно взял протянутую чашку.
Цунаде ухмыльнулась. Все дети в итоге были одинаково глупы и одинаково слепы в том, что касается чувств, их осознания и принятия.
Спустя пару часов и две выпитые бутылки Наруто мрачно брел по ночным улицам прочь от Резиденции. Алкоголь, как и всегда, надолго не задержался в крови и выветрился вместе с первыми порывами свежего ветра. Зато пока не выветрился…
Наруто помнил, как ругался на проклятого Учиху, кивая поддакивающей Цунаде, а потом бабулька как-то по особому вздохнула, покосила пьяным взглядом и с присущей женщинам мудростью (и альфам наглостью) начала выспрашивать подробности прошедшей миссии. Наруто сперва отнекивался, затем бурчал себе под нос нелестные замечания на тему Учихи, а потом не выдержал изворотливости Хокаге и все рассказал. Даже про тот случай в Пещерах. В общем, создал себе проблем на голову.
Хищно загоревшиеся глаза старой карги не понравились ему сразу. А уж когда она вцепилась в него клещом и с маниакальной страстью исследователя начала выспрашивать принципы взаимодействия их чакры (которые, если и взаимодействовали, то очень уж обособленно, владельцев в этот процесс не посвящая). Наруто ничего путного сказать так и не смог, чем уверил пьяную Пятую в своей полной неготовности сотрудничать, и был огорошен какими-то мистическими сведениями о необычайно редкой совместимости генотипов, чакры, силы и прочих радостях, которые просто обязывали его бежать и обеспечивать Коноху толпой высококлассных шиноби.
Наруто разозлился, послал Хокаге делать детей с Орочимару на пару (что было физически невозможно), за что заработал в нос, по затылку и недвусмысленное обещание сгноить несносного мальчишку на миссиях.
Выбрался из Резиденции Наруто более чем разъяренный. Ночная Коноха дышала спокойствием, но от злости на Учиху и бабульку, кидающую странные намеки, колотило. С чего старая карга вообще взяла, что между ними есть какое-то там взаимодействие?! Саске вон вообще сбежал от него как только…
Наруто остановился посреди освещенной фонарями Конохи, на темной одинокой улице. Судорожно вдохнул, потер руками глаза.
Саске…
Чертов ублюдок! Ну Наруто с ним поговорит, когда тот вернется!
Он же вернется, правда?
Правда же?..
***
Это было похоже на прыжок в воду с большой высоты. Свободное падение и спустя секунду ты уже не можешь вдохнуть, а толща вокруг давит и душит — безжалостно и неумолимо.
Наруто подскочил на кровати, схватился рукой за стиснутое спазмом горло и судорожно втянул в себя воздух. Чакра рвалась и металась, тянулась радостными всплесками к знакомому зареву на востоке. Огненные всполохи переплетались с потоками ветра, делились ощущениями: зол, устал, Хьюгу надо кастрировать или подвесить на шпиль Резиденции за яйца, миссия прошла успешно, написать отчет, пока не выветрились из головы детали, затем душ и спать. А потом — обжигающей волной следом: удивление, гнев и попытка спрятаться в собственной бушующей бездне.
Ну уж нет! Не убежишь. Не теперь, когда…
Наруто свалился с кровати, запнулся, чуть не пробив головой шкаф, торопливо натянул на себя первые попавшиеся вещи — старая оранжевая форма, бывшая любимой до того, как жилет АНБУ лег тяжестью на плечи
Он вылетел из дома в начинающийся рассвет. Кажется, за спиной разбилось окно. Кажется, он кого-то толкнул и даже в кого-то врезался. Кто-то даже кричал нечто гневное вслед.
Наруто держал огненную бездну нитями чакры, увлекал в крутобокий вихрь с серыми, мерцающими краями. Прислушивался к ощущениям Саске, к его недоверию и настороженной злости, к усталому смирению со всем, что Наруто может вытворить, к обоюдному страху потерять и ничего не обрести взамен.
Саске тоже боялся. И злился, и сожалел, и…
- Саске!
У него были уставшие глаза и бесстрастный вид. Ни одна мышца не дрогнула не осветило тенью улыбки лицо, но бездна вздрогнула в бесплотных руках и дохнула приветливым облегченным жаром.
- Саске…
- Что за вид, Узумаки? — хмыкнул Учиха, закладывая руки в карманы форменных штанов, и скользнул взглядом по оранжевому вороту. — Дебильнее ты не выглядел ни разу. Костюмчика по размеру не нашлось?
- Заткнись, даттебае! — тут же огрызнулся Наруто и затих, завороженный разницей между язвительными словами и терпкой нежностью, колыхавшейся в Саске. Учиха хмыкнул, спрятал глаза, независимо отводя в сторону подбородок. Четкий профиль отчетливо выделялся на фоне темнеющей листвы.
Он перестал закрываться, осознав глупость затеи, а теперь молча не сопротивлялся, когда ветер открывал преграду за преградой. Саске с горькой обреченностью позволял ломать барьеры, а Узумаки вслушивался в него: терпкая нежность, когда Наруто вел себя, как шалопай. Топкое, как трясина, осознание невозможности большего. Страх потерять и злость на очередную выходку. Осторожная забота, сочетающаяся с желанием врезать как следует, а потом прижать и не отпускать, чтобы не ввязался в еще одну авантюру.
Жгучая злость на всех, кто смотрит. Кто крутится вокруг, улыбается, касается, смеется. Иссушающая, всепоглощающая ненависть. Железный самоконтроль и молчаливое терпение. Быть только другом и даже не сметь… ничего не сметь.
Запрятанное далеко воспоминание о единственном вечере в Пещере, когда сорвался и пришел, а омега, зашедший в комнату, показался самым желанным на свете. Память, меркнущая каждый раз, когда Наруто улыбался и пытался запихнуть в него очередную порцию своего отвратительного рамена. Когда смеялся и шутил, сверкая синью глаз.
Невозможная ярость, когда запах неожиданно смешался с воспоминаниями, а чакра радостно рванула, на этот раз не скованная таблетками. Потому что я-всегда-делаю-только-то-что-сам-хочу Наруто тогда — захотел. Позволил повязать, заявить права, поддался — хотя мог отказаться. И следом злость — за глупую ревность к тому себе, которого Наруто встретил в Пещерах.
