– Жаль я помешал Трюмперу... Сжег бы тебя...

– И правда жаль, но только то, что никто не помешает мне сжечь тебя, Георг. Ты на самом деле был тут практически моим личным телохранителем, за это я выбрал для тебя не самую жуткую смерть.

– Ты идиот?! Ты хоть понимаешь о чем ты говоришь? О смерти! О жизни! Ты готов отнять у человека жизнь? Ублюдок! Только развяжи меня! И когда окажется, что это все тупой развод... Я тобой камин растоплю, понял, удод?!

Кляйн лишь ухмыльнулся, проходя мимо парня, который уже старательно извивался, пытаясь развязаться.

– Самое смешное, что жизнь вам продлили волки. Я же не раз говорил, что работаю на этой лыжной базе... Договориться с парочкой человек... Труда не составило!

– Зачем договориться? – замер Георг.

– Снегоход Билла был не исправлен, так же, как и Тома.

– Что? – в горле встал ком, от осознания происходящего.

– Должен был случиться несчастный случай... Но вся беда была в том, что я не знал о твоем приезде. И ты занял снегоход Трюмпера. Поэтому я поехал за вами, мне надо было, чтобы Том самостоятельно навернулся со снегохода.

– Чушь... Ты же шутишь, да? – страх костлявой рукой завладел его сознанием, не давая возможности адекватно мыслить. Голос сходил на нет...

– Нет... – канистра с бензином появилась из ниоткуда...

– Кляйн... – неподдельный страх застыл в его глазах...

Струя вонючей жидкости с плеском расплылась по полу, несколько секунд и это же вещество попало на стены, на диван, на стол... Кляйн поливал дом бензином.

– Ты ведь шутишь? Это всего лишь шутка... – его запястья уже покраснели от веревки, ноги болели от лежания на твердой поверхности. – Я ведь ничего не сделал... Я ведь... Пожалуйста... – он не договорил, закашлявшись, когда на его тело и лицо попала очередная струя бензина.

– И мне жаль Георг, что все так... – рассмеялся. – Я же говорил, что все должно было иначе. Но я должен признать, из всей тройки ты симпатичен мне больше всех.

– Прости... – сердце забилось еще быстрее, кожу жгло от бензина, слезы наворачивались на глаза, затуманивая взгляд. – Я... Не надо пожалуйста...

– Пока я скрывался тут, стараясь выжить, работая на этой жалкой работе, Штольц... Ты же его помнишь? Следил за нашими голубками, – спокойно рассказывал Кляйн, наблюдая за метающимся по полу парнем, – застал тот момент, когда их родители занимались кое-чем не самым приличным...

– И ты решил шантажировать Билла?

– Шантаж? Вообще, я не планировал, но так получилось. Я ведь до последнего надеялся... И когда Трюмпер увидел нас целующихся... Нет, знаешь, в тот вечер я старательно искал встречи с Биллом. И нашел. Мы разговаривали, когда я вновь предложил ему себя, на что получил категоричное «нет». Тогда само собой и получилось...

– Ты не такой... Это же всего лишь...

– Мелочи жизни, Георг? Ты когда-нибудь любил? Так, что спать без любимого не можешь, только на снотворном, от чего постоянная усталость. И тебя преследует постоянное чувство несправедливости, ошибки... И твоей собственной никчемности... Я терпел, мне надоело! Это не мелочи! Пусть ты и не понимаешь...

– Но то, что ты собрался сделать... – из последних сил, – Мы же люди, мы живые. А Билла ты любишь... Ты собрался убить... Неужели ты не понимаешь...

– Заткнись!

Кляйн обошел парня и, с силой дернув за штору, сорвал ее, навсегда нарушая разделение пространства. На кровати все так же лежал Билл... Юноша был бледен, а по щеке снова скользила красная капля. Кровь из носа. Черные волосы, что жирными паклями лежали вокруг его головушки, придавали ему вид погибшей медузы Горгоны, если отбросить тот факт, что ей отрубили голову.

– А ты, крошка, пойдешь со мной... – Кляйн подхватил парня на руки. Покачнулся, чувствуя боль в ногах, где еще не до конца зажили укусы волков. – Все будет хорошо, родной... – шептал он, – Мы выберемся.

Георг катался по полу, пропитывая одежду бензином, но пытаясь освободиться от пут. Наверно он даже это делал на автомате. Голова болела от противного запаха и слез...

Кляйн вынес Билла из дома, уложил на снег. Тонкое тельце тут же погрузилось в сугроб.

Парень поправил свои волосы и, достав из кармана зажигалку, вернулся к дому. Дверь была открыта. Он видел, как на полу бьется его бывший одноклассник, видел ужас на его лице, слышал его рыдания и... Ничего не чувствовал. То, что он пережил за эти годы... В нем наверно ничего хорошего-то и не осталось. Сначала он любил. В один миг влюбился в тихого парнишку, которого и не замечал никто. Влюбился, казалось, просто раз взглянув на него... Или увидев его улыбку... А может Билл просто откинул прядь черных волос с лица... Даже этого простого движения хватило бы, чтобы влюбиться. Потом Кляйн просто смотрел на него, следил за одноклассником, никому и ничего не говорил. Просто любил, берег в себе это чувство. Ничего теплее и ценнее этой любви в нем никогда не было и, скорее всего, уже и не будет. Далее он признался. Нервничал очень, но сделал это... Закончилось все плохо. И никто не поймет, как он злился сам на себя, как ненавидел себя и каким жалким считал себя за такой нелепый поступок. Было страшно и казалось, что все в школе теперь знают о его промахе. Но прав был Том, Кляйн не знал того, что Билл не как все и он не посмеется и тем более, никому не расскажет... А потом само собой получилось, что он облил словесными помоями Билла и его родителей... Пустил слухи... И уже спустя месяц стало нормальным издеваться над задротом, который даже одеваться нормально не может... Дальше прошли годы, а парень так и хранил в себе странную любовь к мальчишке, который напоминал фарфоровую куклу. Дальше этот дурацкий поход... И любовь Билла к Тому... Когда Кляйн впервые после лавины увидел этих двоих, то сразу же почувствовал перемены и в одном и в другом. Оба стали другими. И тогда сердце ухнуло... А дальше... Драться с Биллом? Хотя это было ему на руку. Кляйн попытался бить любимого человека, но... Но любимый человек сам побил его. Наверно это любовь Тома сделала брюнета таким уверенным... Или он всегда был таким, просто не раскрывался ни для кого. А потом это жалкое признание о