- Вольф, - осторожно прикоснулся к ладони его Евгений Иванович, но голос его спросонья не послушался, он прокашлялся и повторил. - Вольф, Евгений Иванович.

- Будем знакомы, - кивнув, констатировал вновь прибывший. - Давно ли в наших краях? Впрочем... первый день, - тут же и ответил он сам себе.

- Почему вы знаете?

- Брились, - коротко пояснил Гвоздев. - А за что взяли?

- Ни за что, - печально покачал головой Евгений Иванович.

- Резонно, - снова кивнул тот. - Вы в шахматы не играете?

- Нет.

- Это жаль. Если не секрет, вы кто по профессии?

- Я в отделе культуры работал.

- Постойте... Вы сказали, Вольф? Ну, разумеется - Вольф! Да я ведь вас знаю. Это ведь вы прошлой осенью проводили кампанию по инспекции эпитафий - по линии "Союза безбожников"?

Евгений Иванович смутился слегка.

- Когда ликвидировались надписи о воскресении из мертвых и тому подобном мракобесии? Как же, как же - Евгений Иванович! Ну, что же, особенно рад познакомится. Всегда приятно сидеть с образованным человеком.

- А вы, простите...

- А я историк. Специалист по рабовладельческим цивилизациям. Преподавал в Архивном институте. Ну, это, впрочем, тоже уже исторический факт. В последнее время профессиональный "стоверстник" и по совместительству могильщик трудящегося элемента. В смысле - чернорабочий на зольском кладбище. Также по совместительству - шпион в пользу английской буржуазии.

Евгений Иванович прокашлялся.

- Однако как же мы будем здесь спать вдвоем? - пробормотал он.

- Ну, это пустяки. Не беспокойтесь; сознавая свою роль пришельца, на топчан я не претендую. Помещусь на полу - вот так вот, - показал руками Сергей Иванович, - головою под стол. Еще и место останется. Одиночная камера, уважаемый Евгений Иванович, в наше время непозволительная роскошь. В общей, из которой я к вам переместился, на восемь мест сегодня было, если не ошибаюсь, семнадцать человек. Так что мы с вами находимся в привилегированном положении. Вам-то, впрочем, и по социальному статусу полагается. А вот насчет моего переезда, признаюсь, гложут меня некоторые сомнения. Если только это не простая случайность, то логическое объяснение может быть одно... Но, впрочем, не стоит опережать события.

- А вы давно здесь сидите?

- Да уж месяца три. С февраля.

- Скажите, а как здесь обстоят дела со свиданиями, ну, и вообще... с порядками... С передачами, я имею в виду?

- С порядками как и везде, дражайший Евгений Иванович, социализм и полное торжество идеалов. Каждому по труду, а поскольку труд тюремным распорядком не предусмотрен, то, соответственно... Свидания в процессе следствия запрещены, однако передачи допустимы и даже иногда доходят - если содержимое никого особенно не соблазнит. Меня эти проблемы, впрочем, никогда не касались, так как передачи мне носить некому... Ну-с, - добавил он, потянувшись к узелку, - пора однако располагаться.

Поднявшись с топчана, Вольф беспокойно прошелся до двери и обратно.

- Который час, вы случайно не знаете?

- Что-то около часа ночи. А вы куда-нибудь торопитесь?

- Как вы думайте, Иван Сергеевич, почему меня не вызывают на допрос? Мне не предъявили до сих пор никакого обвинения.

Гвоздев от души рассмеялся.

- Sancta simplicitus. Какой допрос? На первый допрос меня вызвали, дай Бог памяти, через полтора месяца. Расслабьтесь и живите полноценной жизнью. Не беспокойтесь о времени. Время, если задуматься хорошенько, всего лишь условность досужей человеческой мысли - как линии меридианов на глобусе. А за этими стенами мы с вами находимся в вечности, уважаемый Евгений Иванович. Какая разница, который час? Отбой прошел, до побудки еще далеко. Здесь это единственно значимые временные единицы. Да и те довольно условны. Вы, кстати, когда-нибудь слышали о том, что времени больше не будет?

Расстояния в камере позволяли сделать четыре шага в одном направлении. Сев на место, Евгений Иванович зажмурился и обхватил голову руками. Первый разговор после вынужденного молчания, похоже, заново всколыхнул его душу.

- За что? - произнес он с неподдельным отчаяньем в голосе. - За что все это?

Гвоздев оторвался на секунду от своего узелка, внимательно на него посмотрел.

- Если под данным вопросом вы разумеете свою провинность перед существующей властью, то вопрос ваш бессмысленен. Но если в этих стенах вы успели подняться до осознания кармической сути человеческих судеб, то покопайтесь получше в своей душе, и я уверен, что ответ найдется.

Евгений Иванович поднял голову и минуту смотрел на Гвоздева осоловелым взглядом. Тот снова уже возился с узелком. Развязав его, он аккуратно выложил на стол хлебный паек, деревянную ложку и какую-то книгу.

- Кстати о кармической сути, - добавил он. - Вы не одолжите мне вашу дивную подстилку на первую ночь? Завтра надзиратель обещал позаботиться о моем спальном месте. Но в самом деле, не идти же ему ночью на склад.

- Возьмите, - сказал Евгений Иванович, тяжело вздохнув, поднялся и встал в углу, облокотившись о стену. - Я никому не делал зла в своей жизни. Я хотел всего лишь спокойно дожить до старости. Мне оставалось до пенсии полтора года.

- Не печальтесь, - посоветовал Гвоздев, принимаясь за подстилку. - Я поделюсь с вами простой истиной, Евгений Иванович, которая в подлинном свете открылась мне только здесь. Она не нова, но стоит того, чтобы иногда задуматься о ней. Каждый человек грешен. И каждый за те или иные дела свои достоин наказания. Если Бог решил наказать вас уже в этой жизни - то это к лучшему, поверьте. Значит, он еще не окончательно махнул на вас рукой.

Вдвое сложив и расстелив на полу подстилку, Гвоздев кинул под стол сильно похудевший узелок свой и моментально улегся.

- Да и если подумать хорошенько, - продолжил он уже из-под стола, - настолько ли серьезное это наказание, чтобы так переживать из-за него. В сущности, это и не наказание даже, а испытание - даже не из самых суровых. Что там будет дальше, об этом рано задумываться, а пока что речь идет всего-то об ограничении нашей с вами свободы перемещения в пространстве. Ну, еще об отсутствии привычного уровня комфорта. Все это, голубчик мой, пустяки. Подлинные испытания происходят в душе человека. Мой вам совет, считайте это не наказанием, а подарком судьбы, выкиньте из головы все заботы, забудьте о планах, о незаконченных делах, о времени - думайте о вечном, постигайте себя в этом мире. Так ли уж часто предоставлялась вам подобная возможность в вашей предыдущей жизни? Поверьте мне, Евгений Иванович, в этой камере перед вами открываются необозримые горизонты духа. Закажите в библиотеке хорошие книги. Полистайте для разгона хотя бы "Проголомены" Канта. Здешняя библиотека очень не дурна. Должно быть, она не состояла под вашим надзором.

- А что, вы действительно были шпионом? - поинтересовался вдруг Евгений Иванович.

Гвоздев даже вылез из-под стола, присел на полу и посмотрел на Вольфа с искренним любопытством.

- Ну, я имел в виду, - немного смутился тот. - Вас хотя бы за что-нибудь конкретное арестовывали?

- Вы хотите спросить - совершил ли я какой-нибудь проступок против гражданского общества? Формально, кажется, нет. А по существу, все мы, живущие здесь, ежедневно совершаем одно большое общественное преступление. Но это, впрочем, совсем другая тема для разговора.

- Я не понимаю вас.

- Значит, вы счастливый человек, Евгений Иванович.

Вольф вздохнул, подошел к столу и взял в руки книгу, которую Гвоздев достал из узелка.

- "Преступление и наказание".

- Да. Перечитываю, знаете ли, с большим удовольствием. Между прочим, только теперь вижу, что написано-то было не о том, а о нашем времени. И о нашей с вами судьбе в том числе.

- Что вы имеете в виду?

Иван Сергеевич усмехнулся слегка и облокотился о ножку стола.

- Я ведь не ошибаюсь - вы были призваны следить за идейной чистотой зольского книжного фонда? Скажите, эта книга еще хранится в городской библиотеке?