А следом страх. Огромной волной - то, что связывало в Пещерах омегу и альфу, не имело право существовать рядом с Узумаки. Который умел замирать прямо посреди миссии и смотреть на пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи, высвечивающие его глаза в бездонное летнее небо. Который сражался бок о бок и был невыносимым идиотом. Самым невыносимым на свете.
У которого была мечта. Который презирал всех, кто считал омег слабыми, и успешно опровергал заблуждения. Который стоял с альфами наравне и никогда не позволил бы вне течки…
И следом еще одно воспоминание. Последнее: о невыносимом желании и возбуждении; о стылом, леденящем холоде, который выдыхал выгибающийся в бессильных стонах Наруто; о собственной чакре, выжигающей сетчатку и кромсающей на кусочки голову, требующей немедленно вернуться и дать то, что принадлежит по праву. И дикий страх потери, позволивший сдержаться.
Наруто пришел в себя от лихорадочного поцелуя, на который тут же ответил с голодным отчаянным стоном. Вцепился в черные жесткие волосы, прижал Саске ближе, притираясь, подаваясь вперед. И последней вдумчивой мыслью было удивление: почему он решил, что если теперь способен залезть Саске в голову, то тот не может сделать так же?..
- Просто ты идиот, — хрипло ответил Саске отрываясь от его губ. Он прижался лбом ко лбу, полуприкрыв глаза и судорожно втягивая воздух. Руки скользили по плечам, спине, опускались на поясницу горячим прикосновением и поднимались выше, повторяя путь, будто Саске не мог поверить в то, что чувствуют ладони. Не мог насытиться.
- А ты трус, — прошептал Наруто, хватая ртом общее дыхание и подаваясь навстречу каждому движению. На то, чтобы высказать все придуманное за эту неделю, не хватило злости, но совсем промолчать он не смог.
- На себя посмотри, — хрипло пробормотал Саске, задевая его губы губами и открывая, наконец, глаза, — пугливый котенок.
- Ой, заткнись, а! Даттебае, Саске-теме, вечно ты все пор… мпф-ф.
Наруто дернулся и затих в кольце чужих рук. Поцелуй, сперва настойчивый и почти злой, смягчился, распался брызгами на нежность и трепет, мягкие движения губ, скольжение языков и взгляд глаза в глаза, сквозь полуопущенные ресницы.
- Ты когда-нибудь молчишь, добе? — ворчливо спросил Саске, отрываясь и порывисто утыкаясь лбом в подставленное плечо. От него полыхало еле сдерживаемым облегчением.
- Размечтался, тебае, — сбивчиво выдохнул Наруто в его волосы, почти задыхаясь от разделенных на двоих чувств. - Я, вообще-то, собирался набить тебе морду! И все еще готов это осуществить!
- Неужели? — усомнился Саске и горячо дохнул на его шею. Прикосновение чакры обожгло, Наруто захлебнулся стоном, глуша его в прикушенной губе, притянул Учиху за волосы ближе, едва не всхлипнул, когда дыхание сменилось влажным прикосновением языка.
- А вот и да, — из противоречия буркнул он и почти тут же схватил Саске за плечи и с неимоверным трудом отстранился. — Саске-теме, давай…
Сомнение на мгновение вспыхнуло вновь и тут же погасло, сметенное мягкой насмешкой в глазах Учихи. Наруто совершенно неожиданно для себя смутился и покраснел под этим пронизывающим взглядом, чувствуя себя на редкость беззащитным с распахнутой настежь душой и обнаженной до последней крупицы чакрой.
Саске усмехнулся еще шире, превращая лицо в надменную маску, но внутри у него плескалась мягкая, негромкая нежность.
- Давай. Уссуратонкачи, ты такой идиот.
- Заткнись, ублюдок, — буркнул Наруто и принял протянутую руку, до боли переплетая пальцы.
***
Это было наваждением. Воплотившейся мечтой, прекрасным сном и в то же время самой очевидной правдой.
На этот раз течка не мутила чувства и не затмевала голову отчаянной похотью, и каждое прикосновение казалось раскаленным росчерком на и без того пылающей коже. Наруто очень быстро охрип и потерял связь с реальностью: в голове томился туман и колыхалось темное марево, чакра ревела и тут же стихала, и перетекала по телу, совершенно не контролируемая.
И не было нужды бороться за свое право, потому что он владел Саске настолько же, насколько и Саске владел им. Это не было похоже ни на один жесткий и быстрый секс в Пещерах, когда самоконтроль срывало молниеносно и накрепко.
Сейчас он растворялся сам, уходил под прикосновениями, исчезал под поцелуями, откалывался кусочками вместе со снимаемой одеждой. И не было страха или неуверенности, или сопровождающей все походы в Пещеры брезгливости. Даже похоть всколыхнулась внутри и тут же ушла, оставив место желанию.
Им некуда было спешить. Впервые Наруто не пытался доказать что-то себе или стоящему напротив альфе. Впервые хотелось целоваться до умопомрачения и доверять. Впервые не было страшно покориться, потому что он отдавал добровольно все то, что мог отдать.
Все пропало, разбилось на миллионы частиц и вновь собралось. У всего на свете было одно имя, и нависающая сверху черноглазая тень тоже состояла из звуков. Нескольких долгих и тягучих, единственно имеющих смысл в этом колеблющемся жаре. Наруто повторял их из раза в раз, выгибаясь под прикосновениями, отвечая на поцелуи, скользя руками по коже и пересчитывая шрамы.
Саске целовал его грудь, прикасался губами к соскам, скользил вниз, к пупку, а комната перед глазами дрожала, и почему-то жалобно звенели стекла. И обугливалась местами измятая простыня.
Чакра урчала, вливаясь в жар и остужая его ледяным дыханием. Чакра ловила отзвуки чувств, и Наруто видел себя чужим глазами: выгнувшегося, распластанного по кровати, с мучительно сведенными бровями и закушенной губой. Такого красивого. И волоски, сбегающие вниз блядской дорожкой, были жесткими и упруго проминались под движениями языка… И желание скручивалось внутри огненной геенной, тянулось к ледяному безумию в синих глазах.
Чакра вихрилась и урчала, напитываясь теплом, а Саске целовал его во внутреннюю сторону бедра и терся носом о мягкую кожу. Вдыхал запах и игнорировал умоляющие стоны. Наслаждался.