- Подожди немного, не выходи пока, ладно, - улыбнулась она ему, отпирая замок. - Я подготовлю слегка Аркадия Исаевича, не то он рухнет в обморок.

- Послушай, - сказал он, - может, все-таки не стоит все ему рассказывать.

- Не волнуйся, - покачала она головой. - Ему - стоит. Неужели ты думаешь, я могла бы рисковать тобой.

И она вышла в коридор, прислав ему поцелуй на прощание.

Тогда он тоже встал и оделся, присел на стул возле стола. Оглядываясь вокруг, стал рассматривать ее комнату. Ему слышно было, как на кухне о чем-то разговаривает она с Эйслером. Разговаривали они довольно долго, но слов было не разобрать.

За окном уже был ясный день. Солнце смотрело в комнату, и в этом светлом замкнутом пространстве все было о ней. Вот небольшое зеркало на подоконнике, которое отражало ее столько раз; рядом цветы, которые поливала она; на столе перед ним синяя чашка с золотым ободком, которой столько раз касались руки и губы ее; рядом флакончик с духами - он осторожно взял его, поднес к лицу - да, это был ее запах; рядом маленькие золотые сережки, которые иногда замечал он у нее в ушах - он положил их на ладонь - и даже к ним он чувствовал сейчас нежность.

Он словно находил в душе неиспользованные запасы ее, или заново вложены они были в нее вместе с чувством, которого он не знал до сих пор. Это чувство - эта любовь - было сильнее и больше его самого. Оно не могло родиться в нем - вот что было теперь очевидно ему - оно пришло. Оно было - чудо. Оно было дар.

И вдруг он поймал в слова ту каплю тоски, которая почти незаметно жила в нем вместе со счастьем с самого утра. И тогда надолго замер, пораженный.

Да, но за что же ему этот дар? За что ему это неправдоподобное счастье? Он ничем не мог заслужить его. А этого не может быть так.

- Этого не может быть так, - прошептал он сам себе. - Не может быть - я знаю.

И как же, зная это, мог решиться он соединить их судьбы?

Он долго смотрел на пару крохотных золотых сердечек у себя на ладони. И потом впервые за много-много лет непривычным уже движением, как будто стыдясь кого-то постороннего в комнате, вдруг перекрестился.

"Господи, - прошептал он про себя. - Только одно - не дай ей страдать из-за меня."

Вскоре она появилась в двери.

- Умывайся и пойдем пить чай, - сказала она, улыбаясь. - В ванной зеленое полотенце. У тебя есть зубная щетка?

Он кивнул.

Когда, умывшись, он прошел на кухню, там уже накрыт был стол к завтраку. На столе был чай, хлеб, масло, вареные яйца. Эйслер и Вера Андреевна сидели за столом.

- Здравствуйте, Аркадий Исаевич, - сказал он.

Эйслер чуть кивнул ему. Взгляд его казался что-то уж очень серьезен. Паша сел за стол, чувствуя себя неловко. Скорее, чтобы занять руки, чем от желания есть, стал намазывать хлеб маслом. Минуту сидели молча. Вера Андреевна, улыбаясь, поглядывала время от времени, на них обоих.

- Вы решили взять к себе Шурика? - сообразил он, наконец, тему для разговора.

- Да, - ответил Эйслер.

- Я бы хотел вам посоветовать, - заговорил он с наигранной заинтересованностью. - Не пытайтесь оформлять это официально. У вас ничего не получится. А если никто не вспомнит о нем, вы сможете жить вместе сколько угодно.

- Я и сам так думал. Спасибо, - сказал Аркадий Исаевич, и тема оказалась исчерпанной.

Еще помолчали. Пили чай. Через минуту заговорил уже Эйслер.

- Вера говорит, вчера был суд над Иваном Сергеевичем, произнес он.

- Да.

- За что же его все-таки арестовали?

- За пристрастное конспектирование Ленина.

- И под какую статью подпадает нынче конспектирование Ленина?

- Пятьдесят восемь, пункт шесть - шпионаж. Он признался на следствии, что составлял конспекты по заданию английской разведки.

Аркадий Исаевич прерывисто как-то засопел.

- Павел Иванович, - произнес он через некоторое время, впервые поглядев ему прямо в глаза. - Скажите, пожалуйста, что же могут делать с человеком на следствии, чтобы он признал такое?

- Ничего особенного, поверьте. По крайней мере, в данном конкретном случае. Если пришлось бы с ним что-то делать, его не выпустили бы на процесс - даже закрытый. А вы близко были знакомы с Гвоздевым?

- Это трудно так сказать, - пожал он плечами, - близко или не близко. Во всяком случае, мы часто общались. Он был очень интересным собеседником.

- Где он работал раньше?

- В архивном институте в Москве. Его выслали в тридцать четвертом. А здесь он нанялся могильщиком. Но все свободное время изучал и составлял историю Зольска. Его каким-то образом пускали в зольский архив - до тех пор, пока архивные дела не передали НКВД. И тайком он даже ездил в Москву - для розыска документов. Он, между прочим, раскопал где-то, что город, в котором так мило проводим мы с вами наши дни, пошел от села, основанного еще в XIV веке на месте сожжения татарами некоего Глеба Боголюба. И название его будто бы пошло от золы, которая осталась на месте сожжения. Вообще, должен вам сказать, Павел Иванович, что вы обвиняли вчера исключительно образованного и разностороннего человека. Что его ждет теперь?

- Вероятнее всего, к сожалению, его расстреляют. В списках тройки, по крайней мере, у него значится расстрел.

- Вы решились пожертвовать собой ради него?

- Я бы так не сказал. Ради него это не имело смысла - для него это все равно ничего не изменит. Вернее - что ради самого себя. Я не могу больше участвовать в том, что происходит вокруг.

- Но, вероятно, можно было бы избрать более безопасный способ выхода.

Паша пожал плечами.

- У каждого свой Рубикон, Аркадий Исаевич.

- А вы не знали, на что шли, когда соглашались на должность прокурора?

- Не знал.

- Разве в Ростове происходит не то же самое?

- Я не знал, поверьте.

- И что же - вы намерены теперь всю жизнь скрываться?

- Я надеюсь, что этого не потребуется.

- Это ведь очень нелегкое дело - жизнь в конспирации. А вы к тому же втягиваете в нее и Веру.

- Я втягиваюсь сама, - вступилась Вера Андреевна.

- Я немного представляю себе нашу сыскную систему, Аркадий Исаевич. В Ростовской области нас никто искать не будет. Я надеюсь выправить необходимые документы, и думаю, что смогу обеспечить нам безопасное существование.

- А на что вы будете жить?

- Будем работать на земле. Я все же потомственный крестьянин.

- И вы думаете, Вера, сможет копать картофель?

- Еще как смогу, Аркадий Исаевич, - заверила она. - Вы меня не знаете.

Эйслер повернул голову и серьезно посмотрел на нее.

- Ну, что ж, дай Бог, - помолчав, заключил он и принялся очищать скорлупу с яйца.

Глава 30. ДОПРОС

- Вас товарищ Баев просил зайти к нему, как только появитесь, - доложил ему охранник на входе в здание РО НКВД

Харитон кивнул и почувствовал, как невольно вздрогнуло у него сердце.

"А вдруг еще передумал," - стучалось в голове его, пока по главной лестнице он поднимался на третий этаж.

Лиза сидела у себя за столом без дела. Вид у нее был почему-то немного растерянный.

- Проходи, проходи, - кивнула она ему. - Ждут.

Он на всякий случай стукнул пару раз костяшками пальцев по косяку и открыл дверь в кабинет.

Помимо Степана Ибрагимовича за столом для заседаний, стоявшем перпендикулярно к рабочему столу Баева, сидели друг напротив друга Тигранян и Мумриков.

"Не то," - сразу понял Харитон и, шагая через кабинет, на секунду опять ощутил тоскливый холодок в груди.

- Ты уже в курсе? - подавая ему вялую ладонь для пожатия, вместо приветствия мрачно спросил у него Баев.

- Откуда, Степан Ибрагимович? - ответил за Харитона Тигранян.

- Что-нибудь случилось? - пожимая руки Григолу и Василию Сильвестровичу, поинтересовался он и сел на стул рядом с Григолом.

- Случилось, - подтвердил Василий Сильвестрович.

- С Гвоздевым твоим, - пояснил Григол.