- Здравствуйте, принцесса, - сказал он, улыбаясь.
- Здравствуйте, - вежливо ответила Нара.
- Скажите-ка мне, почему вы стоите на паперти, как нищенка, и просите подаяние? - спросил лютнист. - Вы ведь должны жить во дворце, а ваши подданные опускать очи долу и преклонять колени, когда вы шествуете мимо.
- Вы смеётесь надо мной? Я и есть нищенка. Я выросла в приюте, а родители мои умерли.
Нара покосилась на Яна, но тот сидел неподвижно, запрокинув лицо к небу, и, казалось, не слышал их разговора. Юноша усмехнулся.
- Спойте для меня, принцесса. Балладу об Айал-Гаче. Так его называют ксайлахские кочевники. Айал-Гач, он же Странник. Злой колдун, который обманом захватил одно царство-государство, и заколдовал там всех людей, сделав их своими приспешниками.
- Я не знаю такой песни, - с удивлением сказала Нара.
- Жаль, - юноша вздохнул.
- Я могу спеть "В прах рассыпались мечты", - сказала Нара.
Эту песенку воспитанницы приюта разучивали на уроках музыки, аккомпанируя на лютне и клавикорде.
- О, шедевр салонной лирики, - обрадовался юноша. - Давайте! Я готов.
- А вы нам заплатите за это? - спросила она.
- Я уже вам заплатил. Двумя днями ранее.
Юноша прижал к груди лютню и коснулся струн. Полилась нежная, печальная мелодия. Нара вздохнула и запела.
Было когда-то мне счастье дано
С тем, кого сердце желает мое...
Прихожане один за другим выходили из храма, но не спешили расходиться по домам. С улыбками на лицах стояли они вокруг паперти, слушая песню. На каменные ступени со звоном падали монеты. Какой-то молодой человек в чёрном пальто и бордовом шарфе, обмотанном вокруг шеи, протянул Наре пару медных. Она взяла деньги и кивнула в знак благодарности.
Сердце, прошу, ты его отпусти,
Сердце, не плачь, но забудь и прости...
Юноша закончил играть и опустил лютню.
- Прекрасно, прекрасно. Это было незабываемо, - сказал он. - Когда вы взойдёте на престол, принцесса, я уж не осмелюсь потребовать от вас песню. Премного благодарен, что вы позволили мне воспользоваться шансом. За сим откланиваюсь, Ваше Высочество.
Юноша склонил голову и с почтением прикоснулся к своей алой шапке. Нара в растерянности взглянула на Яна, а когда она снова повернулась к лютнисту, его уже не было. Ни Ян, ни один из людей, стоявших на паперти, не услышал музыку лютни. И никто из зрячих так и не разглядел странного лютниста, хотя юношу, разодетого в яркий кафтан и шапку с пером, трудно было не заметить. Один лишь молодой человек в чёрном пальто, который был поэтом, смутно догадывался, что кто-то играл на лютне, а песня о разбитом сердце предназначалась вовсе не для ушей простого смертного.
Лемар - Волколаки
Утомлённый чтением, Вольдемар Пелягриус задремал, не проснувшись даже, когда толстая книга выскользнула из его рук и со стуком упала на пол. Его разбудило пение. Чистый, серебристый голос поднимался над храмовой площадью. Голос девочки лет двенадцати. Судья сладко зевнул, потянулся в своём мягком кресле и с любопытством уставился в окно. Его блёклые глаза расширились от изумления. Вскочив с кресла, он бросился к письменному столу и вытащил из ящика две цветные миниатюры-светописи (портрет и в полный рост), которые доставила ему госпожа Сорекс после своего визита в приют Асменя. Прилипнув лбом к оконному стеклу, судья смотрел то на девочку на паперти храма, то на миниатюры. Да, сомнений быть не могло. Это девица Нара, двенадцати лет восьми месяцев от роду. Та самая, которую он намеревался удочерить. Стало быть, её успели привезти в Лемар до того, как закрылись ворота. Не веря в свою удачу, судья ринулся к выходу, на ходу натягивая бобровую шубу и меховую шапку.
Господин Пелягриус был уже немолод и довольно грузен, и ему стоило немалых усилий, чтобы на бегу пересечь храмовую площадь и взбежать на ступени паперти. Он тяжело дышал, и на лице его блестели капли пота.
- Здравствуй, ласочка моя! Хвала Вышнему, наконец-то я тебя нашёл, - сказал он, отдуваясь.
Девочка попятилась. Судья опустился на корточки и протянул к ней руки.
- Ну, ну, не бойся меня, птичка. Я Вольдемар Пелягриус, твой приёмный отец.
- Пелягриус? - услышал он.
Какой-то слепой попрошайка, сидевший на паперти, назвал судью по имени. Господин Пелягриус не обратил на него внимания.
- Тут такой холод, рыбка моя, а на тебе всего лишь это плохонькое пальтишко. И ты, наверное, проголодалась. Скорей идём ко мне домой, там ты отогреешься и поешь, как следует, - ворковал судья.
Девочка отступила и спряталась за спину слепца, который уже поднялся на ноги и поудобнее перехватил свой посох.
- Никуда я с вами не пойду, - сказала она. - Я не хочу, чтобы вы меня удочеряли.
- Но... как же так?
Судья почувствовал растерянность. Он не был готов к такому повороту событий.
- Девочка, ты поступаешь нехорошо. Твоя настоятельница пообещала госпоже Сор... то есть мне, что...
- Моя настоятельница умерла, я теперь сама по себе, - перебила его девочка. - И вы мне не отец. Отстаньте от меня.
Господин Пелягриус взглянул на девочку, потом на слепца. Тот стоял, сжимая в руках посох, и вид у него был не слишком дружелюбный.
- Чёрт... - пробормотал судья, отступая.
Ему ни разу в жизни не приходилось драться. Он вообще испытывал отвращение к любым формам физического насилия. Слепец, конечно, не был серьёзным противником, но он мог вцепиться ему в рукав и изорвать дорогую шубу.
- Нара, пойдем отсюда, - тихо сказал слепец.
Девочка взяла его под руку, и они поспешно двинулись прочь от храма. Судья ошалело смотрел им вслед. 'Вот, гадство! - выругался он про себя. - Боженька, неужто Ты допустишь?..' Услышав за спиной какую-то возню, судья обернулся. Дьячок, бренча ключами, тщательно запирал двери храма. И тут судью осенило. Он шагнул к дьячку и принялся что-то шептать ему на ухо.
***
Ян и Нара отошли довольно далеко от храма, когда их нагнал дьячок.
- Постойте! Постойте! - кричал он.
Они остановились. Дьячок слегка запыхался от быстрого бега.
- Кротость и человеколюбие Господа Вышнего не ведают границ, и ныне Он призывает вас в обитель свою, дабы обрели вы там приют, - сказал он.
- В каком смысле? - спросил Ян
- Кажется, он предлагает нам заночевать в храме, - прошептала девочка.
- За какие такие заслуги? - хмыкнул Ян.
- Ведомо ли вам слово "милосердие"? - спросил дьячок.
Ян покачал головой.
- Знал, да забыл. Пойдём, Нара.
- Да подождите же! - воскликнул дьячок, бросаясь следом. - Вы, видно, не понимаете. Это мой собственный почин. Обет во спасенье души моей грешной. Каждый день я оказываю посильную помощь всем обиженным судьбой - слепым и хромым, безногим и расслабленным, золотушным и прокажённым. А также юродивым и слабоумным. А с наступленьем холодов в нашем храме ночуют бездомные, получая и кров, и пищу.
Тут дьячок слегка приврал. Храм не ночлежка, а раздачей бесплатной похлёбки занимается Служба Гражданского Надзора. Но почтенный судья так щедро заплатил, а от правил можно разок и отступиться. Один-единственный разочек. Это, конечно же, грешно, но он непременно приступит к исповеди и во всём покается, как только его духовник вернётся в Лемар.
- Обойдёмся как-нибудь, - сказал Ян.
- Ну, Ян! - зашептала девочка. - Я в курсе, что ты недолюбливаешь храмы, но послушай! Уже начинает смеркаться, а нам надо где-то заночевать. Ночлежку закрыли, а стучаться в чужие дома я больше не хочу.
- Истину слышу из уст дитяти сего, - заулыбался дьячок.
Подобрав рясу, он устремился в сторону храма. Девочка последовала за ним, таща за руку Яна.
Узкая, как ущелье, улица, ведущая к храмовой площади, была пустынна. В синих сумерках медвяно светились окна домов - на снегу лежали желтоватые прямоугольники света, а полоса закатного неба над крышами была слюдянисто-зелёной. Ночь обещала быть морозной. На углу улицы чёрным стервятником притаились похоронные дроги, наполовину заполненные телами. Косматые яки, запряжённые в повозку, беспокойно фыркали, прядали гривами и рыли копытами снег - погонщик их едва сдерживал. Дьячок, проходя мимо, начертил в воздухе Знак Вышнего и пробормотал слова молитвы. Яки тревожились. Животных беспокоило не только присутствие мертвецов. Здесь было что-то ещё. Точнее, кто-то. То ли псы, то ли гиены. Они передвигались на задних ногах, неуклюже ковыляя и заваливаясь вперёд. Их тела были лишены шерсти, а ощеренные морды с приплюснутыми носами и узкими зенками имели мерзостное сходство с человеческими лицами. Вокруг похоронных дрог собралась целая стая этих тварей. Одни сидели в снегу, задрав остроухие головы, как псы, воющие на луну. Другие околачивались поблизости, будто выжидая. Люди их не видели, но яки чуяли их присутствие и, ярясь, грызли удила, грозно поводя рогатыми головами - попробуй только тронь!.. Образ получился настолько ярким, что Ян замедлил шаг и провёл ладонью по лицу, будто отгоняя наваждение. Надо же, опять разыгралось. Как днём ранее, когда к ним подошёл Хозяин Улиц со своими головорезами. Живенько так, разноцветно, как сон наяву. Впрочем, это сон наяву и есть. Обманка. Бывает иногда. А началось не так давно, осенью. В лагере Братчиков. Он струхнул тогда не на шутку, решил, что сходит с ума. Да Волчек успокоил. Сказал, что такое бывает у людей, потерявших зрение. Как человек, потерявший руку, временами чувствует свою отрубленную конечность, которой давно уже нет.
