Лена уже наелась утренней порцией словоблудия. Она прошла в ванную, быстро оделась и направилась к выходу.
– До новых встреч в эфире. – Милан так и не встал, чтобы ее проводить. На лестничной клетке Лена посмотрела в лестничный пролет, раздумывая, броситься сейчас, чтобы поставить точку в этих бредовых отношениях, или повременить. Ее планы разрушил архитектор дома: в здании было всего два этажа, и она стояла на верхнем. Лена закурила, дверь квартиры отворилась, в коридор вышел Биккок в исподнем.
– Ты мусор забыла, выбрось в бак, как на улице окажешься. Но помни: пластик к пластику, стекло к стеклу, прах к праху. – Он подал ей черный пластиковый пакет и скрылся в проеме. У Лены больше не было сил злиться, она покорно схватила мешок и быстро спустилась во двор.
Промозглый февраль только раскрыл объятия, и прохладное утро бодрило. В отместку за презрение Лена бросила пакет с отходами рядом с баком, довольно рассмеялась и направилась к припаркованной у решеток двора машине. Через полчаса она уже была в офисе.
Тем временем Биккок репетировал. Каждое утро, оставшись наедине, он доставал скакалку, включал украденный саундтрек и читал стихотворение, написанное еще в студенческие годы.
– Будильник перерезал петли сна – и двери сна упали на ладони стаканом чая. Дорогу перепачкала весна – и мостовая в жидкой грязи тонет мостом причала. – Милан замедлял темп прыжков, и каучуковая нить плавно обходила щиколотки. – Тепло постели испускает крик на наковальне бешеного ветра куском металла. Я зажигаю сломанный ночник, я измеряю коридора метры шагом из стали. Холодная щетина на столе голодной бритве завтраком взошла стогом колосьев. Перчатки черной рваный пистолет забил доверху пальцами ушат обоймы грозной. – Биккок вспомнил, что не брился уже два дня, а потому теперь щетина смотрелась особенно колоритно. – Весь мир ложится бархатной дорожкой под стельки моих лаковых ботинок – поход в разгаре. Я начинаю переход по рожам, по скобам позвоночника пластинок – я рот оскалю. – Он начал взвинчивать темп, выдавая по 120 прыжков в минуту, и дыхания уже не хватало. – Страницами бульварных заголовков я выстелю тропу своей войны – я полководец. Залаяв под вольфрамовой головкой, я дирижером на краю волны открыл концерт.
Милан отбросил скакалку и уселся на пол. Последний год подобные упражнения давались ему с трудом: сказывались и сигареты, и напряженный рабочий график.
Отдышавшись, он направился к шкафу. Левый стеллаж был забит одеждой с претензией на стиль: вешалки венчали шейные платки, а сами плечики были укутаны в смокинги. Правый же отличался пестротой красок и разнообразием фасонов: здесь были и твидовые гости из Великобритании, и шелковые вестники Востока, и мягкие приталенные итальянцы, и строгие, но модные немецкие модели. Биккок заглянул в дальний угол шкафа, где съежился тряпичный пиджак в синюю клетку: он обиделся на невнимание хозяина и сжался в размерах до детской кофточки.
– Ну чего ты, иди сюда, сегодня вместе будем блистать! – Милан погладил пиджак, тот встряхнулся, тут же вырос до обычных размеров, а синие клетки заиграли глубокими нотами. Биккок подошел к большому зеркалу, примерил белую рубашку, которая сама застегнулась на все пуговицы, надел пиджак и недовольно поморщился. – Неладно скроен, да крепко сшит.
Пиджак покорно ужался в талии и расширился в плечах, синие клетки потускнели. Зеркало довольно подмигнуло бликом, давая понять, что Милан выглядит отлично, и хозяин дома улыбнулся.
На переодевание ушло меньше минуты, Биккок всматривался в свое лицо, пытаясь выискать следы загулов, влюбленностей и приключений. Ничего подобного не было.
Часы на стене ударили в набат, стрелки скривились и бешено засеменили по кругу, всем своим видом сигнализируя, что Милан опаздывает. Парень схватил портфель, обул туфли и бросился к выходу. Во дворе он недовольно покосился на черный мешок с мусором, брезгливо забросил его в контейнер и быстрым шагом направился к офису.
Привычка передвигаться пешком стала следствием продолжительных странствий автостопом, а этому увлечению Биккок отдался в молодые с головой. На этот наркотик его подсадили друзья Ильяс и Денис, которые достигли совершенства в искусстве останавливать машины на ходу, разорять попутчиков на сигареты и любопытные истории. В ответ они становились исповедниками, психоаналитиками, подушкой, в которую можно было поплакаться. И самое удивительное, что водители без задней мысли делились самыми страшными историями, которые приключались в их жизни, самыми постыдными поступками и самыми грязными желаниями, не дававшими заснуть по ночам.
Вдохновившись этими рассказами, Милан однажды уговорил Ильяса и Дениса взять его с собой в очередное путешествие. Неофиту подобрали самый простой маршрут, можно сказать, классику путешествия: Москва-Петербург. После этого Милана было не остановить, и вплоть до 25-летия он возвращался на малую родину, в Белград, только на попутках. Это увлечение сделало переписчика ходоком на длинные дистанции. За время своих странствий Милан успел прокатиться в одной машине с двумя убийцами, тремя насильниками, бессчетным количеством алкоголиков, наркоманов и неверных мужей.
Устроившись работать переписчиком, он взял квартиру в ипотеку в шаговой доступности от работы, чтобы никогда не пользоваться автобусом, а тем более метро.
Дорога к офису заняла чуть больше получаса. На проходной его привычным кивком приветствовали заспанные охранники в помятых костюмах. Порой Биккоку казалось, что охранники, коих здесь работало четверо, менялись между собой пиджаками, когда заканчивалась их двухдневная вахта. А выпив, он и вовсе уверялся в мысли, что все охранники – однояйцовые близнецы из одного помета или истуканы, сошедшие с конвейера № 14 «Уралвагонзавода». Почему именно 14-го, Биккок не знал, но настаивал, что именно так дело и обстоит.
Милан вбежал по лестнице на второй этаж, по привычке заглянул в «террариум», где работали четыре десятка переписчиков. В обязанности молодых и не очень сотрудников входило набивание текста, строго ограниченного количеством знаков: не больше 400. Отдел «Лайфстайла» готовил этикетки для бутылок вина; отдел экономики – для виски и коньяка; отдел политики – для водочной тары (да-да, в Москве именно водка – главный напиток всех тех, кто так или иначе связан с политикой); новости из раздела «Происшествия» и «Безумный мир» были самыми ходовыми, потому пивные компании вступали в ожесточенные подпольные схватки друг с другом, чтобы заполучить новости «РосАлкоБизнеса».
Это издание работало с проверенными производителями, другим конторам приходилось хуже: за неимением лучшего переписчики «Уха Москвы» публиковались на самогоне и суррогатах водки, журнал «Мегаполис» – на шипучем, противном, кислом вине, потому что читатели все равно в этом напитке не разбирались; патриотичное «НаДнеРу» работало только с алкогольными коктейлями.
Биккок вошел в кабинет, обставленный с некоторым изяществом, редко свойственным мужчинам, уселся за стол, вставил лист в печатную машинку, готовясь напечатать пару развернутых текстов для лимитированной серии виски.
Эпоха компьютеров и смартфонов канула в Лету в разгар Кризиса: северокорейские хакеры создали убийственный вирус «Саранча», который сгрыз все гаджеты от Apple, а после планшеты и телефоны на базе Android. Эпидемия началась с умиляющих роликов с котиками: стоило человеку посмотреть клип на YouTube, как на гаджете можно было ставить крест – программа запускала все приложения на устройстве, батарея разогревалась, как адская сковорода, и высокотехнологичный продукт сгорал, сопровождая свою смерть выбросом маленького белого облачка. Корейцы пошли дальше и написали код, уничтоживший ноутбуки и стационарные компьютеры: паленая программа разгоняла дисковод до 700 оборотов, и устройство не выдерживало нагрузок. Финальным аккордом стала модификация «Саранча 3.0», уничтожившая сотни тысяч модемов по всему миру. Миллионы пользователей сошли с ума, лишившись возможности обновлять статусы «ВКонтакте», выкладывать фоточки с вечеринок в Instagram, писать твиты с претензией на глубокомысленность. Это стало последней каплей: после суицида дочери американский президент велел стереть Северную Корею с лица земли – серия ракетных ударов похоронила идеи чучхе, плоть подданных великого полководца смешалась с радиоактивной пылью, но жизнь ребенка и подключение к Сети вернуть не удалось. Интернет стал дорогим удовольствием даже для бизнесменов, мир погрузился в темные времена, и людям пришлось достать с антресолей «Ундервуды» и снова научиться писать ручками и карандашами. В ходу остались самые дешевые телефоны, не имеющие подключения к Сети, и Nokia опять стали самыми популярными моделями.
