Неважно, что ты хотела мне сказать, когда произносила эти слова (ты ведь и сама этого не знаешь, а если и знаешь - то скорее всего ошибаешься, а если и нет - какое мне вообще до этого дело?); гораздо важнее - для прояснения смысла их наличия в той траектории, по которой я следую, - как в них отзывается прочитанное мною вчера или сцена на автобусной остановке, свидетелем которой я стану сегодня ночью, или сказанное мне десять лет назад - но в такой же вечер, за столом, накрытым такой же скатертью, находящимся за три тысячи километров отсюда. Разнесенные по разным рядам столкновения отсылают друг к другу и сцепляются одно с другим: необходимо только утвердить реальность этой силы сцепления, освободив ее от гнета невозможного вопроса «о чем это свидетельствует». И именно эта учрежденная освобожденной силой сцепления автономная зона, границы которой изменяются с каждым подсоединением, и является ареной выявления «основного противоречия»: в высвобожденных из разрозненных контекстов стычках вырисовываются очертания того общего сражения, общей войны, частью которой они являются и которая активизируется заново благодаря каждому новому подсоединению и которая и есть мы.

10

Следует добавить, что такая детерриториализация предполагает своего рода «плоскую онтологию», утверждение абсолютного равенства всех объектов в аспекте их возможной вовлеченности в конфликт. Динамическая калибровка нивелирует различия между уровнями и плоскостями; она действует не только на микро-уровне революционизации повседневного, но и на макро уровне, уничтожая границу между «природным» и «культурным»: участниками противостояния в равной степени могут быть и микробы, и галактические туманности. Отказ от суеверия отношения предполагает, что неодушевленные предметы или абстрактные сущности могут быть участниками конфликта в той же мере, что и люди. Объектно­-ориентированная философия права в том, что пробка от бутылки, роман «Война и мир» или «дух тридцатых годов» являются абсолютно автономными актантами и должны рассматриваться в качестве таковых: они могут атаковать нас или быть нашими союзниками точно в той же степени, что наши друзья и близкие или наши идеологические оппоненты. Проблема объектно-ориентированного подхода в его настоящем виде заключается в том, что он на этом утверждении реальности «объекта» и останавливается, ограничиваясь, по сути дела, дескрипцией наличного и, соответственно, идеологически искаженного, положения вещей. «Фальшивая идеология» вовсе не является чисто человеческой привилегией, она не в меньшей мере может наличествовать у чайника и у циклона, и какие угодно описания их «странных приключений» не позволят выйти за ее пределы.

11

Коинсидентальное утверждение служит противоядием от «но тут ведь нет никакой связи» абстрагирующего здравого смысла. Основывающаяся на этом утверждении детерриториализация столкновений, вызволяя их из блокирующих рамок регионального, позволяет в полной мере проявиться той силе настойчивости, с которой одно и то же сражение разворачивается раз за разом в различных и полностью изолированных контекстах. И эта изолированность и отсутствие связи не только не подрывают силу этой компульсивной навязчивости: напротив, та настоятельность, с которой разворачивание боя преодолевает пропасти между регионами, лишь подчеркивает ее интенсивность.

Необходимо, однако, подчеркнуть, что тождество сражения представляет из себя «вечное возвращение различного»: «одно и то же» возвращающегося не предшествует возвращению, оно создается по мере его осуществления и существует только в нем. В определенном смысле можно сказать, что именно настаивание и есть тождественное. Война и есть то, что настаивает; однако это описание модуса ее присутствия, но не ее сущности. Коинсидентальное знание не удовлетворяется констатацией навязчивости и указанием на нее; само выявление навязчивости - это лишь промежуточный этап, позволяющий выявить формулу этого возвращения. Каждая новая стычка, каждое новое возвращение войны со все большей ясностью указывают на стоящее на кону - на то, что является предметом разделения в этом глобальном конфликте. Это яблоко раздора может быть выявлено только в аккумуляции стычек; более того, именно необходимость его выявления и является тем внутренним двигателем, который поддерживает эту аккумуляцию и не дает войне прекратиться. Именно характером этого стоящего на кону и определяется суть войны - то наследие, то «за», которое отличает ее от других войн. И только путем его выявления может быть обнаружено первозамыкающее ситуации - та единственная зона, в которой может быть осуществлена размыкающая и трансформирующая ситуацию зум-интервенция. Внутри ситуации эта зона первозамыкания представлена как нестерпимое; и именно нестерпимое и является тем предметом, за обладание которым ведется всякая империалистическая война.

12

Основной конфликт во всякой ситуации - это всегда конфликт за право на апроприацию нестерпимого. Каждая из сторон пытается присвоить его себе, представить себя как обладающую достаточными резервами для того, чтобы его вынести; однако нестерпимое невыносимо, и оттого оно не может быть присвоено и не принадлежит никому. Каждая из сторон пытается интерпретировать его - но оно обладает статусом делезовского нонсенса: будучи истоком всякой осмысленности, возможной в данной ситуации, оно превосходит ее - и именно поэтому не является смыслом (однако оно также и не бессмысленно, представляя из себя скорее нулевой уровень смысла, его минимум). Поэтому оно относится к различным конфликтам как их предел, как конек кровли к двум ее скатам; и оно может быть выявлено и удержано именно как такая верхушка: скаты выстраиваются из детерриториализированных конфликтов, а конек кровли - как nерворазделuмое спора и как его принципиально нерешаемое.

Именно поэтому коинсидентальной позицией по отношению к внутриситуационному конфликту является радикальный анти-децизионизм. Для того, кто хочет добиться революционной трансформации ситуации, единственной приемлемой реакцией на империалистическую войну за невозможное является уnорствованuе в невыборе. отказ от того, чтобы встать на одну из сторон в противоборстве и отождествить себя с ней. Этот отказ, однако, вовсе не означает какого бы то ни было «примиренчества» или попытки закрыть глаза на реальность конфликта. Речь не идет о нахождении «середины» или компромисса. Напротив, с каждым новым осуществлением акта невыбора остается все меньше места для иллюзии о том, что конфликт может быть «сглажен» и завершен.

Перворазделенuе невыносимого, сам тот факт, что оно становится предметом конфликта, имеет достаточное основание в его сущности. По сути своей (и с точки зрения субстанции) перворазделимое является первоприравниваемым, замыканием, определяющим то «А=В», которым будет ограничена данная ситуация. Разделяемость нестерпимого в основном конфликте проецирует этот «взгляд со стороны субстанции» внутрь ситуации: однако здесь первозамыкающее разделяется уже как сомкнутое, как монолитная целостность, которую каждая из сторон пытается присвоить себе. Безнадежность этого предприятия была бы сразу ясна, если бы конфликт представлялся в своей подлинной форме: в этом исток его всегдашней замаскированности и смещеннасти внутри ситуации - которая также является проекцией и отображением смещения «разделения целого» в конфликте по отношению к смыканию и приравниванию первозамыкающего.

Настаивание в невыборе позволяет избавиться от ложной иллюзии, будто бы перворазделяемое может быть разделено без того, чтобы нарушалась его целостность; это нарушение целостности одновременно и труднее и легче, чем не имеющая конца борьба между сторонами. Оно труднее - так как предполагает своего рода «выворачивание глаз наизнанку», раскол той самой почвы, на которой мы стоим (и которой является); но оно проще, так как избавляет нас от дурной бесконечности постоянно смещающейся неразрешимости конфликта.