— Он был другом отца Гарри, — Рон немного пришел в себя, на меня посмотрел с сочувствием. — Он убил тринадцать человек, за что его посадили.

— Не за это, Уизли! — когда-нибудь Малфою надоест закатывать глаза или нет? — Он был Хранителем тайны Поттеров, выдал их убежище Тому-Кого-Нельзя-Называть. Поттеров убили, а Блэк сбежал. Когда еще один их друг, Питер… как его там… не помню. В общем, когда Питер попытался Блэка остановить, тот взорвал все вокруг. Авроры прибыли, а Блэк как сумасшедший сидел посреди пепелища, раскачивался и смеялся. Его отправили в тюрьму сразу же, практически без следствия.

— Ты откуда это знаешь, Малфой?

— Мама у меня из Блэков, она узнавала про родственника.

Сириус Блэк, значит. Я отвернулся к окну, за которым уже темнело, шел проливной дождь, сплошной пеленой закрывая поля Шотландии, мимо которых мы проезжали.

— Гарри, — руки осторожно коснулись. В глазах Гермионы читалось сочувствие, тревога. Бобренок, ты безусловно добра, несмотря на твой защитный панцирь из насмешек, ты обладаешь мягким, отзывчивым сердцем. Но не надо меня жалеть, Лили и Джеймс Поттеры для меня чужие люди. Как и Сириус Блэк. Любопытно было бы взглянуть на него, в книгах описывали красавцем и ловеласом.

— Все нормально…

Стало резко холодно, по стеклу поплыли морозные узоры. Дементоры, причем близко. Подсознательно все лето примерял на себя ситуацию с ними. Стражники Азкабана вытаскивают наружу самые страшные и болезненные воспоминания, они поглощают радость и душевный свет, оставляя взамен холод и мрак. Дети же для них являются идеальной пищей: они фонтанируют эмоциями, брызжут ими, как маленький фонтанчик, каждое действие, событий вызывает у них сильный душевный отклик.

А еще они абсолютно беззащитны против темных тварей.

Жизнь человека не состоит целиком из радостей. Даже если нет сильных трагических воспоминаний вроде пыток или смерти близких людей, все равно остается то, что причиняет сильнейшую боль, то, что заставляет сердце кровоточить. Время лечит, но дементоры одним своим присутствием стирают его целебное влияние, уничтожают его на корню. И зарубцевавшаяся было рана открывается вновь.

В пансионе я пытался создать Патронуса, но у меня ничего не получилось. Для заклинания нужны сильные эмоции, радостные, светлые. На протяжении всей жизни меня поддерживала семья, любимые, трепетно и нежно обожаемые родственники. Были и праздники, были совместные походы в кинотеатр, были поздравления и вечеринки по поводу окончания школы и академии. Но всего этого слишком мало для создания защитника. Тем более, время почти стерло то ощущение, а для Патронуса требовалось переживать его вновь и вновь, чувствовать живым, постоянным. Потому у большинства волшебников и возникали проблемы с данным заклинанием.

Руки подрагивали, а в вены словно кто-то насыпал осколков льда, они разрастались и таяли, наполняя тело стылой болотной водой, мертвенно холодной, пустой, затягивающей внутрь. В глотку словно запихнули комок склизкой, мерзкой шевелящейся субстанции, из грязи и водорослей. По крайней мере, именно так я представил то ощущение, что возникло на языке. И никак не получалось от него избавиться.

Дверь в купе отъехала, перед глазами замелькали рождественские вечера с семьей, радостные встречи, объятия, первый поцелуй с мальчиком, который мне нравился. А стылая вода все глубже затягивала меня в болото, комок в глотке рос, не давая свободно вздохнуть.

Где-то на периферии послышался громкий крик Гермионы, прижавшейся к Рону, всхлипнул сдавленно, через силу, Малфой, его холодная рука сжала мою ледяную.

А потом все прекратилось.

— Это… это… — Гермиона задыхалась, Рон все еще обнимал девушку, поглаживал по косе, хотя сам был белее мела.

— Стражники Азкабана, — от прежней уверенности Малфоя не осталось и следа.

Залез в карман за плиткой припасенного заранее шоколада. Дорогой, молочный, швейцарский. Не поскупился. Ребята приняли по кусочку, зажевали. Лица их разгладились. Даже мне дышать стало легче, но мерзкое ощущение во рту не пропадало, еле удалось пропихнуть внутрь кусок шоколада. Желудок отвергал пищу, что пахла для мозга тиной и болотной сыростью. Никакого тепла по венам, в них все еще находилась болотная вода.

— Гарри, с тобой все в порядке? — озабоченно наклонилась вперед Гермиона.

— Да… да.

Возвращение в Хогвартс не принесло должного облегчения. Замок перестал быть убежищем, теперь над ним кружились зловещие черные тени, на фоне луны смотрелись особенно страшно. И, наверное, можно было бы зарисовать их, тем более, образы яркие, впечатляющие, но рука не хотела брать карандаш. Я никак не мог избавиться от льда в груди.

Речь директора, его предупреждения, а также ужин еле высидел. Кусок в горло не лез — там все еще сидел комок. Дементоры ощущались даже сквозь плотные стены. Наверное, это всего лишь мое воображение, яркое, как и у всех мангак, но… я ничего не мог с собой поделать. Было страшно и жутко. Падма рядом также поводила плечами, немного нервно поглядывая на сестру. Все обсуждали обыск поезда. И ежились от холода.

Узнал от старосты пароль и, когда все улеглись, выскользнул наружу под мантией-невидимкой. Мой путь лежал в Комнату. Ни она, ни Салазар не простят, если я не приду проведать их в первый же день.

— Ты какой-то бледный, — заметил портрет, оглядев меня со всех сторон.

Комната виляла хвостиком, фигурально выражаясь, обдавала радостным теплом. Но даже оно не могло меня согреть. Руки, раскладывающие инструменты, подрагивали, пока, наконец, я не бросил эту затею и не упал в кресло, подтянув под себя ноги.

Как же холодно!

— Дементоры. Из тюрьмы сбежал преступник, и их выставили в качестве охраны, — я поежился.

Салазар нахмурился, затем кивнул Комнате, и передо мной на столе появилась высокая кружка с горячим, густым молочным шоколадом. К привычному сладком запаху примешивались нотки специй.

— Выпей, это особый рецепт.

— И когда только успели приготовить? — кружка согревала руки, ее запах прогнал комок, и желудок неожиданно вспомнил, что он ничего не ел целый день, кроме кусочка шоколада.

Слизерин закатил глаза. Очень знакомо так закатил. Это что, является обязательным требованием к попаданию на его факультет — умение красиво закатывать глазки, выразительно выгибать бровки?

— Это же Комната желаний Кандиды, она выполняет любые, точно выраженные пожелания.

— Кандиды? Хочешь сказать, ее создала Когтевран? — сладость разлилась по телу, огненным шаром скользнула по пищеводу. Вода из вен начала пропадать, уходить, заменяясь привычной горячей кровью. Наконец-то, я думал так и останусь с чувством утопленника.

Выразительное фырканье стало ответом.

— Не думаешь же ты, что идея создать секретное помещение в любимой школе пришло в голову лишь мне одному? — да, бровь он тоже умеет выгибать, мастерски. Нет, стопроцентно, у слизеринцев есть какие-то дополнительные лекции, где обучают подобному. — Каждый из четырех Основателей, желая сохранить память о себе, оставил в школе комнату для своих потомков или родных по духу. По воле случая, только моя Тайная комната стала известна, в основном, благодаря живущему в ней Ужасу, — откровенная насмешка. — Василиск им не понравился в качестве стража. Можно подумать феникс Годрика — верх благоразумия. Либо спалит все к чертям собачьим, либо перекинет противника куда подальше, так, что никто не найдет.

— То есть, директорский кабинет — Комната Гриффиндора?

Какие тайны открываются! Невероятно, аж дух захватывало. На столе появилась тарелка с жирным шоколадным печеньем тим там. Его придумали в Австралии, назвали в честь лошади, на которую поставил на скачках тогдашний директор компании. Двухслойное, с нежными и жирными бисквитами, между которых находится потрясающе вкусный, тающий на языке крем. Из светлого шоколада, из молочного, даже есть карамель. Комната отлично изучила мои вкусы.

Внутренности согревались, сразу становилось уютнее при неярком освещении плавающих под потолком огоньков. Комната поняла, что сегодня рисовать я не буду, поэтому решила устроить "семейный" вечер.